А после мы поговорили, без всяких «вы», или «сударь», не на французском языке, а русском могучем, который, хвала Богу, Катя знала хорошо, может почти так же, как и французский. Я узнал о девичьих страхах и о том, что я могу быть не тем, кого она нарисовала себе в воображении. Она боялась и того, что я с ней ради приданного, что… Да много чего, а что-то придумывала и на ходу, чтобы поддерживать разговор и чтобы я не разнимал с ней объятий.
И вот мы прорвали эту плотину и уже которую ночь тонем в бурном потоке страстей. Я разбудил в Кате женщину. Но… только ночью. Нельзя мне без работы, без того, чтобы лично присутствовать на наших предприятиях в Нижнем Новгороде, встречаться с людьми, которые пока еще не разъехались после свадьбы. Стояла важнейшая задача– организационно разделить предприятия и сделать новый большой шаг на пути к прогрессу.
Дело в том, что я первоначально совершил ошибку, ну нет идеальных людей, пусть я и обладаю несколько большим опытом и послезнанием. Сперва я планировал создать один завод, но, чтобы на нем занимались всеми направлениями. Пусть бы это были цехи, но при одном управлении. Подобный подход не оправдал себя, так как распылялись силы и не было четкого руководства. Одного специалиста, если он толковый, могут тягать по всем производствам. В итоге толку нет нигде, и все надеются на то, что придет какой-то гений и все, словно по дуновению волшебной палочки, заработает, а готовые изделия посыплются как из рога изобилия. Вот только этих «волшебных палочек» у нас не много: я, да еще Кулибин. Остальные так, полуфабрикаты.
— Ты считаешь меня падшей женщиной? — потупив взгляд, спросила Катя после того, как у нас состоялся очередной марафон плотских утех.
Я сам в порыве страсти толкал свою жену к тому, чтобы она не лежала в кровати симпатичным бревнышком, а стремилась получить собственную порцию удовольствия, при этом желая подобного и мне. Для меня, как искушенного человека из будущего, а также успевшего похулиганить и в этом мире, подобное кажется правильным, гармоничным. Но кто занимается сексуальным воспитанием девушек из высшего общества? Это такие дамы, как Аннетта, лишь только осознав себя женщиной, интуитивно знают, что и как делать. А в моей Катюше при достаточно строгом воспитании княгини Оболенской, и опеки со стороны отца еще предстояло раскрывать женщину. И, судя по тому, что я чувствую себя словно после интенсивной тренировки, мне… у нас все получается.
— Зайчик мой, у нас еще вся жизнь впереди, чтобы ты гордилась своим мужем, а я считал себя достойным такой прекрасной женщины. «Я должен много работать и быть первым во всех своих начинаниях», — говорил я, стараясь не показывать раздражения от того, что вновь приходится самостоятельно облачаться во все эти одежды.
— Но и я должна соответствовать. «Расскажи мне обо всех своих проектах!» — сказала Катя и заточила свое прекрасное юное тело в красный шелковый халат.
Двоякое чувство: с одой стороны, я никак не устал наслаждаться красотой идеального молодого женского тела — над таким многим фитоняшкам из будущего трудиться и трудиться; с другой стороны, теперь, когда моя супруга оделась, я могу прибегнуть к услугам Никифора и одеться намного быстрее.
— Я знаю, чем тебя занять, — усмехнулся я, направляясь к своему сейфу.
Железный ящик с замком является в последнее время главным элементом моего багажа, пусть и весит сей агрегат пудов десять. Именно в нем я храню многие свои записи, проекты, которые еще предстоит реализовывать, стихи, которые только вспомнил, но еще не озвучивал, статьи, которые еще не напечатаны, научные открытия, которые еще не совершены.
— Вот, займи себя этим, — достал я увесистую папку с названием «Граф Монте-Кристо».
Подумав, достал еще одну пачку с названием «Ромео и Джульетта».
— Вот, прочитай. Книгу еще предстоит дописывать, думаю, не меньше года, а вот перевод «Ромео и Джульетты» наполовину готов, — сказал я, протягивая бумаги жене.
Катя вырвала у меня обе папки и первым делом впилась глазами в рукопись про невинно осужденного мстителя Эдмона Дантеса, ставшего графом Монте-Кристо.
