– Видишь, папа, видишь, что они себе позволяют?!
– Заткнись! – рявкнул старший. – Вам это не принадлежит, Мария Федоровна, – четко произнес он. – Что говорил вам отец об этом документе?
– Ничего, – честно призналась Мария.
– Вот видите! Вы и для вашего покойного отца были в этом деле только курьером. Почему именно так, ваш отец сказать вам не мог, и мы не скажем; просто, Мария Федоровна, смиритесь с этим. И скажите вашему церберу, чтобы он отдал то, что Федор Бестужев перед смертью велел передать мне. Не кому-нибудь – мне, Максимилиану Растопчину!
– Ваш отец действительно велел передать этот документ этому господину? – примирительным тоном спросил у спутницы Крымов.
– Да, – кивнула она, опуская глаза.
– Держите. – Он протянул свиток Марии. – Отдайте ему – это была воля вашего отца. И смиритесь с тем, что эти господа очень плохо воспитаны. Не всем дано быть джентльменами.
Оба Растопчина снесли пощечину молча. Более того, Растопчин-старший благодарно улыбнулся:
– У вашего спутника больше благоразумия, чем я думал. Будьте же благоразумны и вы – поступите так, как он сказал.
Мария взяла свиток из рук Крымова и протянула его Максимилиану Растопчину.
– Благодарю вас, – сказал тот.
– Мы с отцом от всего сердца благодарим вас за выполненную работу, – вставил Растопчин-младший.
– А теперь скажите, вы не делали копий с этого документа? – спросил Растопчин-старший.
Мария, честность которой вызывала уважение Крымова, молчала.
– Копий быть не должно, – потряс пальцем бывший директор музея. – Ваш отец, Мария Федоровна, проклял бы вас, узнай он, что вы так поступили.
Пришлось действовать детективу:
– А может, надо было? Скопировать?
Растопчин-старший превратился в черную тучу:
– Я не получил ответа на вопрос.
– Мария Федоровна Бестужева так торопилась отдать свиток господину Растопчину, что даже не подумала о таком коварстве. И потом, слишком кровавый след тянется за этим свитком. – Брови Андрея Петровича поползли вверх. – Получили ответ?
– Не смеем вас больше задерживать, – чинно поклонился Максимилиан Лаврентьевич. – Прощайте.
– Счастливо оставаться, – бросил Крымов, взял Марию под локоть и вывел из кабинета. – Вы с честью выполнили волю своего отца, и слава богу, – сказал он ей уже в коридоре музея. – Но он же вам не говорил: не делай, Маша, копий. Не говорил?
– Не говорил, – замотала она головой.
– И потом, я не соврал: коварный план скопировать свиток пришел в мою голову, а не в вашу.
– Неужели бы отец проклял меня, узнав, что я скопировала документ? – посмотрела ему в глаза Бестужева. – Неужели?..
– Да плюньте вы на их слова и разотрите, – возмутился Крымов. – Что за сопли? Наконец, Машенька, если вы захотите узнать что-то большее и попросите меня помочь вам, ключ у нас в кармане. Ведь вам хочется узнать все, не так ли? И вы надеялись, что вас возьмут в дело.
– Надеялась, – согласилась она.
– И я уже настроился на приключения, – честно сознался он. – Кстати, я сделал даже не одну, а три копии.
Бестужева решительно кивнула:
– И правильно сделали, Андрей Петрович. – Она вновь, уже на лестничном марше, сжала его руку. – Вы – смелый. Вы – умница. Без вас я бы сдалась этим нахалам и хамам. – Мария благодарно улыбнулась ему: – Спасибо.
Уже на солнечной осенней улице Крымов оглянулся на музей – и его опытный взгляд сразу уловил искомое. За одним из окон, на втором этаже, к стеклу прилипли два лица: Растопчина отца и сына. Одно лицо было в высшей степени разгневанным, другое – обиженным и злым. И даже с улицы Крымов разглядел, что Растопчин-старший держит у своего уха телефонную трубку…
4
– Домой, в Царев? Или в Бобылев? – спросил Крымов, когда они шли по центральной городской улице в сторону вокзала. – В его пригороды, а? – Крымов вздохнул. – Знаете, Маша, как захотите. Не стану вас ни удерживать, ни отговаривать. Идти дальше – опасно, забыть обо всем – невозможно. Доверюсь вашей женской интуиции. Куда хотите?
