Перед Маргеловым предстал необычный автомат. Майор взял оружие в руки, отсоединил магазин, снова его прищелкнул, два раза передернул затвор. Выпал патрон, выкрашенный темно-леленой лаковой краской.
— Отметь: патроны особенные. Размеры видишь?
— Калибр, как у мосинки, а длина меньше.
— Точно. И выпускается их мало. Линии на производство только-только будут монтироваться. Кроме того, тебе будут переданы инструкции и методички. Грузовик целый…
В этом Александров приврал. Вес документации не составлял даже полутонны.
— …все это доставят в расположение. Оружие с боеприпасами не в счет, тут грузовика будет куда как мало. Понадобятся инструкторы. Вот здесь перечень специальностей. Если знаешь кого лично — тебе и карты в руки. Если нет — будем искать. Также тебе в помощь…
Майор Маргелов слушал, запоминал, прикидывал на ходу. Задача казалась сверхграндиозной. Но приказы в любой армии мира принято выполнять.
Учения проходили в условиях, приближенных к боевым. По крайней мере, именно так их оценил Голованов. Бомбы сбрасывали с высоты от десяти с половиной до одиннадцати с половиной тысяч метров. И бомбы были самыми настоящими, то есть в них были уложены незабудки с утеплением (чтоб на высоте не померзли) и конверты (те, правда, пустые). Самоуничтожители добросовестно разносили в мелкие брызги приборы наведения.
— Эх, сколько добра пропадает, — вздыхал по этому поводу бережливый Лучик. Разумеется, он это делал, когда начальство находилось достаточно далеко, чтобы ничего не услышать.
Но Старый был тверд. На все красноречивые взгляды и вздохи он отвечал примерно так:
— Помните, ребятушки: это задание не из тех, которые можно провалить без больших последствий. Даже дело не в том, что оно на контроле у товарища Сталина. Если что пойдет не так — может весь дальнейший план пойти вбок и тогда…
Это самое "тогда" не уточнялось. Намека хватало всем.
В один из дней в госпитальную палату, где был прописан лейтенант Перцовский, вошла целая делегация. Возглавлял ее сам майор Маргелов, при нем был капитан Борисов, а при нем, в свою очередь, имелась загадочная сумка.
— Марк, наша рота тут тебе подарки спроворила… — начал ротный, но его резко оборвал старший по званию:
— Не о том говорите, товарищ капитан! Дела прежде всего.
С этими словами Маргелов извлек из командирского планшета бумагу и начал зачитывать. Тон был настолько официальным, что все прочие обитатели палаты, ранее притворявшиеся, что совершенно не слушают, откровенно повернули головы.
— Вот Указ Президиума Верховного Совета СССР, — последовала веская пауза. — Лейтенант Перцовский Марк Моисеевич награждается орденом Красного Знамени. Поздравляю!
Лейтенант не без усилий поднялся с помощью костылей и попытался встать по стойке "смирно". Полное соответствие уставу не получилось.
Из рук в руки перешла коробочка. Прикреплять орден к больничному халату майор не счел возможным. Награда легла на тумбочку.
— Также, — все тем же голосом продолжил Маргелов, — вам присваивается очередное звание "старший лейтенант".
Из планшета появились кубари, каковые также были отложены на тумбочку.
И тут голос майора заметно изменился.
— Наш отдельный лыжный батальон преобразован в десантный, и форма одежды будет особая. А ты один из нас. Держи, — и из сумки появилась на свет тельняшка и голубой берет.
Маргелов слукавил. Приказа о создании воздушно-десантных подразделений еще не было. Собственно, их еще предстояло создавать.
— Это не морская тельняшка, — проявил эрудицию новоиспеченный старлей. — У тех полоски темно-синие…
— А у нас будут голубые! — твердо заявил ротный. — И берет тоже!
— Это почему?
— Потому что отныне небо — наш плацдарм!
Фраза произвела должное впечатление на всю палату.
— Но ведь приказа на мой перевод не было, да и не мог он быть. Вон доктор сказал давеча, что мне, может, вообще не подпишут разрешение на службу… то есть вполне комиссовать могут по ранению…
— Мы уже говорили с доктором. Ничего не значит: ты дрался вместе с нами, был ранен. Стало быть, наш.
