Мы отрабатывали штыковой бой, при котором не все бежали драться на холодном оружии, а оставался десяток лучших стрелков, которые должны были отстреливать с расстояния наиболее ретивых врагов или же офицеров.
Выстрел! Высунувший голову из-за перевёрнутой телеги солдат-республиканец спрятался обратно. Я промазал, но и мой выстрел не был бесполезным. Солдат спрятался, и тем самым временно он мне не опасен.
Выстрел! Выстрел! Один мимо, но следующим выстрелом я поразил какого-то офицера. Кажется, у французов они зовутся су-лейтенантами. Стреляю ещё раз и запрыгиваю на брёвна, небрежно набросанные на одном из участков баррикады. «Вжух», — просвистела у шеи шпага какого-то офицера. Насилу увернулся, спасла реакция.
Вот и пришёл тот час, когда нужно было бы проявить своё мастерство фехтовальщика. К чёрту! Выстрел! И голова неприятельского офицера обагряется кровью, которая начинает вытекать из отверстия в черепе от пулевого ранения.
Выстрел! Выстрел! Сразу две пули устремляются в сторону летящего на меня какого-то слишком уж крупного француза. Признаюсь, чуть струхнул из-за таких габаритов врага. Время, чтобы перезарядить новый барабан, нет, и я вкладываю револьвер в нагрудную кобуру. Зря это делаю, остатки дыма от сгоревших пороховых газов и жар от раскалённого ствола впиваются мне в лицо, и приходится зажмурить глаза. Недоработка.
Открываю глаза и успеваю отвести удар штыком. Француз чуть заваливается по инерции движения вперёд, и я наотмашь рублю его по спине. Уже краем зрения замечаю, что прорубил француза до позвоночника. А впереди ещё трое. Трое! Где же мои воины, что должны рубиться рядом, такое ощущение, что я один тут на баррикадах.
— Всис! Свис! — слышу свист пролетающих мимо пуль.
Это мои стрелки стреляют. Но как они это делают! Пули совсем рядышком. Но раз я их слышал, то точно не мои. Они для тех троих, что напирали ранее. Двое убиты, одного рублю саблей, вроде бы по ключице попал. Некогда думать. Вперёд!
— Ура! — вырвалось у меня, но сразу же клич был поддержан другими.
Это правильно, это нужно, чтобы услышать, понять, что ты не один, что идёт бой, и твои товарищи рядом, они бьют врага. И мне показалось, или нас стало больше? Так и есть. Успев обернуться, я увидел зелёные мундиры егерей. Вот теперь повоюем!
Осмотр поля боя чуть не дался мне боком, в который устремилась вражеская шпага. Отвожу очередной выпад француза, который не слишком умело хотел достать меня клинком. Сабля против шпаги… Это классическое дерби, противостояние, в котором сложно найти безоговорочного победителя. Я отвёл удар. Моя сабля тяжелее, чем шпага француза, он чуть просадил свой хват клинка и поплатился за это моим рубящим ударом по голове. Минус ещё один.
Впереди солдат с ружьём и примкнутым к нему штыком. Ухожу от укола, еле сдерживаю равновесие, чуть ли не наугад машу вслед врагу саблей. Удар, и происходит похожая ситуация с той, что уже была вначале рукопашного боя, спина солдата распорота. Нет, так, как учат бить штыком в суворовской армии, ещё нигде не умеют, куда там этому французу.
Вдруг всё стало тихо, ну, или почти тихо. Вдали раздавались выстрелы, иные звуки борьбы, но всё затихало, а у нас открылся пусть к пристаням.
Шли с опаской, ждали выстрелов из-за укрытий, но, нет. Персы уже вязали тех немногих французов, которые оставались в порту. Конница прорвалась через баррикады и, как я и приказывал, стала обстреливать из своих карабинов корабли. Один фрегат уже даже расправил паруса и, наверно, мог бы удрать, но что-то пошло не так. Не так у них было и с выстрелами из корабельных орудий. Наверняка многие матросы и офицеры не успели на корабли после начала штурма города.
Ещё раз пришлось ударить из карронад в сторону фрегатов и линкора, так, для острастки, чтобы все четыре корабля, что стояли в гавани, начали сдаваться. Это были венецианцы, и, видимо, у них не хватило мотивации для сопротивления. Через ещё минут двадцать я увидел белую ракету, которая символизировала, что крепость также пала. Позже прискакал посыльный и сообщил, почему случилась задержка в крепости.
