— Ничего, сейчас я всех высушу.
Полковника Матиаша втолкнули в экипаж последним — бравый военный, утративший определенную часть своего лоска, сел на скамью рядом с принцем и недовольно произнес:
— Никакого уважения ни к чину, ни к орденам.
— Помилуй Бог, дружище, — махнул рукой принц, — это новонабранные холуи. Откуда им знать про твои чины и медали.
Харвис потер ладони, и экипаж наполнило светом. Одежда и волосы тотчас же высохли: Эвглин удивленно смотрела, как с кожи рук исчезают последние капли. Дверь экипажа рванули на себя, впуская сырость и стылый, совсем не летний воздух, и красная от ярости морда офицера проорала, брызжа слюной:
— А ну, сука, не чаровать!
Харвис невозмутимо откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и спокойно заметил:
— Оказывается, я ошибался. Я тут тоже в качестве бывшего ссыльного.
— Эх! — махнул рукой Альден. — Мы все так радовались, покидая Приграничье, а сейчас я думаю, что лучше бы нам было остаться там. Во всяком случае, там меня никто не таскал за воротник.
— Дружище, это временное явление, — поспешил его заверить Харвис. — Думаю, встреча с вашим государем-отцом все решит.
— Наверняка он соскучился по вам, — предположила Эвглин. — Вы ведь все равно останетесь его сыном, что бы ни случилось.
Если бы король Клаус относился к принцу жестче, он наверняка не получал бы значительное денежное содержание. Впрочем, подобная простая мысль вряд ли приходила Альдену в голову. Он скептически посмотрел на Эвглин и ответил:
— Ваша доброта, дорогая Эвглин, не имеет границ, и вы не знаете, что мой государь-отец на самом деле человек очень суровый и прагматичный. Если бы он хотел меня вернуть, то давно бы сделал это. Но он не хотел.
То есть, дело было не в родительской любви, а в суровом просчете. Живой и здоровый принц сидит на окраине, получает деньги и в определенном смысле пользуется свободой — значит, его не подкупят те враги государства, о которых рассказывал Борх в первом разговоре с Эвглин. Борх и сейчас сидел в экипаже: он был настолько незаметным, что Эвглин обратила на него внимание только в эту минуту — когда он негромко откашлялся и произнес:
— Думаю, господа, все будет в порядке. Вас, конечно, не освобождают. Поселят в Везерли…
— Везерли! — хором воскликнули принц и полковник. — Рай на земле!
В сравнении с Приграничьем загородная резиденция государя Клауса действительно могла считаться раем на земле. Большой дворец, достаточно помпезный для того, чтоб производить колоссальное впечатление на зрителя, и достаточно уютный, чтоб спокойно в нем жить, располагался в самом центре большого парка, за которым начинались бескрайние зеленые луга. Там можно было охотиться, кататься на лошадях, плавать в искусственном озере — одним словом, развлечений хватило бы. Эвглин видела Везерли мельком, когда однажды поехала с однокурсницами за город на пикник, и удивительный белостенный дворец, словно бы сотканный из каменного кружева, ей очень понравился.
— Нас туда, конечно, не повезут, — сказал Харвис и накрыл ладонью руку Эвглин. Прикосновение отдалось легким разрядом тока. — Но если все пойдет так, как мы предполагаем…
— …то я, конечно же, жду вас в гости! — закончил принц его фразу и обернулся к Борху: — А что же о судьбе нашей очаровательной Эвглин?
Борх неопределенно пожал плечами и улыбнулся краем рта.
— Его величество пока размышляет. Разумеется, ему передали ваше предложение, Альден.
Эвглин невольно поежилась. Что если король решит просто бросить ее в тюрьму — так, на всякий случай? А принца и слушать не станет: вдруг иномирянка просто взяла и зачаровала его высочество так, что теперь он во всем ей подчиняется…
Экипажи ехали без остановки примерно полчаса, затем куда-то свернули и замерли. Окон в них не было, так что Эвглин даже приблизительно не представляла, куда их могли привезти. Потом экипажи двинулись снова, и стало понятно, что они спускаются куда-то вниз — должно быть, дорога шла с вершины холма. Звук дождя оборвался, и всех накрыло неприятной вязкой тишиной, которую нарушал лишь стук копыт и колес. Потом экипажи застыли, одна из дверей отворилась, и Эвглин увидела кирпичную стену. В экипаж заглянул один из офицеров и приказал:
— На выход!
