Полыхнул барьер, шар расплескался огненной волной, проявляя шестиугольные соты защитного купола, и я одобрительно кивнул: такое строение являлось очень хорошим вариантом, в достаточной степени надёжным и одновременно очень экономным.
Бойцы не останавливались, они непрерывно маневрировали, в мгновение ока перемещаясь из одного края арены в другой и обрушивали друг на друга всё более мощную магию. Они предались делу даже с большей отдачей, чем на тренировках, так что наловчились одновременно творить сложные магические структуры, атаковать такие же вражеские и защищаться от точечных атак. Тана сумел завершить автономную форму, создающую острые сгустки стабилизированного пространства и метающую их в противника. Но Ксандаш воспользовался местностью, прошёл под самой стеной арены, и три десятка треугольных кольев вонзились во вновь вспыхнувшие соты барьера.
Несмотря на не слишком серьёзный вид, чары, созданные Хартаном, являлись очень мощной магией. И, ударив почти в одно и то же место, они локально перегрузили защиту. С громким звоном лопнул один из обсидиановых эффекторов, но, кроме испуга зрителей, в которых направлялась магия, ничего не произошло. Конструкция барьера являлась модульной, так что оставшиеся эффекторы тут же перераспределили нагрузку.
Тем временем Ксандаш завершил свои чары — двенадцать шаров, наполненных магическим аналогом плазмы, закружились вокруг его тела, после чего один за другим выстрелили в Хартана. Тот выставил перед собой почти незаметную сеть барьера, пройдя через которую шары потеряли направление и разлетелись в разные стороны. Увы, разрушить готовые сформированные чары было гораздо сложнее, чем помешать им во время создания. Зато получалось нарушить правильное функционирование, изменить траекторию или обмануть структуры наведения. Некоторые шары ударили в землю, проплавляя щебень и оставляя на своём месте лужицы лавы, а другие улетели прочь и врезались в купол барьера. К счастью, ударили они не подряд и не в одно место, так что, несмотря на мощность, перегрузить защиту не смогли.
Хартан выпустил в Ксандаша масштабную атаку, создав структуру стабилизации движения атомов. Волна холода прошла по арене, в воздухе возникла белая пыль — сконденсированные из воды кристаллики льда. Чары перераспределяли отобранную энергию броуновского движения, так что по сторонам атаки на арене начал плавиться камень, растекаясь двумя расходящимися дорожками лавы. Ксандаш защитил себя многослойным барьером и выпустил в Хартана фрактальное искажение, так что тому пришлось срочно стабилизировать вокруг себя пространственные метрики и тут же уходить в сторону — творить в том месте сложные чары не получилось бы даже у меня. Лопнул ещё один эффектор барьера — магическая структура Ксандаша оказалась слишком сильной.
Они вновь сошлись в рукопашной обрушивая друг на друга техники и чары, взламывая барьеры противника и возводя свои. Им пришлось много перемещаться, ведь там, где они проходили, на земле оставались лужи лавы, острые ледяные сосульки, кристаллические лезвия и участки пространственных аномалий.
Я видел лица их обоих. Теперь на них пылал нешуточный азарт, оба упивались битвой, отдавая ей всего себя. Они перестали строить длительные планы, не применяли ни стратегию, ни тактику, просто лупили друг друга всем, что имелось в их арсеналах, так любезно предоставленных мною за годы и годы обучения в божественных снах.
Из-за того, что ни одному из них не грозило выгорание, увеличением силы магии они не пренебрегали. При этом их контроль не только не упал, но и поднялся на высоту, недоступную очень многим магам. И сейчас я получил возможность с ужасом осознать, в каких монстров я их превратил.
— Тана, давай! — кричала Кенира, вскидывая вверх кулак.
— Папа, сделай его! — восторженно вопила Патала.
Но их голоса полностью тонули в восторженном рёве зрителей, получивших, наконец-то то зрелище, о котором так мечтали.
