– Чем тогда товарищ Макленнор так очаровал тебя, Алексей Сергеевич?
– Суть его работы не сводилась к подражанию механизмам природы, – пожал он плечами немного задумчиво. – Мистер Макленнор не стремился скопировать биологическую машину человека. Что бы там ни говорили ленты в вирте. Он стоял на пороге гораздо большего прорыва. Плагиат, даже у природы, он не рассматривал. Создать искусственный интеллект для него было слишком мелко. Он хотел сотворить искусственный разум.
Буров видел, как тряслись худые руки Фарадея, когда тот говорил про цель Макленнора. И ему подумалось, что во имя её воплощения руки те были бы отданы без раздумья.
– Я ведь не просто так тебя спрашиваю. Тот синтетик, что напал на меня... Он каким-то чудом высосал протонный генератор. Ты парень головастый. Потому не стану объяснять, сколько на это у обычного синтетика ушло бы времени. Он ими питается, это понятно. Технология аккумуляторов в экзотелах такая же, как и в протоволновых излучателях. Непонятно другое.
– Что?.. – глаза Трипольского забегали, словно у прогулявшего школу второклассника после звонка учительницы родителям.
– Я думал, что его цель – вывести нас из челнока. Так как там заканчивалась его «пища», и ему нужна была новая, а войти сюда, в колонию, он по какой-то причине не мог. Теперь выясняется, что преград не было. Он мог войти в любой момент. Да и сколько же он должен жрать, чтобы ему не хватило протонного генератора?! Вот скажи мне, Алексей Сергеевич, на кой ляд тогда он вывел нас? Зачем ему мы?..
– Э-э… Я даже не знаю… Я не думал. Почему ты спрашиваешь моего мнения? – Трипольский в разговорах с Буровым нет-нет да и переходил на «ты».
– Не глупи, Алексей Сергеевич. Сам всё сказал минуту назад.
Не находя себе места, Трипольский почесал затылок. Неуклюже попытался повертеть отвёртку, выронил её. Та покатилась, и Фарадей бросился за ней точно ошалелый спросонья кот за неосторожной мышью.
– Не уверен, что остановка генератора вообще связана с ним, – заключил он вернувшись. – И в прошлый-то раз я сомневался. А тут… Слишком многое указывает на определённого рода… странности.
– Например?
– Холмы. Недаром под челноками и модулями эти возвышенности. Думаю, их появление обусловлено наличием на челноках и модулях протонных генераторов. Просто... Просто поглощение синтетиком такого количества энергии... невозможно!..
– Подумай. Хорошо подумай, крепко. Ты же знаешь этого синтетика. По глазам вижу, что знаешь его как брата родного. Всё о нём вызнал в чёртовом Оксфорде. Так вот, – Буров медленно поднялся – боль в ключице напомнила о личной встрече с Фрэнки. – Если он действительно «итог» работы старика Макленнора, то понятие «невозможно» у него мягко говоря не схоже с нашим. Час Квантум так и не наступил. Кто знает, может как раз потому, что единственный стабильно работающий квантовый компьютер с полноценным ИИ его создатель запечатал в углепластик и отправил более чем за сотню световых лет?
Буров, почти не хромая, вышел из второго командного пункта, и оставил Трипольского наедине с блоком ЭВМ. Дойдя до лаборатории, он посмотрел в раскрытые теперь иллюминаторы. Нахмурился, пошёл к ним, стараясь призвать мысли к порядку. Белизна песка вроде как помогала думать…
Командир прав. Что-то шибко мутит воду этот американец. Он знает гораздо больше, чем говорит, это ясно. И почти наверняка его цель на Ясной - найти Фрэнки и доставить обратно на Землю. Кто бы сомневался. Потому он и вынюхивает вводные слова для вызова орбитального транспорта. Рената говорила, что он ненавязчиво так расспрашивал. И Трипольский сейчас ковыряется в кишках ЭВМ отчасти потому, что это Бёрд вселил в него призрак надежды – ты сможешь, мол, дерзай. Только сигналом с ЭВМ можно было вызвать транспорт.
Но что-то ещё не так этим с янки. В памяти отложился их разговор во время рейса в челнок. Тогда Бёрд признался, что топтал псковские болота в то же время, когда несколькими километрами восточнее рыл окопы Буров. Одна какая-то фраза американца – Буров никак не мог определить какая – выбивалась из гладкой истории. Словно пёстрая матрёшка, она громоздилась в стройных рядах коллекционных оловянных солдатиков.
