Орк улыбнулся:
– С сегодняшнего дня все в этом заведении для вас – за счет Алрондской гильдии воров…
– Джальдорэ ар’текста ил’кхарда, – мрачно подвел Айзан итог «сегодняшнего дня»…
Минут через пять мошенник наконец загнал злость подальше (ну и вино чуть-чуть помогло) и, отставив недопитый стакан, задумался, что же делать дальше. Вариант с попыткой побега из города отпадал сразу – слишком уж недвусмысленно ему намекнули, что может последовать за этим. Какие еще есть варианты? Начхать на «любезное предложение» дона Герада и вернуть ему деньги… Тем более что плата за эту работу не предполагается. Вся сотня – на расходы. Пожалуй, так и стоит поступить…
Внезапно внимание юноши привлек едва слышный гитарный перебор. Он оглянулся. За дальним столиком сидел, медленно дергая струны, менестрель. Айзан встал и направился к нему. Музыкант тихо запел:
Гитара поет негромко,
Струны души теребя,
О том, как одна незнакомка
Влюбила его в себя…
Она была знатною дамой,
В портшезе плыла над землей…
А у него – лишь гитара
И ни гроша за душой…
Она на балах кружится,
А он, как последний дурак,
Может лишь с горя напиться,
Погибнув в зеленых глазах.
В глазах же ее лишь скука.
Что ж, менестрель, играй,
Гони прочь печаль-старуху,
О плате не забывай.
Две-три монетки медных —
Плата за весь концерт,
За песни его и куплеты.
Медленно гаснет свет…
Мошенник дослушал песню до конца и медленно опустился на свободный стул:
– Привет, Найрид. Неплохая песня…
Менестрель вскинул голову и, отставив гитару, улыбнулся:
– А, привет, Айзан! Может, и неплохая. Да только еще недоделанная. Сгладить шероховатости, убрать длинноты, добавить несколько проигрышей – и будет конфетка…
Некоторое время юноша молча смотрел на него, а потом тихо поинтересовался:
– И кто она?
На мгновение на лице Найрида мелькнуло смущение, но потом он удивленно уставился на Айзана:
– О чем ты говоришь?!
– Не о чем, а о ком, – мягко поправил его шулер. – Кто та девушка, о которой ты пел?
Певец вымученно рассмеялся:
– Да о чем ты говоришь?! Какая девушка, это не более чем художественный вымысел! Нет, конечно, у меня есть правдивые песни, ну там… о взятии ограми крепости Тхаджьер, о Ночи Алого Платка… Но эта – вымысел!
– Вымысел? – хмыкнул мошенник. – Да о твоем стиле «что вижу, то и пою» уже легенды по Алронду ходят!
– Врешь! – обиженно скривился менестрель. – Расскажи хоть одну.
Айзан задумался. Конечно, насчет легенд он преувеличил, но определенная доля правды в его словах была… Наконец он вспомнил старую шутку.
– Ну слушай, – медленно начал шулер. – Плывет по речке Даяре великий бард и менестрель Найрид… – Тот приосанился. – Плывет, значит, и поет: «Какой чудесный день, Мне петь совсем не лень!» Тут Даяра поворот делает… «И жить все интересней!» Смотрит, а на берегу гоблины – пленника пытают. «Испортили гоблины песню…»
Некоторое время Найрид переваривал услышанное, а потом взорвался от возмущения:
– Ложь! Наглая ложь! Да я никогда не писал подобной бездарщины! Тут же полностью сбиты рифмы! А мелодия?! Более ужасной я не слышал с рождения!.. И, между прочим, Даяра не протекает по гоблинским землям!
Мошенник пожал плечами:
– Не нравится Даяра, могу назвать любую другую. Кнас, Рилт, Фестиа… Благо рек в Гьерте хватает… А впрочем, не хочешь рассказывать об этой девушке, не рассказывай…
Менестрель взял со стола кувшин с вином, принесенный разносчицей, неспешно наполнил два бокала и, осторожно отхлебнув золотистого напитка, скривился:
– Боги, какая кислятина… Да я сам ничего насчет нее не знаю. Увидел несколько дней назад – и лицо ее до сих пор перед глазами стоит… А, ладно, – неожиданно резко оборвал менестрель свою речь. – Расскажи лучше, что это ты такой смурной?
