Ликующий голос Добродумова взорвал утро совсем рядом. В измятом и грязном графском кафтане Егор Кузьмич вылетел из-за стога неожиданно. В руках он держал корзинку. С таким восторгом ребенок держит коробку – подарок от Деда Мороза, – отыскав ее под елкой утром после новогодней ночи.
– Аллилуйя! – пропел бодрый старик. – Ангелы, радуйтесь! Есть Господь на белом свете, есть! И накормит Он хлебами и рыбами всех, кто голоден, и напоит всех, кто алчет правды!
– Ты откуда корзинку-то взял? – спросил Крымов.
Поставив корзинку к ногам, Добродумов пригладил бороду.
– А ты догадайся, Андрей, – пропел Егор Кузьмич.
– Постой-постой…
Великим счастьем светилось лицо краеведа.
– Ага, понял теперь? Вместе с корзинкой отдала, – пояснил он. – Я ж говорю – бабка-то волшебная. Из сказки. Опять она к музею шагала. Дорога эта рядом оказалась. Бабка наша от меня как шарахнулась, как рванула, по полю бежит, а я ей кричу: «Стой, бабуля, не граф я! Не Лев Константинович!» Не Бестужев, мол. «Я – вчерашний ваш знакомый, добрый молодец, самогон у вас покупал, блины да пироги! Егор Кузьмич я!» А она: «Помогите! – мол, – убивают!» А я ей: «Еще парочку пузырьков хочу, первачка вашего! И закуски!» Догнал-таки, а бабка так на поле и рухнула, корзинкой прикрылась. – Добродумов усмехнулся, а Крымов уже катался в стоге сена и смеялся с надрывом, потому что иначе и сил не было. – Хорошо, я кошель в кафтан переложил. А пироги у нее с чем, думаешь, на этот раз? С рыбкой в том числе. Пришлось двойную цену отдать – за моральный ущерб, – объяснил Егор Кузьмич. – Так не жалко – все ж для пользы дела.
И самогон, и пироги с блинами пришлись кстати. Мужчины взбодрились. Разве что Крымов выпил полстаканчика, а Добродумов почти всю бутылку – первую из трех.
– Смотри, – когда голод был утолен, сказал детектив. Он приложил к обрывку карты руку с растопыренными пальцами. – Я про эту линию. Место для руки. В документе из дома Малышева говорится именно о ней – это и есть Звездная карта царя Саула. Ее копия. А вот что я увидел на обороте, – он перевернул карту. – То, что вчера мы так и не разглядели. Это надпись на одном из восточных языков…
– Ну-ка, дай… Ага… Турчанский это, – разглядывая обрывок, кивнул Добродумов. – Я его знаю. Я ж с отцом и матерью четыре года жил в Турчании – отец там служил. Я даже в школе тамошней учился.
– Да ну? – удивился Крымов.
– Ноги гну, – парировал Егор Кузьмич. – Так-так, – задумчиво протянул он, разглядывая обрывок. – Аа-га-а… Слушай меня, невежа: «В княжестве Халай-Махалай…» – Добродумов вытянул указательный палец вверх: – Понял, Андрюша? «Халай-Махалай». Красиво!
– Еще как!
– А ты не смейся. «…на границе с Хорасаном, на берегу Каспия, на дне моря у скалы Зуб Дракона найдешь то, что ищешь, а потомки князя Махалая подскажут тебе…» Так вот!
– А ты не издеваешься надо мной? – с сомнением взглянул на него Крымов. – Егор Кузьмич, господин Добродумов?
– В мыслях не имел, – ответил тот, потянулся за бутылкой и вылил остатки в свой стаканчик. – Я, брат, эрудит, – выпил, сунул в рот полблина. – Царевский энциклопедист я! Ну так что, пойдем принцессу твою выручать, что ли? Только вот наряд я поменяю – не хочу больше народ пугать. Подсохла моя шкурка-то?
В десять утра, приведя себя в порядок, они двинулись в сторону означенной развилки. Во время перехода через поля и леса поселка Воздвиженск Егором Кузьмичом была ополовинена вторая бутылка и съедена обоими путешественниками бо́льшая часть припасов.
К развилке они подошли за четверть часа до полудня сытыми и веселыми. И немного злыми, особенно что касалось Андрея Петровича Крымова. Он раздумывал, что ему сделать с Растопчиными. Бить или ограничиться предупреждением. А едва они подошли к месту встречи, как увидели вдалеке машину – она неслась именно сюда, прямо на них. Мгновенно став ближе, машина превратилась, как они и ожидали, в черный «Мерседес».