— Миша, ну, еже ли у тебя дурной французский, так отчего же пишешь на нем? Вот здесь оборот неверный, — деланно возмущалась моя супруга.
— Так это же превосходно, — от пришедшей мысли я даже хлопнул в ладоши. — Стань моим редактором. А когда будем издавать книгу, я тебя возьму в соавторы.
Сказать, что идея Кате понравилась, — ничего не сказать. Она ею заболела. Про энергичную, разбирающуюся в литературе, хозяйку одного из самых знаменитых салонов Петербурга, Екатерину Андреевну Карамзину, я знал из исторической литературы, прочитанной в будущем. Теперь Карамзиной не будет, но будет Сперанская. Однако, при изменении фамилии, уверен, энергия из женщины не растворится, а посему Катю нужно загрузить интересной работой. Для нее желание быть причастной к написанию качественного литературного произведения, очень надеюсь, расположено на твердом втором месте. На первом же должен быть я.
Разумеется, действия в книге происходят не в посленаполеоновское время, как в оригинале. Эдмона Дантеса не обвиняют в том, что он привез письмо от опального бывшего императора Франции. Главного героя необоснованно обвиняют в шпионской деятельности для прусского короля Фридриха Великого. Действия же происходят во время Семилетней войны. Что касается соперника Дантеса за сердце красавицы Мерседес, ее кузена Фернана, то он зарабатывает свои несметные богатства в той же самой Индии, ограбив и сдав англичанам одного из богатейших индийских князей. А в остальном сюжет очень похож.
Это произведение Александра Дюма я прочитал четыре раза, поэтому помнил его чуть ли ни дословно. Учитывая то, что человек, в тело которого я попал и без моего вмешательства был талантливым литератором, да помножить это на то, что в своей прежней жизни я прочитал, если не всю, то почти все классическую литературу, то, уверен, что у меня получится шикарный роман. Между прочим, Дюма благодаря «Графу Монте-Кристо» разбогател настолько, что купил себе сразу два больших дома. Я не стеснен в средствах, но курочка по зернышку клюет. И, если я смогу заработать сто-двести тысяч на своем творчестве, пусть и украденном у писателей будущего, то ничего плохого в этом не вижу.
— Там написана лишь десятая часть от всего романа. Лучше всего писалось в заточении. Ты поймешь, какую часть я написал в Петропавловской крепости, — сказал я, поцеловал жену в щеку и поспешил на выход.
Настроение было уже такое, что хотелось махнуть рукой, послать всех к черту, приказать, чтобы принесли вина и фруктов и утонуть в семейном ложе на пару дней, не выходя из комнаты. Правда, придется выставлять за дверь ночные горшки, что несколько губит романтику.
Сегодня у меня должна была состояться важная встреча с Карлом Гаскойном, который так и не уехал из Нижнего Новгорода, а все добивался от меня, а когда понял, что это бесполезно, от Кулибина, чтобы ему предоставили чертежи парохода, вернее паровой машины, установленной на ней. Не знаю, что сказал Иван Петрович Кулибин, но Гаскойн, после общения с ним вновь вернулся к идее упрашивать меня. Однако, есть очень важная мысль, перерождающаяся в проект, который я намереваюсь предложить Карлу Карловичу Гаскойну.
Встречались мы в ресторане, под названием «Пароход». Естественно, это мое заведение, а Барон, он же Янош Крыжановский, сейчас инспектирует заведение. Открытие назначено только через две недели. Но разве для меня мой же ресторан может быть закрыт?
— Господин Сперанский, — расплылся в улыбке Карл Гаскойн, когда вошел в ресторан и увидел меня.
— Господин Гаскойн! — воскликнул я и жестом пригласил русского англичанина присесть. — Если позволите, то оставим на после досужие разговоры про погоду и на похожие темы, а перейдем к сути. Скажите, кто вы больше: англичанин, или русский? Уж извините меня за прямоту, но сей вопрос весьма важен.
— Я отвечу уклончиво, — не стушевался Карл Карлович и не растерял показного расположения. — Я русский и англичанин настолько, насколько были русскими Лефорт, или адмирал Крейг, Патрик Гордон, Ласси, Миних.
