Особо мы там все не рассматривали, а двинулись дальше, в сторону школы. И когда до нее оставалась пара кварталов, услышали выстрелы. Громкие очереди чего‑то очень похожего на ручной пулемет.
Переглянувшись, мы, не сговариваясь, рванули в ту сторону. Естественно, при этом прикрывая друг друга и не забывая о зомби. А они были, и, услышав выстрелы, двинули на них. Естественно, по пути замечая нас и тут же переключаясь на гораздо более близкую цель.
Отстреливать из пришлось мне, потому что только у меня в наличии имелось оружие с глушителем. Работал на бегу, из‑за чего часто мазал, потому что в такую маленькую цель, как человеческая голова попасть не очень‑то и просто. Но убивал.
Павел отреагировал правильно, он не пошел напрямую к школе, а решил выйти на позицию чуть поодаль. И мы бежали со всех ног для того, чтобы успеть, до того, как все закончится.
Мы успели, и нашему взгляду открылась интересная картина. Сказать, красивой она была или нет, не могу, потому что происходил стрелковый бой. Самый обычный.
У ворот, ведущих на территорию школы стояло два «Тигра» в стандартной армейской комплектации. На крыше одного из них был смонтирован пулемет, который работал по одной из построенных на крыше вышек. Вокруг бегали люди, и судя по мультикаму, это были солдаты.
– Началось, – пробормотал Павел.
– Это ещё не началось, это только предтечи, – ответил я. – Первой ласточкой был Татарин и его товарищи. Сейчас, видимо, ещё побежали, забрав с собой два внедорожника. Скоро резня будет.
– Нужно действовать, – сказал ФСБшник. – Там же наши. Зайдём в спину, поможем.
– Ты готов? – повернулся я к Татарину.
– Я? – не понял он.
– Да, – я чуть надавил на него голосом. – Ты готов стрелять в спины своих сослуживцев.
Руку чуть довернуть, чтобы в случае чего быстро автомат вскинуть. Он и не поймет, опыта не хватит, а я расстреляю его в упор. Потому что вот он – момент истины.
Он сейчас отказывается, и тогда я его кончаю. Он идёт с нами, и тогда он наш до самого конца. Назад дороги уже не будет.
– Готов, – выдохнул он.
– Пошли, пацаны, – сказал я, отсоединил от автомата магазин с охотничьими патронами, и вставил другой, уже с бронебойно‑трассирующими.
Мы рванулись вперёд под прикрытием одного из домов. Кусты здесь росли часто, а так как их никто не подстригал, успели вырости ещё выше. От пули это не препятствие, но зато нас не спалят раньше времени.
Я забежал наверх по горке.
– Вы туда идите, – сказал я. – Я чуть сбоку зайду.
Оставлять Павла наедине с дезертиром мне не хотелось. Но выбора не было. Я побежал чуть в сторону с таким расчетом, чтобы зайти сбоку.
Одна из вышек хрустнула и переломилась, послышались крики. Кого‑то, очевидно, придавило. Пулеметчик перевел огонь на вторую. Я вскинул автомат, навёл треугольник привела в спину пулемётчика, задержал дыхание и потянул спусковой крючок. Автомат коротко прохлопал, стрелка толкнуло вперёд.
По трассеру меня вычислили тут же, развернулись и открыли огонь. Мне не оставалось ничего другого, кроме как упасть на землю и перекатиться в сторону, под укрытие одной из припаркованных на обочине машин. Несколько пуль пробили кузов, ударив в него, словно крупные градины, стекло хрустнуло и осыпалось.
Секунда, другая, послышались выстрелы с другой стороны. Ага, Павел и Татарин вступили в бой. И судя по тому, что работают сразу два ствола, дезертир сделал свой выбор, и пути назад у него уже нет.
Я перекатился в сторону и пополз под машиной. По мне уже не стреляли, перевели огонь на моих товарищей, но высовываться мне пока не хотелось. Я прополз ещё немного, выбрался, прицелился, выжал спусковой крючок. И ещё один из солдат завалился на асфальт, заливая его кровью.
«Школьники» похоже поняли, что подошла подмога. Стрельба с их стороны, практически затихшая, послышалась с новой силой.
