Между тем распознав второго — улыбались уже все.
— Кунгур! Вот сукин ты сын…
Кунгур среди них был — старожил. Он вступил в коммунистическую партию когда она была под запретом, тайно, еще в институте. Поэт, повеса и пьяница — Кунгур в течении многих и долгих лет был завсегдатаем всех попоек «высших сливок» и «бомонда». Как он туда попадал — одному Будде ведомо, но скорее всего, страдая репутацией пьяницы, на самом деле никогда таковым и не был. Просто по складу характера, движениям и вольной громкой речи казался всегда пьяным.
— Отлично, — удовлетворенно произнес Маузер. — Прямо великолепно. Здорово, братцы!
— Здоровей видали, — внезапным фальцетом отозвался Кунгур, статью и прической сейчас похожий на «советского» Атоса из «Трех мушкетеров».
— Горло что ли болит? — спросила Юта.
— Прикалываюсь просто, — тоненьким голоском отозвался Кунгур, и вокруг послышался уже не сдерживаемый смех. Все таки весельчаком он был… тем ещё.
— Вот вы то, голуби сизокрылые, очень нужны, — серьезно сказал Марат. — Здесь поговорим, или для ясности мысли вам более тихое помещение требуется?
— Здесь, конечно, — резонно сказал Макаров.
— Работать будете вдвоем, — начал Маузер. — Завтра же увольняетесь с прежнего места работы, и без всяких отработок. Ваше направление — культурно-идеологическое. То есть литература, музыка, кино, театр, живопись.
— По деньгам это сколько? — вроде бы с ленью в голосе спросил Макаров.
Марат жестом фокусника достал буквально из воздуха (а так оно и было) — настоящий чемоданчик-кейс. С сочными щелчками открыл крышку.
— Ух…, - не удержался от возгласа Кунгур.
— Нравится? — спросил Марат. — Знаешь что будет, если узнаю, что вы в нецелевом направлении деньги спускаете?
— Выбор небольшой, — напряженно сказал Макаров, тоже завороженный видом. — Смерть. Либо мучительная смерть.
Юта за плечом Марата хихикнула. Ей, кстати, нравился Макаров. Фактически единственный, кто не пытался к ней ничего подбивать… Правда фотографировал он ее при любой возможности, много, часто, и снимки получались — фантастические.
— Фигня все это, — меж тем вмешался Кунгур, опять тоненьким голоском. — Мне бы шашку, да коня, да на линию огня…
Марат посмотрел на него, и продолжил дальше:
— Вы, кстати не думайте что ваше направление менее опасно. Деятельность любых красных авторов четко отслеживается конкретными людьми и отделами в соответствующих конторах, — говорил он медленно и внушительно. — Для нас, кстати, специальные издательства есть. Даже студии звукозаписи, насколько мне известно. Чтобы как только красный автор выдает что-то стоящее, его не через обычные масс-медиа пропускают, а вот через такие подставные агентства. И четко прописывают тиражи и условия распространения — обычно сам автор и распространяет «совместную продукцию», в кавычках… Только её, в том варианте в котором выпущена, и сам рекламирует, и рассылает по почте, все сам. Вот такая полезная эффективность у наших творцов. А они и рады — хоть кто-то взял…
— В общем, по плану с вас двоих как минимум четыре конкурса в месяц. Лучше международного масштаба. Больше можно. Меньше — нельзя. Любых. Хоть конкурс революционного портрета, хоть социалистического рассказа, что смотр советского строя и песни. С призами не переборщите. Премия за фотоконкурс — максимум крутая камера, набор крутейших объективов. Но не машина. Социальные стихи? Прекрасно. Десять первых мест, по десятке. Двадцать вторых — по семь штук на нос. Роман с темой коммунистического будущего? Издание и восемьдесят штук сверху за первое место, сорок за второе, двадцать за третье. Художник богатым быть не должен, у него хватка теряется, и мозг жиром заплывает… Премию киношную там придумайте, переходящее красное знамя за лучший фильм социалистической направленности. Кинозал, фуршет, статуэтка, миллион режиссеру за режиссуру. Пятьсот — за лучшую мужскую роль второго плана. И так далее… Я понятно объясняю? — спросил Марат, чеканя слова.
— Да вроде все ясно, — откашлявшись и совершенно нормальным голосом ответил Кунгур.
