Вышло чересчур громко. Роберт потёр горящие глаза — почему-то хотелось почесать их где-то там, внутри — и оглянулся назад, где некоторое время назад хрустела дождевиками хитиновая дрянь. Там было темно и тихо. Слишком темно и слишком тихо.
— Да… ты прав… — не понять с чем согласился абориген. — Зачем они здесь… ты скоро… и сам поймёшь… Ясная для них… не только перевалочный… пункт на пути… к Земле… Я думаю… они когда-то были… величественнее… Знали больше… несравнимо больше… Теперь они тень… прежних себя…
Роберт уподобился тому паучку над водой: колебания от плеска воды он игнорировал, зато чутко реагировал на каждую вибрацию пойманной в слабые тенёта жертвы. Едва ли даже десятая часть сказанного аборигеном была достойна внимания.
Порой он нёс откровенный бред. С его слов, например, белотелые нашли и уничтожили орбитальный транспорт, который запросил с «Кондора» Макленнор, пытаясь «отправить неочеловека, созданного с помощью неверной Джесс, на Землю». С неприкрытым злорадством бессмертный рассказал, как после якобы наотрез отказался выдавать Макленнору коды доступа для вызова транспорта из модулей, как принял решение уничтожить второй ЭВМ во избежание непредвиденного. И такая убеждённость слышалась в его голосе, что Роберту порой было не по себе.
— Ты сказал… — якут смочил губы и язык, поморщился — от кислого, горячего воздуха становилось всё хуже. — Сказал, что белотелые покидают механический город в двух случаях. Какой второй?
— Когда ищут… Слово… Как сейчас…
— Слово?
— Это ключ… или меч… зависит от того… кто его держит… Так говорят… стены Изумрудного города… — интонации искажённого голоса стали очень узнаваемыми. Так нередко говорил Ганич — с придыханием, как бы сдерживаясь — когда речь заходила о единобожии.
Откровенный бред вконец затупил внимание Роберта. Абориген продолжал что-то бормотать, порой ещё более воодушевлённо, но якут уже не вслушивался. А вскоре и вовсе провалился в забытье.
Он видел кукол. Они вырастали прямо из громадного движущегося конвейера, без стыков и сочленений, как строения в том подземного городе, где их с Викой пленили. Конвейер был белым, глянцевым. И поначалу куклы даже отдалённо не походили на людей. Их ваяли прямо в движении.
Делали это щупальца серо-синего тумана, который в свою очередь проистекал из зияющей и тёплой, знакомой каждому, совершившему хоть один «прыжок», тьмы. Они обвивали бесформенный комок белой глины, и вскоре на его месте уже стоял человек — заготовка без лица и пола.
Конвейер двигался плавно, одного за одним приближая человеческие болванки к… пауку? Дивное, дикое обликом существо нависало над бесконечной лентой, роняя на него густую тень: двенадцать тонких жёстких лап и две хищные пасти по обеим сторонам белого брюшка.
Вопреки ожиданиям, паук стоял неподвижно. Попадающие под него безликие тела вдруг начинали дёргаться, биться, как на электрическом стуле. Звуков тут не существовало, но Роберт отчего-то ясно ощутил: крик насильно рождённого полон ужаса.
Внезапно грудь обожгло; Роберт очнулся — предательство! Забарахтался, ещё надеясь отбиться, но вскоре стих. Грудную клетку рвал не нож аборигена и даже не мимик, а собственный кашель. Он перевернулся, зажал себе рот, но звук всё равно разносился далеко.
Нестерпимо хотелось пить, есть и, как ни странно, спать. На ладони закапала кровь: какая-то тяжёлая, липкая и густая. Как та, которую отхаркивал абориген, корчась на дне стеклянной колбы. И на коже теперь тоже проступили тёмные отметины — пальцы немели и сохли, теряя подвижность. Но всё это отошло на второй план, когда Роберт глянул перед собой.
В тоннеле он остался один.
Глава 9. Теория заговора
— То есть — передатчик?!
Рената терпеливо выждала недолгую, но бурную реакцию коллег, оглядывая каждого, сидящего за круглым столом. Буров на удивление спокойно отнёсся к услышанному. «Спокойно» в его случае — это на первых порах обошлось без предложения Милош застрелить.