– С вами так легко, – неожиданно вырвалось у нее.
Крымов улыбнулся. Как радостно услышать такое. И вообще все было хорошо. Даже тени Растопчиных за окном – и те таяли и уходили прочь дымом. В этот ясный осенний день было много солнца, впереди открывался парк, его по кругу с шумом обходил старый красный трамвай.
– Так куда путь держим? – вновь спросил он.
– В бестужевскую усадьбу, конечно, – уверенно ответила Мария. – Только для этой поездки экипироваться нужно как следует. Я вам говорила, деньги у меня есть. Мы с папой никогда не нуждались. Так вышло. Если у вас нет незаконченных дел в нашем Цареве…
– Вначале стоит позавтракать, – решил Крымов. – Найдем кафешку?
– Найдем, – согласилась Бестужева.
– Хочу яичницу и сосиски.
– А я хочу йогурт и салат. И апельсиновый сок.
Им и впрямь было легко друг с другом – и разговаривать, и просто идти рядом молча, улыбаясь утреннему солнышку. И Андрей уже готов был, бросив все, ехать с этой женщиной куда ее душе будет угодно. Хоть на край света. Давно он не чувствовал себя так хорошо, даже несмотря на то, что Мария Федоровна оказалась спутницей небезопасной. Подумаешь, вот еще забота. А как легко и приятно было нести ее дорожную сумку! Нес бы и нес день за днем…
В кафе «Утро», у стеклянной стены, открывавшей панораму старого города, они сделали заказ и вскоре с аппетитом принялись завтракать.
– Сок и йогурт оказались очень кстати, – сказала Бестужева.
– Завтрак в счет моего аванса, – сказал Крымов.
– Ну уж нет, – очень решительно возразила Мария Федоровна. – Своего детектива я буду кормить сама. И возражений не приму. Хватит мне вашего джентльменства.
Увлеченный спутницей, Крымов не заметил, как напротив окон кафе остановился черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Он казался таким мрачным среди ясного солнечного дня. Из машины никто не выходил.
Наконец, завтрак был окончен.
– Я в дамскую комнату, – сказала Бестужева. – Следите за нашей дорожной сумкой, Андрей Петрович, там наши бесценные ксерокопии.
Она ушла. Даже размышлять об этой женщине было очень приятно, не то что смотреть на нее. Но через пару минут что-то подтолкнуло Крымова взглянуть за окно кафе – там, у черного «Мерседеса», стояли двое: Мария Бестужева и недавний их знакомец Лаврентий Растопчин. Кажется, он извинялся и расшаркивался перед Марией, вежливо разводя руками, а его знакомая никак не хотела принимать эти извинения. Ошибку свою Крымов понял сразу, как только открылась задняя дверца, и в темном салоне он увидел разъяренное лицо Растопчина-старшего. А поняв это, подскочил так, что стул едва не опрокинулся за его спиной. Лаврентий не разводил руками – он указывал на дверцу машины, требуя подчиниться и немедленно забраться внутрь, к его отцу. В следующую секунду мощная рука Максимилиана Растопчина ухватила ручку Бестужевой и рывком втянула молодую женщину в салон автомобиля – Мария едва успела пригнуть голову. Быстро оглянувшись на окна кафе, где, уже собранный в пружину, Крымов готов был выбить в прыжке стекло, Лаврентий захлопнул за Бестужевой дверцу, рванул переднюю, торопливо плюхнулся рядом с водителем, и «Мерседес» сорвался с места.
Через несколько секунд Крымов стоял на тротуаре, но черный автомобиль исчез за поворотом.
– Ах вы, подонки! – вырвалось у Крымова. – Найду вас, места живого не оставлю на обоих! – Он просто не верил, что такое могло случиться. – Музейные работники! На котлеты пущу!
Он попытался поймать левака, но несколько машин пролетели рядом, даже не заметив его. Из кафе выбежал официант:
– А расплатиться?! – потребовал он.
– У меня там сумка осталась, не видели? – огрызнулся Крымов. – Думаете, я вор? Похож?
Официант исчез. Тупо простояв на тротуаре еще с полминуты, пошел назад и Крымов.
Мысли его путались: то, чему он стал свидетелем, было самым настоящим похищением. Как, интересно, отец и сын Растопчины собирались оправдываться за эту оскорбительную беспардонность, да что там – за прямое насилие? Не перед законом оправдываться – перед ним, Андреем Крымовым?
