Вчерашний ужин из фасоли и водянистой похлебки, запитый разбавленным вином, покидает желудок. Она сплевывает желчь и рукавом вытирает губы.
Омерзительно.
Да что же она делает со своей жизнью? Капитан поднимается на ноги, согнувшись в три погибели, она упирается руками в потолок экипажа и начинает агрессивно стучать кулаками, чтобы солдаты снаружи слышали ее и даже не думали расслабляться.
– Вы не имеете никакого права арестовывать беременную женщину! Даже Мэри Ридд не судили беременной!
Ответом ей служат неслабые удары по крыше, отдающиеся в голове звоном монет, падающих в пустую чашу. Она выберется из этой кареты и обязательно устроит каждому своему обидчику трепку. В том числе сероглазому офицеру. Уж его-то она будет бить головой о землю с особым остервенением, пока лицо не превратится в кровавую кашу, а пальцы правой руки не побагровеют.
Никто не смеет лезть к ней в голову.
Кэб недолго трясется. Дверцы распахиваются, и Моргану за шиворот вытаскивают обратно на свет, пресекая ее попытку наброситься хотя бы на одного мундира. На запястьях защелкиваются тяжелые наручники с короткой цепочкой. Трудностей становится только больше.
– Я требую, чтобы сообщили моему отцу о моем аресте! Британскому лорду! – рычит О’Райли.
– Конечно. И королю сообщим, – усмехается офицер с щербинкой меж передних зубов. Он тащит ее вперед прямиком к виселице, пока улюлюкающая толпа на площади становится все больше и больше. Это не Лондон с его огромными улицами. Моргана видела, как тысячи людей ждали ее казни в английской столице, здесь же вряд ли наберется чуть больше четырех сотен.
Но ей все еще отвратительно думать о том, что люди, которые несколько часов назад сидели с ней за одним столом, превращаются в самых яростных противников, жаждущих кровавой расправы.
– Мой отец Деланей О’Райли! Только посмейте меня повесить! – скандально кричит Моргана, вырываясь, но далеко с наручниками на запястьях ей не удрать.
Они просто обязаны написать ее отцу и дождаться ответа. В каких бы сложных отношениях они ни были, но Моргана привезла в Ирландию для лорда О’Райли целое состояние. И он просто не сможет отказаться от родной дочери, хоть когда-то и попытался ее продать, как скот. Капитан предпринимает еще одну отчаянную попытку выбить себе отсрочку от виселицы, ведь счет идет на минуты.
Вот она – петля – маячит перед глазами, несколько несчастных стоят с уже накинутым на шею «ожерельем». И самое унизительное не то, что Моргана попалась в каком-то захолустье, а то, что ее хотят повесить… с кем? С какими-то убогими? Женщина в грязном фартуке, наверное, задушила во сне младенца. Вот тот, у самого края, мальчишка в замызганной рубахе с измазанным лицом вряд ли кого-то убил, просто украл у хозяина-кузнеца не то деньги, не то клиента. Все они – не чета ей. Ее хотят повесить рядом с отребьем? Это даже возмутительно.
– Я жена покойного лорда Кеннета, как вы смеете так обращаться с леди! – Моргане удается вскинуть руку и продемонстрировать на пальце кольцо – весомое доказательство того, что она не лжет. Но даже дьявол процитирует Библию ради собственной выгоды.
Кто-то из ее конвоиров раздраженно рычит. Как оказалось, имя Бентлея Кеннета действительно имеет вес. И просто по чудесной случайности Моргана тогда знать не знала, с кем же ей приходится иметь дело. Но прошло уже девять лет, и слава молодого лорда уходит дальше в прошлое. А эшафот неумолимо приближается.
О’Райли упирается пятками в землю, стараясь не сдвинуться с места. Но ее все равно втаскивают на деревянный помост и подводят к самой крайней петле, ставят рядом с незадачливым пиратом, который, видимо, даже удрать не смог. И что такого мог вообще сотворить этот глупец, что его ставят в один ряд с ней? Хоть бы проявили каплю уважения к ее жестоким деяниям. По лицу дурачка из таверны видно – он не боится, лишь расстроен и недоволен собственной участью. Моргана подмечает, что он слишком длинный для этой петли. Интересно, когда он повиснет, до земли останется больше или меньше дюйма?