Буров глянул в иллюминатор, сфокусировался на какой-то точке вдали...
Стоит поговорить с Санычем. Он служил авиационным техником, кажется, в Хабаровске, когда господины развернули свою «Суровую гильотину» и отрезали их сначала от Петербурга, а потом и от Пскова. Они с Майклом, вроде бы, иногда говорили о войне. Глядишь, наведёт на мысль…
От Бурова сейчас зависело многое, раз он избрал молчаливое расследование. Десять отпечатков тел в капсулах вместо одиннадцати даже не наводили на мысль – кричали: «подмена!» Один из членов команды не «прыгал» с Земли. Он уже был тут, на Ясной, когда остальные пробуждались. И имитировал пробуждение вместе с ними…
Имитировал…
Когда Трипольский нарыл записи Иконникова, мозаика сложилась окончательно. Слова полковника о том, что чем дольше имитатор находится в образе жертвы, тем стабильней этот самый образ, не оставляли сомнений - среди них чужак. Буров не спешил с выводами. Возможно потому и не ошибался никогда. Пример – Ганич. Точнее, Михайлов, чёрт бы его побрал. Он ведь первый в списке.
Был первым. Имитатору непочём ранения. А Ганича переломало так, что впору было бы отпевать. Искусственная кома святоше обеспечена.
Тогда кто? Кто не-человек?
Павлов. Якут скрытый, замкнутый. И… недаром же именно он пропал с бедняжкой Викторией. Убил её где-нибудь в лесу. И теперь вернётся, как ни в чём не бывало. Героем.
Точка вдали поначалу казалась игрой тени на опушке леса. Но спустя пару минут она заметно выросла. Кто-то приближался. Буров криво улыбнулся, погладив гордеев за поясом. Нужно встречать.
Но это был не Роберт. К модулю, спотыкаясь и падая, брела голая, обожжённая ультрафиолетом Милош…
Какое-то время Буров наблюдал за повреждённой в надежде, что она одумается и уберётся обратно в лес, где ей самое место. Или хотя бы провалится в одну из невидимых каверн. Но Милослава упорно шагала по белому песку, не обращая ни малейшего внимания на его температуру.
Буров вошёл в медблок и встретился взглядом с Ренатой, но сделал вид, что ничего не произошло. Женщина тихо хрустнула подсохшим печеньем, запила солоноватой водой и мило улыбнулась ему, как старому другу. Сбитой с постамента статуей, на кушетке лежал Саныч: белее простыни под собой, он осунулся, словно неделю не ел. В потускневшем взгляде бывшего командира застыла мука.
– Он не разговаривает, – вздохнула Рената.
– Сдал, – прогудел Истукан и поймал себя на мысли: их командир погиб в бою с многоногой тварью, а то, что сейчас лежит на кушетке – лишь его гниющий труп.
Реаниматор под Ганичем-Михайловым гудел мерными волнами. Значит, напряжение стабильно. В противном случае система аппарата забила бы тревогу. Возможно, работающий генератор Фрэнки не успел тронуть…
– Вы так и не определили причины смерти близнецов?
Ореол тайны, окутывавший синтетика вместе с его предполагаемым проводником на родину раздражал. Со слов Романа, синтетик убил пришельцев одним прикосновением. Притом мозг не имел сторонних повреждений, только патологии.
Рената покачала головой и с апатичным видом надкусила печенье. Буров поиграл желваками.
– Мы тут как дети в песочнице – жестяной грибок хрен нас от бури защитит. Нет гарантий, что синтетик не заявится. В эффективность блокировки панели управления я не верю.
– Майкл говорит, что он неопасен, – ответила Рената и снова хрустнула. – Иначе он бы убил вас, Тимофей Тимофеевич.
– Важнее – чего Майкл не говорит.
– Я ему верю, – пожала плечами она. – Не каждый станет рассказывать о своих детях.
– Только если не хочет залить триплекс гудроном…
– Вы в последнее время странный, Тимофей. Нелюдимый больше обычного. Как подозреваете кого. Уж не Майкла ли? – прищурилась Рената шутя, но вдруг поняла, что попала в точку. – Знаете, я вот что скажу. Я ему верю. Я чувствую в нём хорошего человека. Можете посмеяться, пойму, но я очень тонко ощущаю людей. Добрых людей, на которых самой мне не везёт. Он не способен на предательство.
