С утра, после пробежки, мать отозвала пришедшую к нам Шираиши в сторону, а там, взяв обоими руками за бока, принялась её легко покручивать из стороны в сторону, о чем-то спрашивая. Кажется, её интересовало не сколько то, что девушка мямлит в ответ, сколько физика груди у Маны. Тактико-технические характеристики, да? Хотя, если мать себе сделает такую же, то перемещаться ей придется крайне осторожно. Ну и хорошо, дома будет спокойнее…
После школы мы с Маной отправились в Огасавару, где нас ждали неприятные новости в виде Суичиро Огавазы, лежащего на больничной койке и под капельницами. Пока дочь сидела с отцом, я, давая им время, отловил одного из докторов в этой маленькой, но чрезвычайно хорошо обеспеченной клинике.
— Что с этим придурком? — мрачно спросил я у курящего сигарету человека в белом халате.
— Отсутствие мозгов, — не менее мрачно ответили мне, — С рождения. Идиот под два десятка таблеток в день должен принимать, так решил, что ему пара токкури сакэ по вечерам не повредят. Тут у нас, парень, полно идиотов, которым и канистра не повредит, но где они и где этот доходяга?
— Какие прогнозы?
— Прогноз… — врач медленно и тщательно раздавил недокуренную сигарету о наличник на двери, лишь потом взглянув мне в глаза, — Я даю прогноз, что с этой койки он уже не встанет, парень. А возможно, даже не проживет и неделю. Даже до воскресенья. Ты же и по ним приезжаешь, да? С этой красавицей?
Чуть позже, найдя знакомую бабушку, как-то раз показывавшую Мане деревню, я уговорил её вновь взять на себя девчонку, а сам отправился на разговор с Огавазой. Тот, лежа на койке, уставился на меня с вызывающим видом. Смерив его взглядом, я неторопливо уселся, а затем, достав из кармана яблоко и взятый в аренду у той же бабушки перочинный нож, принялся молча творить японский ритуал по очистке плода. Этого хватило, чтобы Суичиро через пару минут начал дёргать глазом, а через еще какое-то время выдохнул:
— Ну давай! Скажи, что думаешь!
— Я думаю, что ты прав, сенсей, — спокойно отозвался я, продолжая издеваться над фруктом, — В каком-то смысле.
— Поясни, — нахмурился тот, явно не ожидавший подобного.
— Судьба дала тебе возможность взглянуть на дочь здоровым взглядом, позаботиться о ней, поговорить, — начал мерно перечислять я, — На равных общаться с людьми. Воспитать ученика… в какой-то мере. Но разве это жизнь? Нет. Это обязанности. А жить тебе, как мы знаем, оставалось совсем недолго. Так почему бы напоследок не получить немного удовольствия, да?
Огаваза побледнел, сжав губы в ниточку, его глаза, и так украшенные синяками, потемнели, казалось, еще больше.
— Ты ненавидишь меня, это понятно, — продолжал я, — Но вовсе не за то, что я могу сотворить с твоей дочерью что-то плохое, это заблуждение у тебя давно не срабатывает, сенсей. Совсем недавно, общаясь с еще одним «сломанным», я понял причины твоего ко мне отношения. Ты не любишь меня за то, что я здоров, силен, умен. За то, что я обращался с тобой, в прошлом именитым бойцом, как с беспомощным котёнком. За то, что ты играл по моим правилам…
— Нет, я ненавижу тебя за то, что ты ублюдочный высокомерный гад! — выплюнул Огаваза, зайдясь в кашле. Когда приступ кончился, он продолжил, — Такие как ты всегда смотрели на остальных сверху вниз! Всегда считали, что они лучше, что они цари этой жизни! Всегда брали то, что хотели, плюя на последствия! За…
— То есть, бывший «мусорщик» нашел себе еще оправданий, чтобы сорвать злость по загубленной жизни на человеке, который дал ему шанс? — безразлично хмыкнул я, — Дашь мне причину дальше тебя слушать, горе-учитель?
— Дам, — выдохнул он, приподнимаясь на кровати и до скрипа сжимая кулаки, — Я вызываю тебя на бой до смерти, Акира Кирью! В это воскресенье, если до него доживу!