Набрав в легкие побольше воздуха, капитан О’Райли вновь выкрикивает:
– Я сказала! Вы не смеете меня казнить! – Пнув английского офицера, Моргана гордо вскидывает голову, пока ей на шею навешивают петлю.
Взглядом в толпе капитан пиратов выискивает Колмана, своего верного квартирмейстера, лучшего друга, который точно не бросит ее погибать. Хотя Моргана и полагает, что ирландцу могло уже надоесть каждый раз вытаскивать ее из гибельного положения, будь то петля, горящий корабль или просто несчастная любовь.
– Focáil sasanach!
Сосед по виселице делает к Моргане шаг, пока один из мундиров торжественно начинает зачитывать список прегрешений выстроившихся в шеренгу. Балбес из трактира шепчет:
– Я, конечно, по-испански не говорю, но… что вы там сказали?
О’Райли кидает сердитый взгляд на долговязого пирата. И с чего бы ей перед смертью проводить урок по ирландскому языку?
Моргана фыркает и опускает взгляд на свои запястья. У нее определенно есть только один путь выбраться из данной ситуации, но она не хочет прибегать ни к чему подобному. Хотя пряжки на ремешках длинной перчатки заманчиво поблескивают.
Им всем несдобровать, если она решится на такой отчаянный шаг.
– Это не испанский, – на выдохе произносит капитан, все еще глядя на свою левую руку. – Это ирландский, focáil sasanach – сраные англичане. – Она снова ищет взглядом в толпе своего старпома.
– Ирландский? А, теплое местечко. Бывал там пару раз.
Полудурок делает еще один шаг в сторону Морганы. От него воняет, как от заядлого пьянчуги. Но кто здесь из них может похвастаться благоуханием розовой воды?
– А, да, я, кажется, потерял ваш пистолет. Не получится вернуть…
Он будто издевается над ней. Именно в тот момент, пока офицер зачитывает приговор. Рискнуть или нет? В голове навязчивый голос подсознания пытается соблазнить ее и заставить стянуть с запястья перчатку. От одного раза ведь ничего не будет. Просто снять и разобраться со всеми ними.
«Где же Колман?» – стучит в голове вопрос.
– …таким образом, властью, вверенной короной, Моргана О’Райли приговаривается к смерти через пове…
– Простите!
О’Райли вскидывает голову. Чужое громкое обращение к британскому офицеру заставляет того не просто отвлечься, а даже перестать рыдать обезображенную жизнью приговоренную к смерти женщину, которую для себя Моргана обозначила как детоубийцу. Толпа тоже стихает. Офицер с бумагой в руке вскидывает бровь.
– Я, конечно, могу не знать всех тонкостей… но приговоренному к смерти вроде причитается последнее желание? Да? А! Вот мое. Отпустите меня. Ну и эту девушку, которая О’Райли. А того парня, – Джеффри руками в кандалах указывает на багрового от напряжения толстяка рядом с мальчишкой, – можно повесить. Чтобы уж вам совсем грустно не было.
Что за глупости несет этот… Баклан? Палач рядом с рычагом переводит взгляд на офицера, словно поверил в правильность сказанных пиратом слов. Он не понимает, отпускать или вешать. Офицер с недоумением смотрит на палача, тот на него. Оба приходят к выводу, что демагогия перешла всякие видимые и невидимые границы.
– Повесить.
Палач хватается за рычаг, но грохот выстрела прорезает воздух и вновь заставляет ревущую толпу заглохнуть. В груди громилы зияет дыра, из которой медленно сочится кровь. Моргана одним резким движением скидывает со своей шеи петлю. Вот и не приходится высвобождать руку из кожаной защиты.
О’Райли бросается к стоящему как раз рядом офицеру, объявлявшему ее послужной список, накидывает на его шею цепочку от кандалов и перекручивает, чтобы офицер задохнулся. Она успевает провернуть маневр до того, как мужчина хватается за оружие. Может, удача и не окончательно ее покинула, но это еще предстоит проверить.
– Сдохни, скотина, – шипит капитан на ухо своему судье, все больше натягивая цепь, заставляя железо впиваться в горло. Обессиленное же тело застреленного палача падает на рычаг, и механизм под тяжестью грузной плоти срабатывает, открывая люки. Те, кто не успел выбраться, отправляются в короткий последний полет.