Я перебежал через дорогу, оказавшись у школьного забора, заваленного всяким хламом, пополз вдоль него. Вскинулся, прицелился, зажал спуск, но солдата срезали длинной очередью с одной из вышек, так что мои пули ушли впустую.
Военные оказались деморализованы. Они, очевидно, не ожидали, что кто‑то зайдет к ним со спины. Более того, подозреваю, что они вообще не думали, что придется стрелять. Считали, что приедут на двух «Тиграх», побыкуют немного и возьмут все, что хотели. Кому в голову придет сопротивляться людям на броневике, да ещё и при пулемет?
Первый не выдержал, побежал прочь по улице, словил длинную очередь в спину и упал. Однако пополз вперёд. Либо не был уж так сильно ранен, либо пока ещё не понял, что умирает.
Главное – не дать свалить. Не дать свалить. Если уж так, то один броневик я в любом случае себе заберу. А что это значит? А это значит то, что мы сможем ездить на нем по нашим вопросам. Не топтать больше ноги, подставляясь под зомби. Да они больше и не страшны будут, если, конечно, в самую толпу не заехать случайно.
Вот один метнулся к водительской дверце, но его срезали в спину. Либо Павел, либо Татарин. До них тоже дошло, какое богатство попало в наши руки, и они не собирались дать его забрать. Другое дело, что Павел, может быть, считал, что броневики нужно будет отдать «школьникам». Ладно.
Стрельба продолжалась. Я поднялся, двинулся туда, перебежал за машину. Увидел как ещё один солдат рванулся к двери, срезал его. А потом добил того, что продолжал ползти, пулей в голову. Нечего тебе, никуда ты не уйдешь.
И тут бойцы не выдержали. Есть такая вещь – предел психологической устойчивости. Это определенное количество потерь, после которого мысль о сопротивлении уже покидает твою голову, и тебе хочется только спасти свою жизнь. Работает он у каждого по‑разному. Одни бегут, другие дерутся, как бешеные. Вот солдаты побежали, рванулись в рассыпную.
Я успел убить двоих, расстрелять их в спины. Ещё троих срезали другие стрелки, либо со стен, либо мои товарищи. Скрыться удалось только одному, который лихо забежал за угол, да рванул куда‑то туда. Ну удачи ему.
Несколько секунд спустя, оттуда послышался дикий крик, а потом длинная очередь. Вот и все. Попался.
Я поднялся на ноги и двинулся в сторону входа, демонстративно убрав левую руку с рукоятки автомата. Правой продолжал держаться, мало ли, какой недобиток окажется, попытается пальнуть в меня.
Как всегда после интенсивного огневого контакта, в ушах гудело. Причем не потому, что оглушило, а просто потому что внезапно стало слишком тихо. Такая это тишина, оглушающая, я бы сказал.
С противоположной стороны я увидел Павла и Татарина. Второй шел, морщился, держался за бок. Попали в него? Но, судя по тому, что идёт резво, броник спас. Что уже само по себе неплохо, потому что товарищ, умеющий воевать, мне сам по себе был нужен.
Один из «трупов» вдруг дернулся. Павел отреагировал первым и всадил ему пулю в голову. Солдат дернулся, да так и остался лежать.
Ворота открылись, и наружу высыпали люди. Вперемешку наши и «школьники», все вооружены. Оружие направили на нас, но тут же опустили, узнали. Только Татарина продолжали держать под прицелом.
– Это свой, – сказал я.
– Да? – спросил один из «школьников». – А почему он одет как солдат?
– Это свой, – подтвердил Павел. – Пушкой в него не тычь.
Послушали, отпустили. Наружу вышел и Александр. Сразу же выставили охранение и принялись мародерствовать. Трофеи забирать. Ну ладно, там часть наши, но хрен с ними, я готов отдать их, если один из «Тигров» заберу. Причем, уже даже знаю, какой. Именно тот, что с пулеметом.
Я подошёл к машине, открыл водительскую дверь, заглянул внутрь. Пахло текстилем, машинным маслом, оружием. Чисто, красиво. Автопарк они явно содержали в порядке.
– Мы его берём, – повернулся я к Александру, для того, чтобы сразу обозначить свою позицию.
– С чего бы это? – спросил он.
– А с того, что если бы не мы, они бы сейчас внутри были бы. И покрошили бы всех ваших. Это солдаты – они воевать умеют. И пулемётчика загасил я.
