Он шёл боком, криво, неестественно: кудрявая голова будто бы мокрая и завёрнута назад, глаза закрыты, рот вкривь, пальцы растопырены — прощупывают воздух.
— Ты видишь его?! — заверещал Трипольский, тыча в уродливую копию себя.
Три «Осы» развернулись разом и уставились троекрестиями в изломанное чучело, от которого несло смертельным холодом даже на расстоянии полутора десятков метров. Оно тут же остановилось. Щёлкнула секунда и…
— Ты неудача Макленнора! Ты ничто! Ты — не жизнь!
Ничего не произошло. Синтетики смотрели прямо на него, но вот шаг, другой, а чудовищная карикатура не трещит, не застывает куском остроконечного льда!
— Это порождение стража, — выцветшая «Оса» говорила равнодушно.
— Но ты видишь?! Видишь?! — визжал Трипольский.
— Мы видим его.
Сердце пропустило удар. Ещё один. Пустой шагал — медленно, коряво, неотвратимо. Карикатурно изуродованное лицо его поворачивалось к Фарадею, и, казалось, медленно раскрывались впалые глазницы.
Осознание прижгло мозг раскалённой монетой: они не влияют на него! Искуственный интеллект внутри «Осы» лишь гениально сконструированная нейросеть, не более! Только разум способен на познание и сомнение! Ещё немного, и Трипольского ждёт встреча с голодной пустотой…
Он бросил быстрый взгляд на остов недоделанного тела, на голубую пуповину от квантового мозга до протоматерии. Глянул на каплю и схватил её.
Боль обожгла будто бы не так сильно. Сотни тончайших манипуляторов основания колонны пришли в движение, но, повинуясь импульсам от капли, заработали в десятки раз быстрей.
Трипольский вдруг успокоился, как будто многое, если не всё вдруг утратило важность. Он отступал спиной к проёму «лифта», к озеру, над которым со страшным шумом и плеском орудовали острые иглы и крючки, цеплявшие протоматерию по капле. Теперь он знал, чего хочет.
— Я сделаю это! Я! — рявкнул Пустой, рывком преодолев несколько метров. — Я сумею то, что ты не сумел! Я докажу свой гений!
— Мистер Трипольский, если ты не снизишь скорость подачи информации, — предупредил Фрэнки, — тебя ждёт истощение и гибель.
— Меня ждёт величие и новая жизнь!
И не понять, кто из них это прокричал — то ли он сам, то ли изломанная копия. Мышцы перетягивали скелет, пустые пока сосуды оплетали их, проникали всюду. Органы рождались один за другим — вой рассекающих воздух манипуляторов заполнил подбрюшье Узла.
Ещё миг. Ещё одну секунду. Да. Теперь ещё одну. Ещё. Шаг. Не смотреть. Только спиной. Не быстро.
Капля трещит… Боль…
Неважно. Важнее выход. Шанс.
— Готовность тела девяносто процентов…
Всем докажу. Каждому. Анфиладой будете ставить памятники. Чередой! Я стану новым. Я начну вас заново. Я.
Я!
Перед глазами уже серела размытая муть, а позади, в каких-то сантиметрах, тягуче возмущалась протоматерия. Боль давно вытеснила всё. Но нужен лишь шаг. Один шаг — и… вечность. Вечность новой жизни.
Сжимая каплю обеими руками, Трипольский откинулся назад, пуская тело в падение.
Но вдруг завис.
Холодом по коже потекла смерть. Он раскрыл глаза и увидел распахнутые глазницы, в которых зиял торжеством энтропии остывший космос. Пустой держал его за руку и тянул к себе.
Капля будто сама влетела в обезображенное лицо двойника. Оно смялось, растеклось, словно бы в сливочное масло бросили нагретый голыш. Хватка ослабла, и Трипольский полетел.
Тощее болезненное тело волнами обволокло жидкое голубоватое пламя. Пуповина, ведущая к квантовому мозгу создаваемого тела, вспыхнула вдруг и замерцала, передавая новый трафик данных. Он не кричал, не бился. Он не страдал. Боли попросту не было, она сгинула раз и навсегда. Трипольский беззвучно смеялся, медленно погружаясь в источник всего на свете, чувствуя, как разум медленно «вытекает». И напоследок выставил руку над собой: указательный к среднему, безымянный с мизинцем, большой — в сторону.