Эти слова Борисова были поддержаны энергичным кивком майора. Оба не стали упоминать всуе врачебное предварительное заключение: о прыжках с парашютом этот пациент даже думать не мог — навсегда.
— Но это не все. Держи.
— А это что?
— Бумага, вот что. Читай с пониманием.
Особой глубины понимания и не требовалось. Это была рекомендация для поступления в любое высшее учебное заведение. Список пройденных курсов учебных дисциплин прилагался. Иначе говоря, стоило лишь досдать аналитическую геометрию — и можно поступать сразу на второй курс мехмата.
Гости заверили пациента, что еще наведаются, и удалились. Тут же прозвучал оргвывод.
— Марк Моисеич, с тебя причитается! — послышался голос из дальнего угла.
Виновник торжества не привел возражений. Мало того: он знал пути выполнения пожеланий товарищей по палате. Стоит заметить, что спиртное в этом лечебном учреждении было строжайше запрещено. Для пациентов, понятно. Но некими таинственными путями ранбольные ухитрялись раздобыть этанолсодержащие жидкости. Как? Этого никто не знал помимо заинтересованных лиц. А те помалкивали в тряпочку.
В военном госпитале лежали, понятно, военнослужащие. А у них был если и не боевой опыт, то уж верно понятие о таковом. По сей причине то, что можно было деликатно именовать застольем — а начальник хирургического отделения обозвал бы пьянкой — организовали по всем правилам военной науки: с часовыми и точным расчетом по времени, причем участники располагались на местах согласно боевому расписанию. В случае тревоги все компрометирующие следы убирались по-военному быстро: сорока пяти секунд хватало с избытком.
Стоит отметить, что и закуска была добыта левым путем. Селедочка с лучком не входила в больничное меню. То же относилось и к настоящей жареной на сале картошке. И опять мы спросим: как? И снова не найдем ответа. Можем лишь предположительно объяснить появление сих кулинарных чудес все тем же обаянием товарища Перцовского и его связями.
И еще одну дерзость за пределами всех границ проявил свежий орденоносец. Он пригласил на торжество лейтенанта Кравченко. Ей было разрешено гулять — и Марк уговорил ее прогуляться до второго этажа. Если быть точным, они ехали на лифте.
Палата встретила появление девушки чуть настороженно. Перцовскому пришлось пустить в ход объяснения: дескать, Валентина была в составе эскадрильи штурмовиков, которые прикрывали… помножили на ноль батареи… между прочим, те гаубицы как раз и вели огонь по… она по ним-то и била, это обязанность штурмана…
Надо отдать должное пациентам мужской палаты: все до единого заметили род ранения штурмана. И все, как один, сделали вид, что страдают невнимательностью. И чтобы такое поведение стало совсем убедительным, товарищи по палате обрушили водопад похвал на Марка:
— А вы знаете, в честь чего? Нет? Так у лейтенанта очередное звание, он теперь старшой.
— Звание что, ты орден-то не забудь предъявить!
— Орден? Какой это? За что?
— Как за что? Он вам не рассказал? Ну так вот: пока его рота сидела в обороне…
Валентина слушала и время от времени тихо ахала.
— В газете не так написали, а на самом деле…
— Валя, переходим на "ты"!
— Ребята, вы что языками чешете — наливай!
— Мне совсем чуть, если у меня на этаже унюхают…
— А у нас закусочка!
— Подарки, подарки забыл показать!
— Какие подарки?
— Он тебе и этого не сказал? Марк, имей совесть!
Тельняшка с беретом перешли в девичьи руки. Окружающие наперебой стали объяснять происхождение, назначение и цвет.
— Я вас слушаю, товарищ Александров.
Нарком внутренних дел произнес эти слова совершенно нейтрально. Предмет разговора был ему неизвестен. Правда, причины срочности визита Берия угадал: Страннику предстояло отправиться на базу стратегических бомбардировщиков и лично проследить за отправкой писем.
