Бентлей никогда не должен был выйти в море. Его отец никогда не позволил бы ему это сделать, если бы был чуть более внимательным по отношению к нему. Но это, пожалуй, и сыграло на руку молодому лорду, которому так отчаянно хотелось стать самым великим, лишь бы заслужить поощрение и похвалу от отца. Единственное, о чем он не подумал, так это о матери. Уже позднее пришло осознание, что она осталась с отцом наедине. И, скорее всего, ей приходилось выслушивать, какой же их сынок неблагодарный.
Бентлей искренне любит свою мать. И уверен, что, несмотря на его своевольное поведение, она тоже продолжает его любить. Возможно, ему не стоило ее покидать – хотя бы потому, что один на один с отцом всегда было невозможно оставаться. Но он сделал свой выбор, который теперь привел к весьма интересным последствиям.
Мэрилинн Кеннет души не чаяла в своем сыне. Единственное, что ее безусловно расстраивало, так это тот факт, что родился мальчик. Конечно, в столь жестоком мире, в котором они живут, родиться мальчиком было лучше, но Мэрилинн молилась, чтобы господь послал ей еще одну дочь. Миссис Кеннет постаралась бы обеспечить ей лучшую долю. Та стала бы женой состоятельного человека. Но у Мэрилинн родился сын – гордость семьи Кеннетов. И она никогда не думала, что это маленькое чудо, скандально заявляющее о своем рождении, смотрящее на мир большими серыми глазами, когда-нибудь разобьет ее сердце.
Лоуренс был счастлив, что у него появился сын, и уже строил планы, как продвинуть Бентлея в парламент, где, как предполагал сам Лоуренс Кеннет, должен состоять каждый уважающий себя лондонский джентльмен, хоть чего-то добившийся в жизни. Он хотел сделать из сына достойного политика, который мог бы занять впоследствии место премьер-министра. Но Кеннета-младшего пленяли захватывающие истории про службу, бравых офицеров и в том числе про морские сражения. Он бегал в трактиры и таверны, где иногда останавливались капитаны, с восхищением слушал истории бывалых офицеров на приемах и балах, куда его традиционно старались не брать и ругали, если он чрезмерно докучал людям расспросами.
Лорд Бентлей Кеннет никогда не должен был оказаться в море. Тем не менее он здесь, в каюте капитана пиратов. Это низкое, не слишком просторное помещение – очень темное, под потолком болтается единственный источник света, лампа с небольшой свечой внутри. Из-за качки и того, как стремительно «Острое лезвие» несется по волнам, то и дело падая и снова взмывая вверх, по каюте пляшут пятна света. От них у лорда кружится голова. Он слишком долго прослужил на море, чтобы чувствовать себя плохо в качку, выплевывать кишки за борт и бояться быть облитым соленой водой, но так и не научился переносить шторм.
Первый час Кеннет сидит в кресле, сложив руки на коленях, ничего не трогает и пребывает в легкой задумчивости, которую омрачает лишь факт, что волны заставляют отчаянно метаться не только корабль, но и его мысли. Как бы было прекрасно сейчас оказаться на «Приговаривающем» в своей каюте, а не здесь, на гнилой посудине, которая в любой момент может стать его саркофагом. Нет, если и рассуждать о смерти в море, то Бентлей хочет пойти ко дну исключительно на палубе величественного, мощного и грозного галеона – чуда кораблестроительной инженерии.
«Приговаривающий» – гордость Бентлея Кеннета. И отражение его высокого мнения о себе. Галеон максимально приближен к плавучей крепости, он даже больше «Повелителя морей» – флагманского 100-пушечного корабля Королевского флота, и Кеннет не может не улыбаться самодовольно каждый раз, когда думает о том, что ему удалось обойти монарха практически на сорок орудий.
Но сейчас Кеннет не на своем корабле, и если буря окажется сильнее навыков Морганы, то они все отправятся на дно и больше никогда уже не увидят свет. Однако Бентлей не сомневается в капитане, что не радует его самого. Обычно лорд подвергает сомнениям даже очевидные факты, не то что людей. Но Моргана О’Райли – исключительный случай. И Кеннет тяжело выдыхает, когда становится невыносимо думать, что он доверил пиратке собственную жизнь. С другой стороны, не то чтобы сейчас у него большой выбор. С несущегося в центр бури корабля не так-то просто сойти.