Дело в том, что ворота и стены цитадели моим бойцам получилось взять сходу, их впустили, как союзников, которые спешили усилить крепостной гарнизон. Но защитники, когда их начали вырезать, закрылись внутри казематов и пробовали оттуда отстреливаться. Начались переговоры о сдаче, которые закончились ничем. Тогда пришлось потратить ещё время, чтобы навести две крепостные пушки на места укрытий несговорчивых обречённых и вдарить по ним. Вот после этого все сдались.
— Казна в крепости? — спросил я.
— Есть, — кратко отвечал вестовой.
— Ну же? Сколько? — проявляя нетерпение, спросил я.
— Лежит в сундуках серебро. А сколько его там, непонятно, — отвечал воин.
— Спеши к Военторгу, и пусть занимаются делом! — сказал я этому вестовому и стал раздавать приказы другим нарочным, чтобы те собирали Военный Совет.
Уже было слышно, что начинались бесчинства, несмотря на то, что договаривались грабить «цивилизованно». Не люблю, когда чинят насилие над женщиной. Никогда этого не понимал, так как для меня заполучить полное согласие женщины — это дело принципа, игры, самоутверждения. А так… Как животное. И это нужно прекращать.
— Что там, в порту? — спросил я у одного из бывших военторговцев, которому поручил досмотреть склады и гражданские суда.
— Провизия, есть и ткани, оружия мало, но на батальон точно наберётся. На корабли грузили полевые пушки, венецианцы говорят, что должны были их уже везти к Шереру в помощь, но долго не выходили в море, так как непонятна обстановка с русским флотом, — докладывал Андрей Богша, военторговец в прошлом, а нынче сотенный одного из моих отрядов.
— Всё собери, пересчитай, оцени. Торговые кораблики маловаты будут, но думаю, они также призом нам подойдут, переправим в Чёрное море. Так что действуй. Прознай также о тех, кто хотел бы переменить место жительства, но знаком с морским и речным делом, — я улыбнулся. — Кому я это говорю? Действуй по своему разумению.
Доложили о потерях. Всего, это у персов, егерей и у моего личного отряда безвозвратными тридцать четыре воина. Раненых ещё сорок семь. Надеюсь, что это основные потери, так как главные бои в городе случились у меня и у персов. Хотя, нет, звуки боя в стороне крепости Мирамаре, другой менее укреплённой цитадели, расположенной на севере от города, всё ещё слышны. Там небольшая крепостица, но на дороге к ней были казармы французов. Посмотрим, как с потерями у калмыков, которые в той стороне должны были работать.
Но в целом я был доволен. Получилось. Нужно разобрать ошибки, выявить причины некоторой несогласованности в действиях, что помогло, а что не стоило использовать. Работы много, было бы на неё время.
Военный Совет провёл сумбурно, скомкано. Все командиры рвались грабить город и его предместья. Пришлось нарезать кварталы, где кто будет «просить» у граждан поделиться имуществом. Но попросил обождать пару часов. Я послал людей в место, где ранее заседал магистрат. Если нам выплатят хорошие отступные, то и нормально, не будем тратить время.
Нам выплатили, но местные денежные мешки опомнились только тогда, когда поняли, что их будут бить, причём по самому уязвимому месту, по кошельку. Вскрывались склады, и оттуда просто уносилось всё. При этом лучшая зона ответственности, склады французов, досталась военторговцам. Тут я, конечно, использовал служебное положение. Но кто же без греха?
В итоге добра награбили и изъяли навскидку почти на миллион рублей, если считать с кораблями. Взяли ещё почти тысячу мулов, три сотни коней. Уверен, что они пригодятся, как и телеги. Уже завтра отправится караван с награбленным и с ранеными, которых сложно поставить в строй. В Вену или Будапешт заходить никто не станет, пойдут прямиком в Новороссию и дальше… А оттуда должно будет прийти подкрепление — ещё одна сотня стрелков. Очень надеюсь, что за месяц управятся.
А к вечеру на горизонте показался русский фрегат. Он прохаживался вдоль берега, будто бы всматриваясь. После приблизился, неверно, не поверил в то, что на кораблях в порту уже был Андреевский флаг, пусть и плохо исполненный, а над крепостью развивался флаг Российской империи.
