После этой речи она порхнула и уселась мне на плечо. Показала язык удивленно распахнувшему глаза Локи. Я представил деревеньку суккубки Марины Селезневой и зажал синий камень.
— Чего-о-о-о? — донесся до нас возмущенный рев Локи сквозь шум охватившего нас синего пламени.
* * *
Когда я открыл глаза, то понял, что стою по пояс в снежном сугробе. Как будто выпрыгнул из окошка кабинета Локи…
Впрочем, это ощущение продлилось недолго. Оглядевшись по сторонам, увидел, что неподалеку возвышаются двухэтажные домики с дощатыми заборами. Впрочем, двухэтажными были не все дома. Были и такие, что могли похвастаться третьим этажом, а также и такие, что обходились одним этажом.
— Ух, а тут холодно, — поежилась Чопля на плече.
— Сибирь как-никак, — ответил я. — Ладно, будем выбираться, а то и в самом деле замерзнем тут до суровой весны.
— Ага, если она только наступит, — сказала Чопля. — Ведь если мы не успеем, тогда и весны никакой не будет.
Я не стал спорить. Вместо этого захрустел снегом в сторону пролегающей неподалеку дороги.
Мы находились на окраине деревни, куда в своё время отправилась Марина Селезнева. Та самая суккубка, которая охмурила Савелия Александровича Говардского, сына боярина Говардского. Я проследил, чтобы эта полусуккубка забрала свою дочь и отправилась в дом отца. Пусть это было сделано незримо, но в наш век интернета и информационной обнаженки вряд ли кто может скрыться от чужих настойчивых глаз. Марина благополучно добралась до деревни. Сейчас бы она зажила спокойной жизнью, растя дочь, но…
Я больше не знал никого, кто так лихо может управляться с мужиками. Её помощь могла стать неоценимой подоплекой в нашем деле.
Выбравшись на дорогу, я бодро зашлепал по направлению к тому дому, где жил отец Марины Селезневой. Спиной я чувствовал взгляды из окон, которыми меня провожали живущие тут люди. Как не крути, а посторонний человек в деревне всегда вызывает в первую очередь интерес — не опасен ли он? С чем пришел? К кому пришел?
Впрочем, никто знакомиться не лез. Ни мужчины, ковыряющиеся возле трактора, ни женщины, о чем-то разговаривающие возле колодца. Я знал, что в каждом доме был водопровод, но колодец в виде журавля с оледеневшей бадьей как будто из сказки являлся местом сборища и обсуждения последних новостей. Могу поклясться, что увидев меня, у трех женщин появился новый повод обсуждения.
Я только кивал направо и налево. Улыбался, стараясь показать, что у меня нет ничего плохого за душой. Не знаю, насколько мне поверили, но не приставали с расспросами, кивали в ответ и не перегораживали дорогу. А это уже немало, поверьте мне, старому циничному ведьмаку в теле молодого парня.
Возле дома отца Марины Селезневой я остановился. На меня тут же начал брехать кудлатый пес, черно-белый, как будто испачканный в муке. Я подергал калитку, и пес залаял ещё громче. Его лай подхватили остальные собаки в деревне. Через несколько секунд о моём прибытии знал каждый, кто мог разговаривать на собачьем языке.
В окно выглянуло хмурое мужское лицо. Я приветливо помахал рукой. Лицо отреагировало исчезновением. Черех пару секунд его место заняло лицо Марины. Она сначала было улыбнулась, явно узнав меня, а потом озабоченно нахмурилось.
Я развел руками и пожал плечами. После этого жеста Марина исчезла из поля зрения, чтобы появиться на пороге. За её спиной появился крепкий мужчина с сединой на висках и топором в правой руке. Седина на мой взгляд выглядела безопаснее топора.
— Господин Южский? Чем обязана? — озадаченно произнесла Марина. — И как вы меня отыскали?
— Марина, мы можем поговорить в доме? — спросил я. — У меня есть для тебя работа, которую я не хотел бы обсуждать на улице.
Вот так вот прямо и без обиняков. Нужно сразу показать, что у меня серьезные намерения, а не просто баловство какое-то. Она оглянулась на отца, тот хмуро смотрел на неё.
