«Боже…» – прошептал Вениамин Вениаминович.
Он сделал один шаг в ту сторону, другой… А когда присел и потянул человека на себя, то отпрянул. Ослепшими выпученными глазами на него смотрел отставник-сторож Фома Никитич. Шея его была располосована от уха до уха, черный порез выглядел устрашающе. «Боже…» – повторил Малышев.
И тотчас вздрогнул. Вениамин Малышев обернулся, как только мог стремительно, и увидел у противоположной стены три человеческие тени. Эти трое стояли безмолвно и, кажется, смотрели на него…
– Глазам не верите? – раздался с той стороны залы голос. – Да, Вениамин Вениаминович?
Страх парализовал директора музея, он хотел было встать, но сил не осталось.
– Забирайте все, что вам нужно, и уходите, – чувствуя во рту небывалую сушь, сипло проговорил он. – Забирайте и уходите. – Он наконец-таки распрямился на дрожащих ногах. – Я не видел ваших лиц – и видеть их не хочу…
– А я не хочу скрывать свое лицо, – сказала отделившаяся от стены средняя тень – самая высокая. – Зачем?
Тень шагнула вперед. Мужчина в плаще вышел в лимонный свет августовской луны. Гость оказался так худ и стар, что на него было страшно смотреть.
Еще две тени стояли за ним у стены – и не двигались. По силуэтам можно было догадаться: один в шляпе, другой – в кепке.
– Нам нужен пергамент, Вениамин Вениаминович. Только пергамент. Где он?
– Кто вы? – отступив, дрогнувшим голосом спросил директор. – Кто?..
– Догадайтесь, – ответил высокий тощий старик.
– Нет, – едва живой, совсем тихонько повторил Малышев. И неожиданно для себя прошептал: – Не стану…
– Ну же, – настоятельно повторил гость. – Смелее…
Директор музея набрался решительности и кивнул:
– Да, я знаю, кто вы.
– Вот и хорошо, ваше величество.
Малышев замотал головой:
– Я не Повелитель Звезд… Нет!
– Кто же тогда Повелитель? – Человек сделал два шага вперед. Изрезанное мелкими, но глубокими морщинами, это лицо отталкивало. Точно не кожа покрывала его, а кора старого дерева, глубоко вросшая в плоть. – Его имя.
Малышев замотал головой:
– Не скажу!
– Скажете, Вениамин Вениаминович, еще как скажете.
– Нет…
– Да, уважаемый господин Малышев. Хотя бы ради своих внуков. Ваша недавно овдовевшая дочь не имела права на эту тайну. Коленьке и Мишеньке – семь и девять лет. Вы еще не успели посвятить внуков в свои дела. Поэтому они нам не опасны. Но вы же знаете: мы – коварны, безжалостны и беспощадны. – Теперь гость с высохшим лицом стоял почти вплотную к директору музея. Сам уже далеко не молодой, Вениамин Вениаминович Малышев ощущал, как от этого человека веет глубокой старостью и смертью, но скрытая в нем сила заставляла трепетать. – Преследуя наши цели, мы не смотрим, кто перед нами: старик, женщина или младенец, – продолжал тот. – Будете молчать, мы убьем их. Солжете нам – результат окажется тот же. Мы не подвластны полиции и разведкам. Мы – вечны, они – нет. Одна власть сменяет другую, мы – правим с начала человеческой истории. Прошу вас, скажите ради внуков, кто Повелитель Звезд. – Гость улыбнулся, и оттого лицо его стало еще более отталкивающим и страшным. – Говорите же…
Вениамин Вениаминович Малышев опустил глаза.
– Это… Бестужев. Федор Иванович Бестужев.
– Где он живет?
– В Цареве.
– Хорошо, что вы не лжете. Потому что мы знаем, кто такой Бестужев и откуда он. Этот человек был в наших списках, но не первым. Кто же тогда вы?
– Хранитель Ключей, – тихо ответил директор музея.
– Бесполезная нынче должность, не так ли?
– Так, – не поднимая головы, ответил Малышев.
– А кто же тогда Великий Звездочет?
– Матвей Эдуардович Апраксин. Из Петербурга. Он давно скончался. Детей у него не было. Все, за что он отвечал, умерло вместе с ним.
Непрошеный гость так и сверлил директора музея глазами, словно испытывая его на прочность.
