"Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Насута Екатерина

Антон Антонович потянулся за компотом из сухофруктов – промочить горло, а Крымов решительно кивнул:

– История занимательная – мне все интереснее.

– Я же говорил, – усмехнулся Долгополов. – Но я продолжаю: «И направились царь Саул и его спутник в сокровищницу. Стража и слуги стояли поодаль с факелами, когда Саул взял из сундука корону поверженного им эмира Бекман-Бека. Сверкнули в отсветах факельного пламени грани алмаза величиной с куриное яйцо. “Так это и есть камень богов Вселенной? – глядя на свою добычу, прошептал царь. Точно великое прозрение рождалось в нем. – Огня мне! Слышите?! – даже голос его зазвучал иначе: – Больше огня!” Слуги поспешно обступили повелителя. И едва полыхнул внутри камня огонь, разлился и заиграл тысячью кровавых искр, дрогнуло сердце Саула. Точно отравленная игла пронзила его и осталась там навсегда. Царь грозно обернулся к визирю: “Ты неспроста встретил того волхва, ал Аюм. И неспроста он рассказал тебе о Звездной карте жрецов-лукомонов. Именно ты должен был передать то откровение мне, царю великих земель. А посему повелеваю: ты, мой слуга, и будешь тем человеком, которому я поручаю разогнать тучи, – глядя визирю в глаза, глухим голосом проговорил Саул. – Отыщи мне Звездную карту и оставшиеся шесть камней. Возьми лучших моих воинов: столько, сколько нужно! Отыщешь, награжу тебя так, как может наградить верного слугу самый щедрый из великих царей. А не найдешь – пожалеешь, что рассказал мне эту историю. Ужасно пожалеешь! Начинай поиск сегодня же. Сейчас же!..” И ничего не оставалось визирю, как поклониться царю Саулу и с этого часа уповать на свою удачу и везение и волю Всевышнего…»

Долгополов умолк, закрыл книгу на закладке и отложил в сторону.

– Ну что, Андрей Петрович, по второй?

– Пожалуй, – задумчиво произнес детектив.

– Двигайте стопку.

Крымов так и сделал. Хитро улыбаясь, старичок потянулся к графину с настойкой. Снял высокую крышку, вначале наполнил янтарной настойкой стопку гостя, затем свою.

– Будем?

– Будем, Антон Антонович.

Они вновь чокнулись и выпили.

– Теперь по полной задела история?

– Еще как, – охотно кивнул детектив. – Но почему задела так остро?

– Может быть, вы что-то вспомнили?

– Что именно?

– Понятия не имею. Я вас спрашиваю.

– Иголка…

– Что – иголка?

– Как там сказано про сердце царя Саула: «Точно отравленная игла пронзила его и осталась там навсегда». Верно?

– Все так, Андрей Петрович.

– Ну вот, крохотная заноза засела и в моем сердце, – с улыбкой задумчиво проговорил Крымов. – И теперь не дает мне спокойно дышать.

– Ну-у, так бывает, – вальяжно и беззаботно пожал плечами хозяин загородного домишка и тут же хитро глянул на детектива: – Перед тем, как откровение молнией пронзит вас! Подождем, Андрей Петрович, подождем, время есть. Я про откровение. И про молнию. Немного, но пока есть…

Глава первая. Экспресс отправляется в полночь

1

Двери краеведческого музея городка Суходолова издавали отвратительный скрип всякий раз, когда их тянули медленно и нерешительно. Мурашки по коже! Оттого работники музея смело рвали на себя или грозно отталкивали рассохшуюся створку черного входа, но те, кто осторожничал, испытывали смертельную муку от режущего слух и сердце звука. Именно поэтому директор музея Вениамин Вениаминович Малышев неприятно вздрогнул. Он сидел у открытого в летнюю ночь окна на втором этаже и услышал отдаленный всхлип запасного входа. Лампа ярко освещала разложенные на его столе документы. Кто же это мог быть? Кто явился к нему, полуночнику? Но повторный скрип отозвался эхом не сразу: точно змея медленно вползала в приоткрытую дверь. Малышев даже привстал из-за стола и, как мог, заглянул в окно. Только что там разглядишь? Тишайшая августовская ночь, ничего более! Но кто-то же явился?! Дверь, запертая несколько часов назад сторожем и опечатанная им, Малышевым, выдавала визитера с потрохами!

И не просто визитера, а чужака…

Малышев взглянул в узкое зеркальце в потрескавшейся рамочке на стене, почесал тощий подбородок, затем жидкий седой бачок и только потом массивный нос, похожий на переспевшую пятнистую грушу. Музей молчал, ни один звук более не говорил о незваном госте. И оттого Вениамину Малышеву стало особо жутковато. Грабитель? Сторож Никитич, майор в отставке, наверняка сидел сейчас в своей комнатушке у центрального входа и как пить дать смотрел телевизор.