Понятно, что сейчас в голове отца крутились разные мысли, начиная от того, чтобы послать незваных гостей куда подальше, заканчивая тем, чтобы тюкнуть гостя обушком топорика по макушечке…
— Мы замерзли и не отказались бы от чашечки горячего какао, — жалобно пропищала Чопля. — С зефирками, если можно.
— Ну, у нас как раз картошка поспела, — пробасил отец Марины. — Приглашай, дочка, гостей за стол.
Марина чуть помедлила. Чувствовалось, что сейчас у неё было желание послать нас подальше и надолго. Однако, она не смогла переступить через чувство благодарности. Она чуть поклонилась и показала на дверь:
— Милости прошу, гости дорогие…
Ни меня, ни Чоплю не пришлось просить дважды. Мы прошли в добротный теплый дом, где в печке весело покряхтывали дрова. Пахло пирогами и вареной картошкой. Мебель была крепкой, не новой, модерновой, а такой, что простоит века и не рассохнется.
Когда мы с Чоплей помыли руки, то нас усадили за стол. Возле тарелок легли деревянные ложки. Я усмехнулся — заговоренные ложки, если у гостей что худое на уме, то заноз нахватаются, а если с добром пришли, то даже вкус пищи улучшится.
В центр стола легла румяная курица, бесстыже расстопырив в стороны поджаренные ляжки. Картошка дымилась в круглой супнице, посыпанная порезанным зеленым лучком и укропом. Небольшие островки масла таяли на круглых боках. В стеклянном кувшине белело молоко, на поверхности чуть сморщилась тонкая пленка. Свежий хлеб в деревянной корзиночке тоже нашел своё место.
Я видел, как Чопля сглотнула, наблюдая за тем, как стол украшает еда. Со всеми этими запарками мы даже успели позабыть, когда последний раз ели.
Из-за занавесей другой комнаты на нас высунулась смешливая мордашка, а после тут же пропала. На вид лет десять-двенадцать. Девчонка, если судить по весело торчащим косичкам. Неужели такая взрослая дочка у Марины? Да нет, не может быть! Та же вообще кроха.
— Сестра моя, Ирина, — сказала Марина, когда увидела мой взгляд. — Сидела с дочкой, когда я… работала в Москве. Да и сейчас нянькается, пока я на ферме тружусь… Недавно устроилась после… работы в Москве.
Ну да, работала… Я взглянул на Чоплю, но та удержалась от прысканья. Всё-таки моя служанка понимает, когда можно прыскать, а когда нельзя. За такую понятливость её и ценю.
— Она молодец. Поддерживала тебя, — покивал я. — Трудно женщине в Москве найти работу, да ещё и с ребенком. А вот…
— Господин хороший, — перебил меня отец Марины, до этого сверливший взглядом так упорно, как гномы изумруды не сверлят. — А ты пошто приехал-то? Насчет работы али как? Ты кто будешь?
Я ударил себя по лбу. Тут же вскочил и кивнул ровно так, как положено при знакомстве:
— Позвольте представиться, Эдгарт Николаевич Южский. Помещик и сын дворянина Южского. Прибыл для того, чтобы нанять вашу дочь в качестве секретаря!
— Чего? — в один голос спросили Марина, её отец и Чопля.
— В качестве предоплаты за её труд, я предлагаю вам небольшой аванс, — с этими словами я извлек из внутреннего кармана золотую виноградную гроздь и положил её на пока ещё чистую тарелку.
Под светом электрической лампы золото заблестело так ярко, что солнечные зайчики поскакали по углам. Отец Марины присвистнул. Челюсть же девушки едва не упала на пол. Даже со стороны темной комнаты, где скрывалась Ирина с дочкой, донеслось аханье.
— Это же целое состояние, — проговорила Марина. — Да тут не только мне и Ирине, но и дочке моей хватит на приданое.
— Да, вот только на работу нужно отправиться прямо сейчас. Даю на размышление… десять минут, пока мы с Чоплей уплетаем картошку и эту божественную курицу, — подмигнул я.
— Папа, нам нужно с тобой поговорить, — тут же обратилась к отцу Марина.
Тот крякнул, вставая из-за стола, хмуро взглянул на меня, на Чоплю, а после отправился следом за дочкой в другую комнату.
— Думаешь, согласится? — шепнула Чопля, когда я отхватил от курицы румяное бедрышко и положил ей на тарелку.
— Стопроцентно в этом уверен, — хмыкнул я в ответ.