– Кто четвертый? – Он поднял руку и ткнул длинным указательным пальцем, похожим на жесткий сучок, в грудь Малышева. – Кто Воин Света? – произнес он отрывисто, нарочито разделяя слова.
– Их уже давно нет, – покачал головой директор музея. – Более полувека. Луговские погибли в тридцатых годах, во время репрессий. Это правда…
Довольный, гость кивнул:
– Верю, иначе бы мы так просто не подошли к вам. Не подобрались так близко. Это судьба – ваш род погибает один за другим. Ах, Вениамин Вениаминович, вам просто не повезло, что мы вышли именно на вас. – Он покачал головой. – Просто не повезло…
Проговорив это, гость шагнул назад – и отступал все дальше, пока вновь не попал в яркий свет луны. И только потом, канув в густую ночную тень, сам стал длинной неподвижной тенью. Малышев дрожал. Лимонно-золотой свет разрезал залу и теперь разделял их – хозяина музея и его страшного, точно шагнувшего сюда из ночного кошмара гостя.
И тут Вениамин Вениаминович услышал, как за его спиной туго щелкнула веревка – и стремительно обернулся. К нему подступал еще один человек – подтянутый и молодой, как показалось Вениамину Вениаминовичу, с короткой светлой бородкой и выкрашенными добела волосами. В руках он держал туго натянутый шнурок, зловеще отливавший мерцающим золотом. Вот когда страх окончательно парализовал его! Малышев точно в полусне оглянулся на двери, сделал в ту сторону один неверный шаг, другой…
– Вы же знаете, Хранитель Ключей, это бессмысленно – бежать от нас, – сказал из черного сумрака сухой, как щепка, высокий старик. – Примите свою судьбу безропотно, как и положено вам по рангу. Мы отпускаем вас – возвращайтесь домой!
Вениамин Вениаминович Малышев неожиданно преобразился. Слова гостя отрезвили его. Директор музея, хоть и покачиваясь, гордо распрямился и сам поднял голову. Но не сумел устоять так, когда шелковый шнурок сзади перехватил его шею и стянул ее мертвой петлей. Малышев забился, ломаясь и хрипя, хватаясь стариковскими руками за тощую шею…
2
Купив в ближайшем продуктовом булку ржаного хлеба и сушки, Андрей Крымов возвращался домой. По его широкому зонту крупно барабанил прорвавшийся октябрьский ливень.
Улицы опустели. Вот и родная пятиэтажка с высокой аркой ворот, первый подъезд…
Крымов жил на втором этаже. «Даже в подъезде сыро, как в погребе, – думал он, поднимаясь с площадки первого. – Ничего, сейчас согрею чаю, налью рюмку коньяку, и мир подобреет…» Но не пройдя и трех ступенек, едва подняв голову, детектив остановился…
У окна, прислонившись к подоконнику, на фоне пасмурного дня стояла женщина. Она, находившаяся против света, была тонкой, изящной. С восковым лицом, в сером сильно приталенном дорожном костюме, точно только что вылезла из пролетки, с опущенной на глаза тульей.
«Мираж! – не веря своим глазам, решил Крымов, медленно поднимаясь наверх. – Как пить дать мираж!»
И он оказался прав: видение было всего лишь миражом. Дорожный костюм молодой женщины медленно превращался в плащ, перехваченный на талии широким ремнем с серебряной пряжкой, шляпка с тульей – в широкий берет. Воистину причудливо легла густая тень на чистый лоб, на темные брови незнакомки, на большие печальные глаза. В крепко сцепленных руках молодая женщина точно держала что-то, прятала. Зонт! И смотрела она прямо в глаза Крымову. Он поравнялся с дамой – лицо ее было бледным, без единой кровинки, точно она вот-вот готова была упасть в обморок. Уже преодолев половину следующего марша, он мог бы поклясться, что незнакомка упрямо смотрит ему в спину.
– Простите, – неожиданно услышал он сзади.
Мгновенно обернулся:
– Вы мне?
– Да, – проговорила женщина.
Она была так красива и с таким волнением смотрела на него, что у него, человека стойкого и даже упрямого в своей стойкости, против воли разом перехватило дыхание.
– Ведь вы… Андрей Петрович Крымов, не так ли? Частный детектив?
– Да, – ответил он.
– Мне нужно с вами переговорить. Это… очень важно, – добавила она.
– Переговорить здесь? – тоже крайне взволнованно спросил он.