Вулканское приветствие.
Глава 22. Собачий схрон
— Мамочки, кровь…
— Где?!. - командир резко остановился.
— Да всё нормально, Ромочка. Носом идёт, а вытереть никак… — пояснила Рената тоном, будто это для неё в порядке вещей.
Он боялся увидеть кровь. Очень. Оля не из тех, кто барашком идёт за колокольчиком. И на поводке её тоже не удержать. Она бы дралась…
Иван шагал меж двух «Ос» с ПИМом наперевес. С ним было сложно общаться — слова еле разобрать, ведь снимать противогаз он отказывался наотрез. Хоть Роман на своём примере уже доказал, что это безопасно.
Стены и пол зеленели неровным ребристым стеклом. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять: сюда, в это самое место, пришёлся орбитальный удар, о котором говорил Трипольский. Его наверняка нанесли белотелые, и, если учитывать взрывную реакцию местного песка на их оружие, неудивительно, что вместо ровного котлована получилась гигантская продолговатая рытвина.
Те, по кому они били, тоже были здесь. Стали встречаться по одиночке на глубине полутораста метров: покалеченные, вывернутые, реже целые, но все — залитые стеклом. Их было не много. Всего-то с десяток и насчиталось.
Проход сюда был выработан. Если присмотреться — будто бы выгрезен кем-то зубастым или вычерпан с маниакальным терпением чайной ложечкой.
— Странные они какие-то… Разные, — бормотала Рената, и тут же: — Боже, как спина чешется… Надо было в скафандре идти. Ванечька, сынок, тебе-то хорошо!..
Роман старался не обращать внимания на её реплики, которые становились одна другой сумасброднее. С некоторых пор у Ренаты проскальзывало «сынок» по отношению к Ивану, а тот и не сопротивлялся.
Встреченные ифриты, точнее их экзотела, и вправду были очень разными. Но иногда всё же повторялись, причём не прямой копией, а видовыми индивидуумами. Белотелые — тоннель наверняка выдолбили они — почему-то избегали их. Прокладывали путь в обход, даже если ифрит оказывался прямо посреди дороги.
Боялись, что оживёт?..
— Они скопировали облик большинства реально существовавших обитателей галактики, — в никуда выдала Рената.
Вот на это Роман не отреагировать уже не мог.
— Откуда ты знаешь?
В ответ тишина. Командир обернулся и уставился на неё поверх головы Ивана.
— Что? Я же пожала плечами! Понятия не имею. Просто знаю и всё!
Плечами она пожала, ну-ну…
Очень скоро они очутились на развилке, от тихой злости Роман стиснул зубы. Никакие системы экзотела не подсказали бы, куда свернул Корстнев. А на разведку времени не было…
На помощь пришёл Иван. Он определил путь по мельчайшим сколам стекла, которые каким-то чудом разглядел в свете фонарей. Тут уронили что-то тяжёлое. Или тащили волоком.
Роман догадывался, какая черта спасла парню жизнь на Хиц-2…
— Это ведь тоже она… — опять донёсся со спины голос Ренаты, едва они свернули.
— Кто — она?..
— Протоматерия.
— Прото… что? — Роман обернулся.
Рената стояла у стены на коленях и гладила голубой светящийся «глазок». Иван только растерянно развёл руками — а я-то что, мол.
— Слушай, времени не так…
— Время скоро изменится, Ром, не переживай. Когда Инкубатор запустят, оно помчится — у-у-ухх!.. — она вяло изобразила «лихой» жест наездника.
— Ты в порядке?.. Какой инкубатор, ты чего?..
Рената поднялась, повернулась и подняла ладонь. Скользнула мысль, что если она сейчас раздвинет пальцы…
— Нормально… Просто я чего-то… Пойдём, — и она зашагала дальше.
Роман глянул на Ивана. Тот недвусмысленно жестикулировал — всё. Рената на грани.
Это было ясно и без подсказок. Но не останавливаться же теперь насовсем! Такое даже в голову-то прийти не могло! А простой привал едва ли что-то изменит. Да и не устала она в «Осе». Это всё из-за погружения. После него Рената так и не уснула…
— Я всё про стража думаю, командир… — Иван старался держаться ближе, чтобы не приходилось сильно повышать голос. — Он ведь страхи воплощает. Карина, например. Это ж личный ужас того, кто провалился в голубую жижу…