– Они нас не раздавят? – поинтересовался Егор Кузьмич. – Давай-ка, Андрей, к столбу тому прижмемся. Эти скупердяи машину-то пожалеют.
– Мысль здравая, но, думаю, они не заинтересованы вступать со мной в битву. Им нужна бумага, нам – девушка. Это все. Хотя я бы не отказался взглянуть краем глаза на вторую половину свитка. Больно интересно увидеть всю руку на небосклоне.
Крымов запрокинул голову. Пронзительно-синее небо, какое бывает только ранней осенью, открывалось над их головами. Несколько облачков торопились проплыть над полем. И вновь взглянул на уже близкого неприятеля…
«Мерседес» остановился на шоссе шагах в двадцати пяти от пары путешественников. Из машины с двух сторон вышли отец и сын Растопчины. Лицо старшего было сурово и непроницаемо, младшего – издергано до истерии.
– По грибы собрались, Андрей Петрович? – глядя на корзину, спросил Максимилиан Лаврентьевич.
– Мария Федоровна с вами? – ответил вопросом на вопрос Крымов.
– А документ?
– Спрашиваю, Бестужева Мария Федоровна в машине?
– Да, в машине. Покажите документ.
Крымов достал из-за пазухи обрывок свитка.
– Вы не нанесли ему вреда? – поинтересовался Растопчин.
– А вы не нанесли вреда даме? – вновь ответил вопросом на вопрос Крымов.
– Мы – джентльмены, – вмешался в разговор Лаврентий Максимилианович.
– Ну да, видели! – отозвался Крымов.
– А кто это с вами? – спросил Растопчин-старший, кивнув на Добродумова. – Он мне кого-то напоминает…
– Я в этих краях всем кого-то напоминаю, – сам отрекомендовался Егор Кузьмич. – Давайте-ка совершим обмен и разбежимся. Идет?
– Идет, – кивнул Растопчин-старший. – Лаврентий!
Сын обернулся, махнул рукой. Из машины выбрался здоровяк в черном костюме, в руке он держал пистолет. Крымов тотчас собрался, осторожно переглянулся с Добродумовым. Здоровяк открыл дверцу, подал руку. Но женская рука не легла на его ладонь – Бестужева выбралась сама.
– Здравствуйте, Андрей Петрович! – громко сказала она.
– Здравствуйте, Мария Федоровна, – поздоровался он. – Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, Андрей Петрович, за меня не беспокойтесь!
– Они не сделали вам ничего плохого?
– Нет, ничего, кроме насильного похищения и принудительного содержания на одной даче. – Она с ненавистью улыбнулась Лаврентию Растопчину, зло глядевшему на нее. – Но это, слава богу, все.
– Воистину, слава богу, – подтвердил Крымов. – Для них в первую очередь, – кивнул он на похитителей. – Егор Кузьмич, – обратился он к товарищу, – возьми свиток и передай его господину Растопчину. А вы, Максимилиан Лаврентьевич, – передавая Добродумову обрывок, продолжал он, – как только его получите, отпустите девушку.
– С удовольствием, – кивнул Растопчин-старший.
– Мария, идите ко мне, – скомандовал Крымов, когда Добродумов двинулся к неприятелю. – Идите и не бойтесь.
Бестужева обошла машину и направилась к Крымову, Егор Кузьмич передал из рук в руки обрывок свитка Растопчину. Тот с одного взгляда определил, что ему отдали обещанное. Через минуту сделка была завершена.
– Вы вмешались в тайну, которая вам не принадлежит, господин Крымов, – свернув свиток, высокопарно вымолвил Растопчин-старший. – И как всегда, все случилось по вине женщины. Вот почему они не должны касаться никаких тайн этого мира! Но вы еще пожалеете об этом, Андрей Петрович, помяните мое слово.
– Поживем – увидим, – ответил детектив.
– Да она у тебя красавица, – заметил Егор Кузьмич.
– Почему у меня? – стушевался Крымов. – Мария Федоровна сама по себе, я – сам по себе. – Он все еще смотрел в сторону Растопчиных и особенно их телохранителя. Сын спросил у отца: «Уезжаем?» – «Да», – сухо ответил тот, тоже все еще глядя на конкурентов, точно не доверяя им, желая дознаться чего-то. – Просто жизни пересеклись.
– А так всегда и бывает – берут жизни да пересекаются, – кивнул Егор Кузьмич.
Мария Федоровна с любопытством смотрела на колоритного спутника Крымова.