Но пояснить она ничего не успела — с видом снизошедшего небожителя вклинился Трипольский:
— По нашей Милош плакали бы лаборатории «Ноосферы». Они подопытных доводили до той стадии, в которой Милош пребывает изначально. Она ретранслятор!
— Бёрд что-то говорил… — устало хмыкнул Роман, вздохнул и с силой растёр лицо. — Только стоит ли верить его словам: Объект Ноль, межпланетная связь, противоречащая феномену Антонова…
— Напомню: об этом говорил и я, — Фарадей наделил последнее слово излишним весом. — Сразу после того, как вы расстреляли «человека». Но, видимо, вам было не до этого. Да и тут ведь речь, полагаю, не о межпланетной связи. Могу пояснить я, но… думаю, справится и Рената Дамировна…
Буров и Роман переглянулись. Иван громко прочистил горло. Одна Рената пропустила заносчивый тон Фарадея мимо ушей. Она пребывала в каком-то несвойственном себе, приподнятом настроении. Была бодра, как никогда.
— Я подозреваю, что время от времени её тело становится… как бы вместилищем, — начала она. — Некто использует её, чтобы видеть нас и даже активно влиять — случай с Александром Александровичем это показал.
— Некто? — прохрипел Роман как можно сдержанней.
— Не могу сказать наверняка. Сначала я думала, что воздействие исходит от доктора Кислых. Я говорила — она психосервер… по-своему… Но теперь считаю, что нет. Не от неё. Я сравнила ощущения от контактов. Кислых направляла меня дважды: когда я увидела похищение Вики и при вскрытии белотелых. Не спрашивайте, как она это делала. Я не знаю. На такое способны разве что уникумы, типа пропавшей Софии Танек из экспедиции той же Кислых, например. Или Ольги.
Роман слушал внимательно, и когда Рената упомянула Ольгу, внешне остался спокоен. Но только внешне.
— Второй тип воздействия выстроен иначе, — продолжала Рената, оглядывая каждого живо и с каким-то немного нездоровым огоньком. — Если в первом случае мы контактировали посредством частичного слияния ячеек Ординатора, как это обычно происходит между психосерверами, то во втором это было похоже скорее на… диалог на расстоянии. Диалог двух отдельных Ординаторов. Схожих, но в то же время непреодолимо разных. Как будто говорили камбоджиец и чероки: их объединяло то, что они оба люди, и оба неплохо знают английский.
— Кто по-вашему может стоять за подобной агрессией, Рената Дамировна? — Буров скрестил могучие руки на груди. — Белотелые?
— Я бы не сказала, — улыбнулась психосервер, — что это агрессия…
— Случись этот разговор до нашей с Иваном разведки, — вставил Роман, — я бы однозначно сказал: это не белотелые, а те вихри, что так напугали Бёрда, и экзотело которых — подозреваю — мы нашли запертым в стекле. Да даже жест, который иногда изображает Милослава! Его первым делом показал мне умирающий в моей «Осе» чужой. Как приветствие что ли… Иероглиф со странной просьбой — туда же. Но! Теперь, когда мы побывали в челноке белотелых, я не возьмусь тянуть лямку. Нет. Такое ощущение, что у них один язык. Во всяком случае, иероглифы мы наблюдали, мать их, идентичные.
Рената дождалась конца тирады с той же улыбкой — словно мысль донесла. И продолжила:
— Не факт, что это агрессия. Подожди, Рома!.. — тут же мягко осекла она командира. — Дослушай. В обоих случаях не было прямой угрозы — ни мне, ни Александру Александровичу. Я знаю, что говорю. Когда я пробилась к нему через погружение, то не встретила преград или стороннего сопротивления. Там была лишь дверь.
— Дверь?
— Это работа подсознания. Образы. Да, дверь. Но я знала, что дверь эта — Саныча. Что он мог открыть её и впустить меня в любой момент. Но не сделал этого. За ней я слышала его голос. Он сам ушёл, Рома. Ему только показали путь. Так же и со мной, — Рената вздохнула. — Мне просто предложили остаться. Даже не удерживали. Дали выбор, я им воспользовалась…
— Я правильно понимаю, Рената Дамировна, — загудел Буров, похожий теперь на шумерского гиганта из-за начинавшей мелко виться бороды, — вы ведёте нас к мысли, что Милош неопасна?