— Ты…
— Дослушай! Если ты победишь, то человек, с которым у меня уговор, признает тебя моим наследником и передаст тетрадь с моими записями. В них то, что ты хочешь знать. Всегда хотел! Но только после боя, слышишь? Только так, и никак иначе! А теперь… теперь пошёл вон! Я хочу еще поговорить с дочерью!
Выйдя на улицу, я постоял немного с запрокинутой головой, разглядывая синее небо, украшенное небольшими белыми облачками.
Чудесно. Теперь у меня есть время порепетировать, как именно я сообщу Мане о том, что в это воскресенье убью её отца. Жизнь — отнюдь не скучная штука…
Интерлюдия
Ни Эна, ни Такао никогда особо не распространялись о том, как протекает их школьная жизнь. Ну просто так сложилось, что, благодаря вниманию старшего брата и приглядывающим за школой бугаям криминальной наружности, никаких особых приключений у брата с сестрой не было. Обычная скучная школьная жизнь двух популярных, сильных, умных и красивых, если верить Эне, детей.
Ну, насчет популярности — это, скорее, к сестренке. Та любила и умела отжигать, но при этом не корчила из себя королеву школы, чем, кстати, жутко бесила тех, кто очень хотел бы… покорчить. Однако, её любили все и каждый. Веселая, озорная, никогда не лезет за словом в карман, но и не нарывается. Улыбается так, что даже физрук Сахаджиро, вредный и жесткий хрен, начинает скалиться в ответ. Да, Эна могла замутить какой-нибудь движ, из-за которого Такао потом либо доставалось, либо приходилось напрягаться, но ничего особого, обычные детские проделки.
В общем, единственной головной болью среднего брата было то, что следующий год, когда он уже пойдет в старшую школу, Эна должна будет провести здесь одна, а учитывая, как стремительно мелкая заноза превращается в красавицу — от этого могли возникнуть проблемы. Эна и так… яркая, а если еще и сиськи отрастит, как грозится, так кое у кого может и башню отшибить. Точнее, ему, Такао, придётся отшибать.
Вот как сейчас.
— Братолюбка! — хмуро брошено в спину девушке от троицы тершихся неподалеку парней. Эна только что вежливо раскланялась за школой с одним из своих поклонников, решившим признаться, а отвергнутый ей ранее парень, находящийся среди этих троих, не сдержался при виде знакомого зрелище.
Такао не успел даже нахмуриться, как Эна, резко развернувшись на это, в принципе, слабоватое оскорбление, лучезарно улыбнулась, выдав этой троице:
— А куда деваться, если вы, парни, не тянете⁈
Затем, зараза мелкая, им «виктори» пальцами показала, а потом, подскочив к Такао и развернув его в сторону выхода из школы, еще и на спину ему с обнимашками запрыгнула, повиснув навроде рюкзака. Висела она недолго, но с десяток шагов средний сын семьи Кирью свою тяжкую ношу протащил, ворча и стеная. Ему хотелось спать, а кто-то, он не будет показывать пальцем, вчера сожрал, кажется, всю эту чудовищную курицу.
— Эй! Я за это уже пострадала! — возмутилась сестра, освобождая желающего спать брата от своих удушающих объятий, — Мне нужно много кушать, чтобы развиваться!
— Надо попросить старшего брата, чтобы составил тебе диету… — мстительно прокряхтел Такао, пихая сестре в руки её портфель, — Идём домой, спать хочу.
— Идём! — весело кивнула негодяйка, — Тебе портфель понести, уставший старший брат? Задротный старший брат? Тащащийся по манге ста…
И осеклась, уставившись в куда-то за спину Такао. Тот, развернувшись, нервно выдохнул, сжимая кулаки. Случилось то, к чему он готовился уже довольно давно.
К ним двоим направлялась троица сукебан в длинных черных юбках.
Эту женскую школьную мафию старались не трогать. Бандитки рулили мелким пушерством, проституцией, прочими сомнительными делами, а еще отличались звериной жестокостью и любовью устраивать засады. Все поголовно были вооружены различными подручными средствами вроде бит и цепей, пользуясь крайне дурной славой. Жестокостью было пропитана вся их нехитрая иерархия, сверху донизу. Новых членов они рекрутировали довольно мягко, предпочитая проникать в школьные учреждения через вербовку наиболее популярных и красивых девочек, которых затем, нередко, отправляли их на панель.
