– Верю, капитан Харди.
Мимо них проходят две девушки, прикрывая лица веерами, хотя на них и так надеты красочные маски. Точно! О своей-то маске лорд Кеннет забыл. Слишком увлекся разговорами и вином, а ведь сам же попросил устроить маскарад. Не венецианский карнавал, но и тут можно разгуляться. Бентлей достает золотую маску льва.
– Мистер Харди, полагаю, нам тоже следует преобразиться в угоду причудам хозяина.
Лорд прикладывает украшение к своему лицу и завязывает ленты на затылке. Старается затянуть их потуже, чтобы маска не сползала. Сегодня балом правит он, а не губернатор Коулсон, но все приглашенные этого не подозревают.
– А? Oui. Запамятовал, – капитан Харди тоже надевает маску, но та скрывает лишь верхнюю половину лица. Свои шикарные усы Томас прятать не планирует. Он разглаживает их, прихорашивается с улыбкой: – И чего вдруг Коулсону взбрело рядиться в зверье?
– Нынче так модно в Лондоне, капитан Харди. – Бентлей кидает взгляд на бокал в своей руке. Приходится отставить его на поднос слуги.
По широкой лестнице со второго этажа спускается леди. Ее багровое, словно выдержанное вино, словно кровь, платье элегантно подчеркивает фигуру. И Кеннет не может удержаться, чтобы не улыбнуться под маской. Он поправляет камзол и, кивнув Харди, делает шаг в сторону ступеней. Моргана выбрала лучшее из всех платьев. Кеннет так и думал, что красный цвет очарует влюбленную в роскошь пиратку, та никогда не разменивается по пустякам, но, чтобы помучить ее примерками, он запрятал его дальше всех.
За несколько месяцев путешествия с ней бок о бок лорд понял: у них есть одна общая черта – тяга красоваться на публике. И алый цвет – лишь очередная возможность приковать к себе все взгляды.
Кругом полно милых леди, напоминающих утонченных лебедей, в нежных нарядах, но Моргана – хитрая лисица, вышедшая на вечерний променад. Кеннет подобрал ей черную маску, перекликающуюся с темными рюшами и бантами на корсаже и с его собственным бархатным костюмом. Теперь она еще больше навевает мысли о стоящем на якоре «Остром лезвии».
Можно только представить, каких трудов прислуге стоило обуздать буйный нрав ирландки, чтобы втиснуть ее в корсет и собрать волосы в высокую прическу, начесав местами под стать европейским дамам. Кеннету удалось заглянуть в гостиную после того, как дамы выбрали себе по платью. Кругом он увидел пестрый хаос: то тут, то там лежали яркие ленты и кружева, подъюбники и туфли, потерявшие свою пару. Его раздосадовало такое отношение к вещам, но тихий разговор Мэри и Энн между собой убедил его, что дама, ради которой затевался прием, все же удовлетворилась и даже не бранилась как сапожник.
– Мисс О… – Бентлей изящно подает Моргане руку.
Миловидная девушка рядом с капитаном хихикает. Амелия нашла в О’Райли если не подругу, то идеал для подражания. Дочь губернатора Коулсона старается идти так же гордо, быть похожей на Моргану. Но розовому воздушному пирожному не стать драгоценным камнем. Амелия красива беспомощно, в то время как красота О’Райли разит.
Моргана есть рубин, блестящий стюартовский камень [33] безупречной огранки. Ирландка подает обтянутую шелковой перчаткой руку, и Кеннет целует кончики пальцев. Она никогда не потеряется в богатых интерьерах поместья и будет светиться на каждом приеме. Даже в клубке змей-аристократок никто не посмеет ее уязвить. Кеннет помогает капитану спуститься, Моргана делает последние два шага и выравнивается с ним.
– Вы прекрасны.
Бентлей испытывает волнение – не трепет предвкушения, а то самое чувство, когда внутри все заворачивается в узел. Обычно оно посещает лорда в самые ответственные моменты его жизни: Кеннет волновался, когда первый раз ступил на борт корабля; переживал, подписывая и вынося первый смертный приговор; трепетал, когда столкнулся лицом к лицу с О’Райли на корабле капитана Годфри. Знай Моргана о его чувствах, она бы не упустила возможности припомнить старое прозвище – щеночек.
