– Поднимай всех! У меня дочь родилась!
А что не совсем его это дочь и что родилась она еще когда… и кого это волнует? Кто об этом подумает, когда один из всадников бочонок показывает малый, и булькает тот очень соблазнительно, и второй тоже с бочонком, и закуска явно у них с собой…
Так-то никто и не насторожится. Погулять человек приехал, понятно все. И на дармовую гулянку подтягиваются все.
И кто спал, и кто бодрствовал, и кто рядом был…
А Илья не торопился!
Не просто ж так гулять? Стол накрыть надобно, кубки поставить, снедь всякую в тарелки выложить, тут еще и сырое мясо есть, сейчас поджарим…
Какое уж тут нападение тайное?
А лодки уж причалили, и рыцари высадились, и к казармам шли, рассчитывали, что сонных застанут стрельцов.
И было поздно предупреждать, встречать… Двоих предателей, которые в темноту кинулись, люди Божедара переняли.
Оставалось ждать. Уже совсем недолго.
* * *
Отряд, с которым Руди шел, добрался спокойно до места назначенного. Вот и изгиб приметный, вот и человек ждет, в темноту вглядывается, Руди руки ко рту поднес, гавкнул, собаке подражая. Ежели и услышит кто, не сразу поймет, откуда звук доносится. Мало ли какой псине побрехать захотелось? Ладога же, тут в каждом дворе по собаке, а где и по две-три.
И ответно ему с берега мяукнули. Один раз. И спустя пару минут еще один.
Руди дух перевел.
Все спокойно, причаливать можно… Его лодка первой в берег и ткнулась. Магистр выпрыгнул, сапоги намочил, ругнулся… коварна Ладога. Вроде и река, а приливы-отливы бывают, и туманы, и омуты, набежала волна, окатила.
Руди умнее поступил, подождал, пока лодку на берег вытащили, к колышкам привязали, потом уж через борт полез.
Его Фриц Данаэльс, сын Пауля, ждал, смотрел преданными глазами.
– Мейр Истерман, можно я с вами пойду?
Руди на магистра посмотрел:
– Можно ему?
– Почему ж нет? Оружие-то у тебя есть, мальчик?
Фриц аж покраснел от неудобного вопроса.
Не было у него оружия, не было, и по веской причине: тянуло парня на подвиги, а с оружием в руках он вдвое чаще задирался ко всем окружающим. Вот отец ему лишний раз даже нож хлебный не доверял, не то что хороший клинок.
– Я… это…
– Клинок найдем. Постарайся только в первые ряды не лезть, защиты-то нет у тебя.
– У меня куртка с пластинами нашитыми! Благодарю! Не подведу я!
Фриц тулуп распахнул, показал под ним куртку из дубленой бычьей кожи, на которую лично металл нашивал. И пластины, и обрывки кольчуг разных… Смотрелось, конечно, не слишком хорошо, но не звенело, движений не стесняло, и от клинка защищало. Чего еще-то требуется?
Фриц вперед ушел, Руди на магистра поглядел вопросительно:
– Зачем? Дурак ведь…
– Послужит смазкой для клинков. Если он погибнет вместо кого из моих людей, плакать не буду.
Это Руди понимал.
И то, не слишком много рыцарей в Ордене Чистоты Веры, а сегодня и еще меньше будет. Умеют россы сражаться.
Даже врасплох застигнутые, даже сонные, а все одно, ежели смогут они в руки оружие взять – то и удар нанести смогут. И убить кого-то…
Страшный это противник. Беспощадный и безжалостный, прежде всего к себе. Потому и сражаться с ними тяжело всякому цивилизованному человеку. Там, где Руди бы уж шесть раз сдался, просчитав, что не выиграет, и выторговывая для себя условия получше, россы все одно идут в атаку. Иногда – самоубийственную.
Безумные люди! Безумная страна!
Рыцари Ордена двигались к царским палатам.
* * *
Любава руку над жаровней протянула, нож взяла, горсть порошка серого, травяного в угли тлеющие сыпанула, щедро ножом помешала, потом решилась, поперек ладони своей провела:
– Dormi, dormi, veni, et populum in aedificio tuo stragulum tege. Somni Deus Morphei, te obtestor, quaeso, sanguinem meum ac vires tibi immolo. Fac verba mea inexsuperabilis, fac somnum continuum… [118]
Варвара стояла почти напротив и видела, как белеет, покрывается морщинами лицо Любавы, как прямо на глазах седеет, выцветает одна из прядей – не просто так сейчас она слова произносит.