Оказалось, что экипажи проехали на подземную стоянку: должно быть, чтоб не привлекать лишнего внимания. Харвис спустился первым, подал руку Эвглин и произнес:
— Вот и приехали. Скоро все решится.
Эвглин схватила его за руку так, словно была ребенком, который боялся темноты и вдруг обнаружил себя запертым в подвале без лучика света. Харвис ободряюще улыбнулся и негромко произнес:
— Не бойтесь, Эвглин. Если что, превращу вас в муху, и мы оттуда улетим.
— Только не забудьте расколдовать меня, — ответила Эвглин и удивленно поняла, что у нее еще остались силы для юмора. Харвис негромко рассмеялся и подмигнул ей.
— Ни в коем случае, — ответил он и повел Эвглин за принцем. Тот угрюмо следовал за Борхом и, насколько понимала Эвглин, с трудом держал себя в руках.
Принцу было не по себе. Очень сильно не по себе.
Их подвели к аккуратной деревянной двери, возле которой едва заметным зеленым светом дымились трубки артефактов. Эвглин уже видела такие: если мимо проходил колдун либо человек, который подвергся магическому воздействию, то зеленый свет в трубках становился тревожно-красным, и артефакт принимался гудеть. Офицер, который вел их компанию, открыл дверь, и принц Альден прошел первым. Артефакт никак на него не отреагировал, и Эвглин заметила, что офицер вздохнул с явным облегчением.
«Значит, они все-таки подозревали, что принц зачарован», — подумала она. В дверь вошел полковник, за ним Михаль и Борх — артефакт молчал. Офицер обернулся к Харвису и Эвглин и вполне доброжелательно произнес:
— Прошу вас, господа.
Харвис пропустил Эвглин вперед — когда она вошла в дверь, свет в трубках порозовел. Совсем чуть-чуть, ровно на столько, сколько нужно студентке Эльсингфосской академии. Зато когда Харвис приблизился к артефакту, свет не то что покраснел — налился пугающей багровой чернотой с проблесками алого, и коридор наполнился низким гудением.
— Проходите, проходите! — замахал руками офицер, и Харвис презрительно покосился в его сторону:
— Не бойся, — процедил он. — Не рванет.
Офицер снова махнул рукой.
— Поднимайтесь!
Харвис взял Эвглин за руку и потянул к ступенькам. Лестница была самой обычной: бледно-серый камень ступеней с голубыми прожилками, такие же бледно-серые стены, аккуратные перила. Принц сотоварищи ждал Эвглин и Харвиса возле высоких дверей, от которых так и веяло грозной неприступностью.
— Личный кабинет моего государя-отца, — произнес Альден и дотронулся до середины лба жестом взывания к Господу. — Сейчас все решится.
* * *
Личный кабинет государя Клауса оказался довольно уютным местом. Для посетителей уже приготовили стулья, а в стороне от дверей неприметный слуга неторопливо разливал по чашкам ароматный кофе. Когда за Харвисом и Эвглин бесшумно закрылась дверь, откуда-то из-за книжных шкафов появился король Клаус.
Эвглин видела его только на официальных портретах — невысокий мужчина перед ними был одет по-домашнему, но выражение лица было в точности таким же, как и на полотнах, висевших почти в каждом столичном здании: уверенным, спокойным, готовым при надобности щедро награждать и жестоко карать. Лицо казалось маской, и эта маска вдруг дрогнула, выпуская на свободу давно затаенную горькую радость.
— Здравствуй, сын, — король подошел к Альдену, порывистым движением обнял его и тотчас же отошел к столу. — Добрались нормально?
Альден кивнул и вдруг рухнул на колени перед отцом и закрыл лицо ладонями. Плечи принца мелко задрожали. Он плакал, и его слезы, насколько могла судить Эвглин, были вполне искренними.
— Батюшка, простите меня, — услышала Эвглин. — Если можете, простите…