Маленький белый пушистенький щеночек, звонко лающий, но при этом трясущийся и поджимающий хвост. Конечно, он уже несколько лет не щенок, но разве докажешь ирландке?
– Благодарю. Платье чудесно, – сдержанно отзывается капитан, ее голос приглушает маска.
– Оно ваше. Надеюсь, вы насладитесь им и этим вечером.
Бентлей берет О’Райли под руку и приглашает в зал, откуда доносится музыка. Губернатору Коулсону удалось привлечь к организации приема оркестр и хор из местного театра. Хотя если бы не несколько людей Кеннета, которых лорд пригласил с «Приговаривающего», музыка была бы гораздо дурнее. Он послушал с утра, как исполняется гимн Британии, и скривился от оскорбительной игры – настолько она была плоха. Кеннету нужно, чтобы все прошло идеально. На меньшее он не согласен.
В светлом зале царит восхитительная атмосфера, возвращающая лорда Бентлея под крыши благородных домов Англии. Он так давно покинул светское общество, что просто не может по нему не скучать. Конечно, всегда неловко быть практически непьющим в компании не пропускающих ни одного бокала мужчин, но подобная мелочь не могла омрачить ни единый прием. Обычно Бентлей предпочитает находиться у стены. Ему нравится больше наблюдать за происходящим, чем быть участником, хотя иногда он и давал себе волю, приглашая на кадриль взволнованную одинокую барышню.
– Это платье под цвет ваших парусов. Расшито золотом. И…
– Надеюсь, я его больше в жизни никогда не надену. Корсет давит мне на ребра так сильно, что я не могу нормально дышать. А каждый шаг – особый вид мучений. В чем смысл устраивать прием, лорд Кеннет? И к чему такая помпезность? – Моргана держится осторожно за его руку, она вежливо кивает нескольким дамам. Вряд ли кого-то из них она знает, лишь демонстрирует манеры.
Коулсон постарался наводнить дом людьми светскими, знающими, как правильно держать вилку и спину на людях. Губернатор держится за свое место, что только на руку Бентлею, который не может не заметить среди прочих нескольких особ, не обремененных моралью. Пускай, пусть будет многолюдно.
– Захотелось подарить вашему пиратскому величеству бал, достойный вас. Решил, что вам не помешает немного увеселений перед долгим отплытием.
Моргана склоняет голову набок. Бентлей не видит выражения ее лица, но маска, скорее всего, скрывает удивление, настороженность и недоверие. Стискивая локоть, Моргана парирует:
– Тогда… Я могу расценивать это как оскорбление? Бал в Нассау… Бентлей, вы меня разочаровываете.
Интонация сквозит игривостью, той самой, какой окрашивают шутки, когда не хотят серьезно оскорбить человека, но намереваются поддеть его. К тому же она обращается к нему по имени очень нежно. Бентлей усмехается, пожевывая губу:
– Не гневайтесь, мисс. Мне есть что вам рассказать и показать, но позвольте сделать это позже. А сейчас не будет ли вам угодно подарить мне первый танец?
Музыка обозначает начало менуэта.
– Разве я могу дать вам свой решительный отказ?
– Не думаю. И это меня радует.
Бентлей нескромно выводит Моргану в центр зала. Они нарушают традицию: прием открывает хозяин дома, но это бал Бентлея, а все гости скрывают лица за масками. Так что подобное упущение не станет критичным, а если приглашенные и начнут шептаться между собой, то Кеннету и не важно. Он никогда больше никого из них не встретит. И слухи не разойдутся дальше столь злачного места, как Нассау.
Появилась еще одна возможность проверить старую догадку. Бентлей галантно одаривает Моргану своим вниманием. Если О’Райли действительно выпорхнула из гнезда знатной семьи, она соблюдет все правила без малейшего огреха. В себе же Кеннет не сомневается от слова «совсем». Он был воспитан в благородной семье и пусть давно не танцевал, но мастерство не растерял.
Мужчине хочется продемонстрировать всем собравшимся красоту очаровавшего его капитана. О возможном позоре, если Моргана не так поставит ногу, он не задумывается. Бентлей снимает с головы треуголку, низко кланяется Моргане, в то время как она ловко и изящно приседает в реверансе. Даже пышное платье не стесняет ее движений. И тело говорит лучше, чем когда-либо произнесенные фразы.