И верно, нападет на всех, кто в палатах, глубокий сон. Смертельный сон.
А только Любава и не ведьма почти, нет у нее ничего такого ведьминского, окромя руды в жилах. Вот ею и платит сейчас Любава, жизненную силу свою расходует на то, чтобы преград лишних не было у магистра с его людьми.
Была б тут Сара или Ева, мигом бы они все сделали, да только нет их.
Вот и приходится Любаве самой надрываться, самое себя в каждое слово вкладывать, кровь лить, лишь бы подействовало.
Вот закончила шептать женщина, Варвара к ней кинулась, подхватила:
– Удачно ли, Любавушка?
– Удачно, Варя. Сейчас уснут все крепким сном… вечным сном.
Оскал на лице у царицы череп голый напоминал, так кожа побелела, так скулы обтянула, аж зубы выступили.
И кровь из носа бежит тонкой струечкой, и сосуды полопались в глазах.
Варвара кое-как государыню до постели довела, благо Федор помог.
– Сейчас, Любушка, а вот компресс холодный на головушку…
– Борька тоже уснул? – Федор промолчать не смог.
– Да, все уснули, кроме нас.
Чего Любаве эти слова стоили?
Из носа сгусток крови вылетел, на платье шлепнулся багровым ошметком, а Любава голову запрокинула, сознание потеряла. Непосилен ей оказался труд ведьминский.
Еще и Михайла не уснул, но чего ему это стоило! Парень все плечо себе изранил, стараясь глаз не сомкнуть. Вроде и рядом был, считай, за дверью, а все одно – накрывает. Даже глоток крови Федора, с утра выпитый, и тот не помогал толком, то ли прошел уж, то ли Федор сам чего не знал о ведьмовстве…
Ничего, справится он, продержится.
– Тогда я сейчас по нужде отойду да и вернусь…
– Феденька…
Варвара и сказать ничего не успела. Федор мигом за дверью очутился, на Михайлу взгляд кинул:
– Не спишь?
– Ради тебя, государь…
– Ну, когда ради меня, то пошли! Покамест не началось, надобно мне Устинью забрать. Сам понимаешь, на Бориса нацелятся… не убьют ее, конечно, но даже когда не… Моя она! Не хочу, чтобы и пальцем до нее дотрагивались!
Михайла кивнул:
И не удержался:
– Царевич, а мне дотронуться дозволишь? Вдвоем-то мы ее куда как быстрее перенесем!
Иронии не понял Федор, не заметил даже.
– Тебе – дозволю. Недолго только.
– Благодарствую, царевич, знаешь, я за тебя и в огонь, и в воду.
– Знаю. Потому и доверил тебе важное… Идем, Мишка! Поспешать надобно!
Михайла рукояти ножа коснулся, которая открыто за поясом у него торчала.
И то верно. Надобно поспешать.
* * *
В отряде Божедара вопросов не задавали. Воевода уж все разъяснил, чего лишний раз воздух языком молотить? Пятьдесят человек двигалось по городу, в длинную змею растянувшись. Не надобно им внимание привлекать к себе.
Казалось бы, можно и с государем поговорить, и поселиться в одной из казарм, и даже одежду подобрать, как у стрельцов, и нельзя им!
Обязательно найдется гадина с длинным языком, предупредит врага, тогда вдвое больше сил придет. А им-то не мериться силами надобно, им врасплох его застать бы…
Больше бы сюда людей привести, а только рисковать нельзя. Рощу охранять надобно, в порту людей надобно, к кораблям вражеским надобно, к казармам тоже… И хоть ты разорвись! Вот и получается один к трем, а и ничего! На одного богатыря как раз полсотни иноземцев надобно, так что уже один к двум, а уж по два врага каждый из его людей заберет, не запыхается и еще добавки попросит.
Вот и ход потайной, вот и Агафья Пантелеевна, стоит, ждет их.
Божедар прислушался к чутью своему, да не было опасности для него, все хорошо было.
Первый он в потайной вход зашел. Он над своими людьми главный, ему и жизнью первому рисковать. Иначе и никак…