Бентлей брезгливо трясет ногой, чтобы стряхнуть с туфли воду, но та уже залила весь пол каюты. Видимо, сочится из-под двери, особо сильная волна настигла палубу. И мысль, что Моргане наверху намного тяжелее, чем ему, трусливо спрятавшемуся под крышей, закрадывается в голову. Кеннет качает ею из стороны в сторону. В конечном счете, самое лучшее, что он может сделать сейчас, так это не мешать. Даже если бы у него появилось желание хотя бы немного помочь, рациональность говорит просто остаться на месте. И все, что делает Бентлей, это подбирает покатившиеся по столу книги и ставит их на пустые места на полке.
Облокотившись на край стола, чтобы в первую очередь удержаться на ногах, Кеннет ведет пальцами по корешкам потрепанных книг. Никогда до этого он не замечал и не обращал на них никакого внимания, но очень занимательно видеть Библию в соседстве с Джонатаном Свифтом – чистокровным англичанином – и сборником ирландских баллад. Кеннет поглаживает книги указательным пальцем. В следующий же момент он вынужден упереться еще сильнее в стол, чтобы не качнуться и не удариться обо что-нибудь носом. Бентлей ловит золоченый подсвечник – и этот предмет возвращает его в день первой встречи с О’Райли.
Так часто Кеннет думает о встрече с Морганой. Так часто он просеивает то порядком подзабытое событие сквозь сито настоящего. И невольно рад, что она с ним рядом.
От силы, с какой волна врезается в борт, распахивается окно, и Кеннет спешит подойти к нему, удерживая равновесие. Одна из створок разболтана, а значит, окно распахнется еще не раз и не два. И сколько воды еще вместе с этим зальется в помещение. За окном вспыхивает яркая молния, оглушительный раскат грома доносится снаружи. И там, на далеко не безопасной палубе, находится Моргана. Корабль уходит в правый крен. По мокрому полу едут кресло, табурет и стул. Бентлей только и успевает, что рухнуть на кровать и вжаться спиной в неудобный угол.
Он еще несколько раз поднимается с кровати в зависимости от положения корабля, мечется из стороны в сторону, пока в конечном счете не садится в кресло. За окном уже не слышны раскаты грома, тише свистит ветер. И по цветному стеклу витража барабанят капли дождя. Ему даже удается задремать. За все время он так и не научился спать в шторм – ни за годы службы, ни в рейсах, совершенных в качестве офицера и торговца. Даже самая адская усталость не могла навалиться на него и заставить уснуть при сумасшедшей качке. Сейчас же, утомленный, он спит, но выпрямляется в кресле, едва только скрипит дверь каюты.
– Моргана?.. Мисс О’Райли, – Кеннет одергивает камзол и встает из кресла. Туфли опять шлепают по воде, и Бентлей брезгливо морщится.
Капитан на пороге выглядит хуже мокрой мыши. С нее ручьями течет вода, а волосы, камзол и бриджи потемнели от влаги.
– Вы в порядке?
– Лучше не бывает.
Моргана делает несколько шагов, подходит к низкому комоду, прибитому к полу, и из одного из ящичков достает бутылку рома – мутную, запыленную, но все же бутылку. Она ставит ее на стол, а сама, прежде чем сесть, снимает с плеч мокрую одежду и бросает на пол.
– Славная погодка выдалась, не так ли?
Серьезно и немного строго Кеннет наблюдает за ней, пытаясь понять, шутит ли девушка. Но та даже не думает смеяться. Она наполняет для себя бокал и, подумав с секунду, толкает бутылку и Кеннету. Лорд не собирается опускаться так низко и пить подобное пойло. Однако такой своеобразный жест вежливости заставляет тепло разливаться в груди. Он бы, однако, не отказался от «адвоката» [38].
– Прескверная. Но вы смогли вывести нас из шторма.
Коротко хмыкнув, капитан передергивает плечом и опрокидывает в себя ром. Кеннет замечает красный след, проходящий через ее грудь. Только немногие капитаны, которых он знал, привязывали себя к штурвалу веревкой. Не столько боялись не устоять, сколько хотели пойти на дно вместе с кораблем и чтобы ни у кого не возникло желания их спасти. Бравое дело, но Кеннет надеется, что Моргана не ярый приверженец верности только одному кораблю.