Вениамин Вениаминович протянул руку к телефону, поставил его рядом, поднял трубку и длинным узловатым пальцем вдавил три цифры. Вот и долгожданный гудок…

– Алло? – хрипло спросили на том конце провода.

Телевизор создавал помехи.

– Фома Никитич…

– Да-да?

– Сделайте телевизор потише.

– Вениамин Вениаминыч, вы, что ли? – спросили там.

Сторож был двоюродным дядей замминистра культуры городка Суходолова, оттого бывшему военному прощались и легкая глухота, и чрезмерная сонливость, и много чего еще.

– Он самый, Фома Никитич, – Малышев деловито повысил голос. – У нас, кажется, ЧП.

Телевизор сразу стих, но не совсем.

– Что такое? – явно насторожился отставник.

– Вы, случайно, не выходили через служебный ход?

– С чего бы это?

– Я слышал, как скрипнула дверь черного входа.

Наступила недолгая пауза.

– А не показалось? Я ж ее сам запирал! А вы опечатали.

– Пойдите и проверьте, пожалуйста.

– Прям сейчас, что ли?

– Нет, завтра, Фома Никитич! – раздраженно повысил голос директор.

– Есть, Вениамин Вениаминыч, – со снисходительной ленцой отрапортовали на другом конце провода.

– И позвоните мне сразу же.

– Так точно, товарищ начальник! – буркнул майор в отставке. – Какой там может быть скрип? – это уже он, и явно недовольно, обращался к самому себе. – Для этого замок открыть надо…

– Жду, – оборвал его директор музея.

И вот теперь Малышев ждал – уже двадцать три минуты. Вначале все с нарастающим беспокойством, то и дело тщетно перезванивая сторожу, затем с щемящим чувством близкой опасности. Последние минуты Вениамина Вениаминовича Малышева лихорадило. Это было уже не предчувствие, а ясное ощущение, что беда рядом. Он пытался позвонить в полицию, но телефон не работал. Было понятно – провод обрезан.

Тихонько цокали на стене часы.

Пожилой человек не заметил, как пот выступил на его желтом стариковском лбу, как одна из капель нечаянно сорвалась и, пробив седую бровь, потекла по щеке…

Вениамин Малышев наконец встал со стула, спохватившись, вырвал из кармана платок, утер им лицо. Он даже не заметил, как дрожат его руки. И только потом сделал шаг в сторону двери. Может, Никитич прошелся по музею и забыл про него? Может быть, связь разъединилась? Может, ветер, занесший сюда кого-то, если так и впрямь было, давно уже утащил незваного гостя обратно в ночь?..

Малышев тихонько приоткрыл дверь, просунул голову в проем и огляделся. Свет приглушенных ламп мягко разливался по коридору захолустного музея. Директор осторожно переступил порог и, на минуту затаившись, двинулся по коридору. В конце его отвел рукой портьеру и… вышел в зал. Там золотились рамы; знакомые портреты, пейзажи и натюрморты, краски которых в полумраке помертвели, чередой сменяли друг друга. Когда он проходил мимо лестницы, хотел было крикнуть: «Фома Никитич!» – но сам того испугался. А вдруг выдаст себя? Если тот, кто тайком забрался в музей, все еще здесь, и он, Вениамин Малышев, столкнется с ним? Что тогда будет? И где бестолковый Фома Никитич? С ним что?..

В конце одного из коридоров он вдруг увидел промелькнувшую тень – от одних дверей к другим, – и замер, чувствуя, как льдом обожгло затылок и спину, а редкие волосы на голове встали торчком.

– Господи, – на вдохе прошептал он.

И тотчас подумал: «Почудилось! Конечно, почудилось. У страха-то глаза велики…»

Внутренний голос подсказывал: «Уходи из музея, Вениамин, уходи немедленно! Вдоль стеночки, тенью, но ускользай…» Он так и поступил – вышел на лестницу и двинулся на первый этаж. Дверь в небольшой зал, посвященный истории города Суходолова, была приоткрыта. Лунный свет лимонной дорожкой стелился по паркету. И что-то черное кляксой выползало на этот мутноватый свет. Но что? И тотчас Вениамин Вениаминович вспомнил, что ключи от входной двери лежат у него в столе – идти за ними он бы уже не посмел! Вторые были у Фомы Никитича, да где он? И тогда директор музея легонько толкнул вперед дверь и вошел в тишайший зал. А войдя и беззвучно прикрыв за собой дверь, почувствовал, как цепенеют все его члены. Стоило только проследить за черной кляксой – она тянулась влево. Там, недалеко от стены, у стеклянной витрины лежало в нелепой позе человеческое тело.