— И… вот еще что… конкурс это штука такая, о двух концах… Победитель типа получает всё, а проигравший утирается… Так вот, у нас этого не будет. Мы социалистическим путем коммунизм строим, поэтому любой труд у нас оценивается. Проигравший, может, сил на свое детище положил больше, чем все победители, вместе взятые, просто сегодня его тема — неактуальна. Кунгур, понимаешь о чем я?
— Поэтому, — продолжал Марат. — у нас все просто. Победитель получает много, а проигравший — мало. Но все равно — получает. То есть в случае со стихами — все остальные «пушкины» и «лермонтовы» получают на всех третье место, диплом, и по тысяче рублей. Без исключений.
— Людей набираете сколько надо, хоть в жюри, хоть в помощники. Берите профи, вне зависимости от окраски. Не прикормленных баранов, а настоящих профессионалов. И, самое главное, придумайте легенду — откуда у вас эти средства взялись. Чтобы «творцам» красивую сказку выдавать, для стимуляции, так сказать — высоты фонтана. А если подойдет кто с удостоверением — этого сразу ко мне. Немедленно. Я уже на него буду смотреть, на любопытного такого. Это ясно? — Марат посмотрел на обоих нахохлившихся «голубей», загруженных многозадачностью проблемы. — Если ясно — приступаем к выполнению.
— Прямо с сегодняшнего дня? — попытался уточнить Макаров, принимая кейс в руки.
— Прямо с сегодняшнего, — подтвердил Маузер. — А вот и Вальтер заявился…
Штурмовик вошел в тир, злобно озираясь. Вид у него был взъерошенный, и глазами вокруг он зыркал не хуже волка, явно собираясь хоть кого то порвать.
— Вальтер, дорогой, — Маузер направился к нему. — Слушай, а хочешь я тебе колено прострелю? Полежишь в больнице, подумаешь в спокойной обстановке. Ребята, да что с вами?
Глава 12
Марат уже обращался ко всем, чтобы все слышали:
— Что вы вечно в драку, не разобравшись, лезете? Это вам не последний день войны, а вы не из штурмгруппы Егорова и Кантарии, которым вынь да положь знамя над Рейхстагом. Думать же надо. Соображать. Пришел, сделал предложение человеку, от которого он отказаться не может. Хлопнули по рукам, выполнили все договоренности, разошлись довольные. Что, блин, в этом сложного?
Вальтер стоял перед Маузером, злобно улыбался, но молчал.
— Ладно, — сказал наконец Марат. — Все нормально. Продолжаем идти к цели, и выполнять поставленные задачи. Вальтер, ты прекращаешь работать по линии СВД. У тебя сейчас будет совершенно другое направление. Будешь искать наших в местах заключения. Хотя что их искать… В общем, списываешься, находишь адвокатов или привлекаешь всю контору Северина, выбиваешь всеми правдами и неправдами условно-досрочное и обеспечиваешь нашим ребятам авторитет на зоне. Как освобождаются — всех стыкуешь с нами. Средств у тебя будет — неограниченно, это дело тонкое, тут вообще экономить нельзя. Знаешь, Вальтер, что надо, чтобы сейчас «на зоне» в авторитете быть?
Никанор несколько мгновений молчал, бурая взглядом Марата.
— Что? — спросил Вальтер наконец.
— Подгон, — ответил Маузер. — Чтобы быть в авторитете — нужен мощный подгон с воли. Чтобы у тебя еды, курева, выпить и связи было на троих, а лучше — на пятерых, включая надзирателя. Понял? — спросил он, передавая штурмовику еще один кейс.
— Слушай, Маузер, а что ты хоть раскомандовался? Мы к тебе не нанимались, — вдруг послышался голос сзади.
Марат обернулся, и теперь глядел прямо в глаза Кунгура. Тот, как обычно, спокойно выдержал этот взгляд.
— А у кого котел, товарищ Кунгур, — с паузой сказал Марат, чтобы двоякий смысл слов дошел до всех. — Вот у кого котел есть, тот сейчас и командует.
— А мы, значит, мясо в твоем котле, — это уже Макаров.
За что Марат его уважал и даже любил — Макаров говорил прямо, и без обиняков. То что думает. И старался не врать, и как можно четче выражать свою мысль.
