Маньчжурия. 1945 - Калинин Даниил Сергеевич

– Короче говоря, можно бить японцев?

– Еще как!

– Понятно… Ну что, может, тогда чайку, Сергей?

– Не, командир. Спать… Я спать.

– Понял. Ну тогда и мы потише.

…Сергей Ушаков так и не смог уснуть. Навеянное разговорами о боях с японцами, ему вспоминалось былое, и картины прошлого встали перед глазами, словно наяву.

Вот он, счастливый, что поступил на физико-математический факультет Белорусского университета в Минске. Рубаха расстегнута, туфли новые. Девчонки, улыбаясь, смотрят видному парню вслед.

Отца перевели в Минск на завод главным инженером, так что всей семье из четырех человек пришлось уезжать из родного Воронежа. Благо переезд совпал с выпускным Сергея, так что поступал уже в Белоруссии. Сестренка больше всех была расстроена переездом, но новые куклы в цветастых сарафанах смогли ее успокоить.

Увы, блестящее начало новой жизни вскоре пошло прахом – драка за понравившуюся девушку в университете закончилась отчислением. Проигравший драчун оказался родственником декана… Потом армия – как раз был отменен территориальный принцип формирования воинских частей – ведь национальные части зачастую показывали очень слабую военную подготовку. Так что Сергею пришлось служить не в Белорусской ССР, а на дальневосточной границе… В 40-й стрелковой дивизии имени Серго Орджоникидзе.

Изнурительный курс молодого бойца запомнился тяжелыми физическими нагрузками, что поначалу давалось очень нелегко, упорным обучением штыковому бою и финальными стрельбами перед присягой. А потом:

– Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии…

Остальное как в тумане: наряды по кухне и в казарме, редкие стрельбы и теоретическое изучение гранат, метание макетов. Проводить учебу с боевыми РГД-33 и уж тем более с «лимонками» командиры побаивались из-за высокого риска травматизма. Упор же делался на штыковой бой – «пуля – дура, штык – молодец», как же! Старые, даже ветхие традиции царской армии из РККА тогда еще не ушли, несмотря на стремительно возросшую роль и точность стрелкового оружия.

Уделялось внимание и японской императорской армии. Бойцы тщательно зубрили цвета родов войск, обозначавшихся нашивкой в виде буквы «М» над правым нагрудным карманом. А также звания, не особо-то и похожие на советские, скорее на царские.

– Нам рано или поздно придется вступить в бой с японскими милитаристами! – вещал политрук. – Запоминайте все!

И снова учеба, редкие стрельбы да штыковой бой…

А потом началась война.

Точнее боевые действия у озера Хасан, где японские милитаристы атаковали посты советских пограничников на сопках между рекой Туманной и самим озером. И, несмотря на пройденную после Отечественную войну со всеми ее опасностями, потерями и напряжением, именно свой первый бой старший лейтенант Сергей Ушаков запомнил во всех подробностях.

… – Лихо бьют!

Пулеметчик Паша Воронин прижимал родной ДП-27 к груди, словно ребенка, с опаской поглядывая на высоту, содрогающуюся от мощных артиллерийских ударов. Тогда еще ни он, ни сам Сергей не смогли бы назвать калибр рвущихся наверху боеприпасов, но теперь-то старший лейтенант Ушаков с уверенностью определил их как 75-миллиметровые выстрелы крупповских орудий! А батареи японцы разместили прямо на реке, на островах Туманной.

– Как там хоть погранцы?

Лев Бойков, второй номер пулеметного расчета, такой же рослый и крепкий, как Паша Воронин, с искренним сочувствием смотрел на вершину каменистой сопки, где рвались осколочно-фугасные и шрапнельные гранаты…

Однако артналет был сколь интенсивен, столь и недолог – уже вскоре разрывы на высоте стихли. А следом сверху раздались родные выстрелы трехлинеек и басовитые очереди станкового «максима». Также послышалась частая пальба с южной стороны, а затем до бойцов 3-го батальона 118-го полка 40-й сд, расположившихся у подножия сопки Заозерная, донесся пока еще далекий, но полный яростного исступления крик: «Банзай!».

– Ро-о-о-та-а! К бою!!!