– Эльфы достали, – тихо бросил мошенник, покосившись на горного эльфа, по-прежнему одиноко сидевшего в углу залы. – Чтоб им ни дна ни покрышки!
Менестрель выпрямился с видом оскорбленного достоинства:
– Но-но! Айзан, подбирай выражения! Хотя бы из уважения ко мне!
Юноша как раз пробовал вино – и правда, кислятина! – и, поперхнувшись от неожиданности, закашлялся:
– А ты-то здесь при чем?!
– В конце концов, я наполовину эльф!
– Ты?!
Мошенник уставился на Найрида выпучив глаза. Он – и вдруг эльф?! Быть этого не может! Сейчас менестрель выглядел лет на тридцать пять-сорок. Обычный человек, безо всякой примеси эльфийской крови! Нет ни той хрупкости, ни изящества, ни красоты, которые присущи эльфам, полукровкам и даже квартеронам… Конечно, после того, как более десяти веков назад жители Островной империи (правда, сама империя тогда еще не существовала как единое государство) вырезали практически всю человеческую расу, говорить о чистокровных людях смешно! В каждом есть примесь чьей-либо крови…
Но мошенник скорее был готов поверить в то, что кто-то из родителей Найрида был орком или троллем, чем в то, что он – полуэльф…
– Ну я… – пожал плечами бард.
– Врешь!
– Айзан, ты идиот, – протянул Найрид.
– Спасибо! – недовольно буркнул шулер.
– Да я не в том смысле! Смотри, я полуэльф, но я ведь не говорю, что я – получеловек!
– А кто? – скептически поинтересовался Айзан.
– Полуорк…
– Ты серьезно? – только и смог выдавить мошенник.
– Совершенно, – кивнул менестрель, заботливо поправляя угрожающе накренившуюся гитару. – Я полуэльф, полуорк. Сейчас мне сто двадцать четыре года.
Собеседник задумчиво потер подбородок. Итак, что получается? Около одиннадцати веков назад эльфы были самой долгоживущей расой. Люди же, орки, тролли жили лет пятьдесят – шестьдесят. С развитием магии жизнь удлинилась до восьмидесяти – девяноста лет. Ну до ста – у магов.
После нашествия эльфов люди стали самой малочисленной расой. Понятно, для того, чтобы выжить, было необходимо смешиваться с другими расами, и те, у кого появилась примесь эльфийской крови, стали жить около ста пятидесяти лет. При этом молодость у них считалась от двадцати до шестидесяти лет, зрелость – от шестидесяти до ста двадцати, а старость уже после этого срока, а не так, как было раньше: двадцать – сорок – шестьдесят.
Хотя эльфы, в любом случае, живут дольше. Чистокровные – лет до шестисот, полукровки – около трехсот.
Те же люди, у которых в предках были орки, гномы, тролли, не получили практически ничего – человеческая кровь оказалась сильнее… Гномья низкорослость, троллья сила, орочья изменчивость растворились в человеческой крови и остались лишь у коренных представителей той или иной расы…
Мошенник окинул Найрида задумчивым взглядом. Получается, у менестреля есть эльфийское долголетие. Что же касается облика, то тут на эльфийскую красоту наложилось орочье уродство – по людским меркам, естественно, – и получилось обычное человеческое лицо.
– С ума сойти…
– А то! – хмыкнул Найрид, верно расшифровав восклицание Айзана. – Ты бы знал, какое потрясение было у моей мамаши, когда она выяснила, что мой отец – орк!
Мошенник отхлебнул вина:
– А она не знала?
Менестрель ухмыльнулся:
– Даже не предполагала! Там ведь как было? Папаша кочевал вместе со своим табором и случайно забрел в Гейкар – сейчас это город на юго-западе страны, на границе с кентаврийскими степями, а тогда была небольшая деревушка. В общем, там он встретил мою мать. Насколько я знаю, это была любовь с первого взгляда. Он ей наплел, что он – полукровка: папа – темный эльф, мама – лесная, потому и цвет кожи такой странный. И представляешь, – Найрид хохотнул, – светлая эльфийка поверила! Папочка ушел из табора, женился на маме, родился я… А потом в один прекрасный день мамаша заметила, что у папаши кожа зеленеет, клыки пробиваются… Она устроила ему скандал на тему «Ты мне всю жизнь испортил!» и выгнала взашей. Мне было тогда около семнадцати. Я ушел из дома сам…