Я же их восторга ни капли не разделял. Масштабные магические атаки одна за другой обрушивались на барьер. И пусть он прекрасно держался, но иногда магия обоих участников била одновременно, при этом неся противоположную стихийную окраску. Возникал резонанс, и ещё один эффектор прекращал существование. С уменьшением количества им приходилось брать на себя всё большую и большую нагрузку, а из строения барьера я знал, что восемь — минимальное число, после которого барьер окончательно распадётся. И пусть в строю оставалось не меньше двадцати, динамика ничуть не успокаивала.
На арене бушевало настоящее инферно. Потоки разноцветного огня, разряды молний, угольно-чёрные иглы и плоскости искажённого пространства, каменные и кристаллические шипы, сгустки псевдоматерии и автономные конструкты — Хартан и Ксандаш потеряли какие-либо представления о том, где находятся и кто их противник, и стали биться не на жизнь, а на смерть. С каждым выбывшим из строя модулем нагрузка на остальные повышалась, так что они взрывались всё чаще и чаще. Ничуть не спасало ситуацию то, что бойцы начали использовать ещё более мощную магию, при этом наводили её уже не так точно, пытаясь накрыть противника площадными атаками.
Похоже, до зрителей начало что-то доходить, восторженный рёв начал сменяться криками ужаса. Осознав, что ждёт их, когда барьер падёт, люди кинулись к выходам, неизбежно создавая давку и перекрывая проходы. Я ждал сигнала от организаторов к остановке боя — не то, чтобы верил, что даже после этого Ксандаш и Хартан остановятся. Но увы, бой проходил под взором Керуват, оба бились честно, а значит, останавливать их никто не имел права. С замиранием сердца следил я, как рушатся последние эффекторы. Когда их осталось десять, сказал:
— Мирена, Кенира — пора.
— Тана будет дуться пару дней. Да чего уж там, всю неделю! — лучезарно улыбнулась жена, крепко меня поцеловала, после чего, оттолкнувшись ногой от сиденья, взмыла в воздух.
Я видел, как её окружает целое облако элир, формируя структуры, похожие на крылья, состоящие из множества полупрозрачных лент. Она величественно пролетела над головами зрителей и приблизилась к барьеру, который теперь работал постоянно и накрывал всю арену куполом из шестиугольных сот.
— Ну как тебе моя дочь? — спросила Мирена, глядя на Кениру с любовью и восхищением.
— Можешь даже не спрашивать, — ответил я. — Она лучше всех в мире. А я самый везучий крецаш на Итшес! Но скажу тебе по секрету, моя тёща тоже великолепна. И я имею в виду не только её красоту.
Сложные потоки магии, выходящие из тела Мирены, обтекали барьер арены, создавая ещё один дополнительный купол. Защитная структура, которой она воспользовалась, тоже была очень надёжной, но из-за отсутствия материальных якорей требовала огромного количества элир. На Итшес существовало очень немного людей, способных создать барьер таких размеров. Но для Мирены столь сильный поток магии проблемой не являлся, сомневаюсь, что она даже заметила уменьшение своего запаса.
Мирена, услышав мой комплимент, расцвела в улыбке. Незель, с теплом и любовью наблюдающая за своей подругой, одобрительно мне кивнула.
— Мам, а кто победил? — спросила Патала, вглядываясь в море магии, бушующее на арене. — Надеюсь, папа!
— Рано говорить, — ответила Лексна. — Но в одном я уверена точно, твой папа давно так не веселился.
Я не мог поверить своим глазам. Зрители, до того набившиеся в проходы, вместо того чтобы пытаться пробиться наружу, начали возвращаться на свои места. Многие вскинули оптические приборы, чтобы получше рассмотреть Кениру, прошедшую через внутренний купол и опускающуюся на арену.
Плотная волна магии хлынула от моей жены, и шторм, бушующий под куполом, начал затихать. Исчезли висящие в воздухе потрескивающие полотнища плазмы, улеглась пыль, невидимая ладонь придавила бьющие молнии и направила их вниз в землю. Вернее, в то, что от этой земли осталось. Ксандаш и Хартан ничуть не удивились появлению Кениры, они продолжали биться, как ни в чём не бывало, обрушивая друг на друга потоки ударов кулаками, ногами и созданным из чистой магии оружием. Они пытались создавать и чары, вот только элир моей жены, заполнившая арену, ломала все структуры на этапе создания.