Вечером 30 июля переброшенный к озеру Хасан третий батальон пришлось разделить для поддержки погранцов, обороняющих сопки-соседи – Заозерную и Безымянную. Но если действующие наособицу пограничники подготовили какие-никакие оборонительные позиции – окопы и проволочные заграждения, – то стрелковые части уже не окапывались. Штаб командующего, маршала Блюхера, счел, что оборона на пересеченной болотистой местности нецелесообразна… Это был просчет, который уже на следующий день приведет к локальному поражению советских подразделений на высотах Заозерная и Безымянная и последующему их отходу. Возвращать сопки придется ценой большой крови, выбивая японцев из окопов полного профиля, уже хорошо подготовленных к обороне…

Но все это было на следующие сутки, а вечером 30-го числа рота Сергея Ушакова, тогда еще рядового красноармейца, принялась спешно подниматься по северному склону Заозерной. Бойцы спешили к вершине высоты – туда, где японцы атаковали сильную погранзаставу, поддержанную огнем станкового «максима»…

Японцы бросили в атаку усиленную роту – не менее полутора сотен солдат при поддержке сразу нескольких станковых пулеметов. И хотя в первые мгновения боя длинные очереди «максима» заставили врага залечь, на крупном щитке станкового пулемета тотчас скрестились очереди сразу трех «гочкисов»! Был ранен второй номер, а первый, сержант Фадеев, отпустил гашетку, заметно растерявшись после серии жестких ударов по защитному щитку… Однако уже и сам «максим» пришел в негодность. Пули «гочкисов» продырявили кожух, из которого с шипением потек кипяток…

Станковый пулемет удалось укрыть на время артобстрела, и командир пограничников, старший лейтенант Сидоренко, крепко на него полагался. Все же массивный «максим» хорошо держит кучность и точность боя за счет значительного веса и способен вести плотный огонь длинными очередями за счет водяного охлаждения. А длинные очереди в обороне заставляют противника залечь, сбавить темп атаки… Что же касается моральной устарелости «максима», так ведь японские «гочкисы» тоже воевали под Порт-Артуром!

Но враг сумел сблизиться с окопами пограничников под прикрытием своего артобстрела, следуя к позициям советских воинов буквально за разрывами осколочных снарядов. Самураи успели срезать колючую проволоку и беспрепятственно развернуть треноги своих станкачей, а когда «максим» крепко приложился по атакующей цепи, заставив японцев залечь, вражеские пулеметчики тотчас заткнули расчет Фадеева…

В отряде Сидоренко еще остались ручные пулеметы ДП-27 в количестве двух штук (расчет третьего разметал разрыв трехдюймового фугаса, угодившего прямо в окоп пулеметчиков). Сам же старший лейтенант принялся выбивать врагов из ППД-34 с коробчатым магазином на 25 патронов. Срезав вырвавшегося вперед японца экономной очередью в три патрона, Сидоренко закричал:

– Фролов, выбивай офицеров! Они с мечами в атаку идут!

Штатный снайпер, заслышав крик старлейта, согласно кивнул, припав к четырехкратному прицелу ПЕ родной «мосинки». Он действительно разглядел в японской цепи офицера, поднявшего людей в атаку и сжимающего в руках кривой самурайский меч, больше похожий на саблю. После чего, тщательно прицелившись в живот противника, мягко потянул спуск… Выстрел, знакомый толчок в плечо (опытный стрелок, Фролов очень плотно прижал приклад) – и тяжелораненый японский офицер, размахивающий дедовским мечом для поднятия боевого духа своих воинов, упал на спину, корчась от жгучей боли в животе. Его тотчас подхватили санитары, но свой выстрел сделал и вражеский снайпер…

К японским винтовкам «Арисака» в советских войсках относились довольно пренебрежительно – калибр всего 6,5 миллиметра, мелкашка! Но у этой мелкашки, благодаря меньшей отдаче, весьма хорошая точность боя. И пусть она с трудом достает противника за самыми простыми укрытиями, все же для снайперского огня «Арисака» вполне подходит… Вражеский снайпер попал точно в выбранную им цель – лицо первого номера пулеметного расчета ДП-27. Именно в лица учили бить японских снайперов, невольно ужасая соратников убитых ими врагов страшными ранами павших…