Глава всея Московская губерния, Иван Петрович Салтыков, был известным сибаритом, кутилой и дамским угодником. Так себе человек, как по мне. Огромное состояние, большие земельные латифундии, феноменально большая псарня. Он предпочитал всегда охоту, пьянку и женщин, всем достойным делам. Видимо, всех мерил по себе, так что, вероятно обиделся. Ну да ничего, позже отправлю ему подарочков, сглажу негатив.
Я прикрылся срочным повелением канцлера пребыть светлы очи его, Безбородко. Так что «я бы с удовольствием, ибо быть в обществе столь достойного сына Отечества, как и человека, но… служба». Только так и отстал Салтыков. Оказывается, я сейчас очень даже популярная фигура.
Что характерно, обо мне написали англичане и даже что-то там высказался скотина-Наполеон. Получается, что написали иностранцы и уже в своей Богоспасаемой России я набираю популярность. А до этого ни мои стихи, законодательная деятельность, заводы, пароходы… Но, нет, ориентир на иностранное мнение.
В иной реальности Сперанского обвиняли в любви к Франции и объявляли чуть ли не предателем. Как бы слова Наполеона не были расценены и в этой истории превратно.
— Я бы обменял Сперанского на любое иное государство, кроме Франции, — такое прозвучало из парижской газеты.
Льстит, гад корсиканский, делает мне медвежью услугу. Нужно будет продумать стратегию, чтобы точно не обвинили в франкофильстве. Однако, есть такое веяние, что наступает время целования в засос с французами. В этом отношении история идет по схожему сценарию, как и в иной реальности.
А вообще тут нужно будет очень даже подумать, ну и собрать информации. Вероятно, придется как-то, но подключать Аннету к делу. Я подозреваю, что Наполеон ли, или кто рядом с ним, но затеяли свою игру против меня. Не хотелось бы поймать «звездную болезнь» или «синдром Наполеона», но я могу казаться весьма существенной фигурой для французов.
Уже то, что я натворил в Италии, с Триестом, с Венецией, которые сейчас ринулись к России за поддержкой, возможно со мной связывают и русские приобретения на Ионических островах. Этого хватало, чтобы ко мне воспылали злобой. Ну а до ненависти довести Наполеона или его окружение могло то, что я в некотором роде унизил французские республиканские войска. Малыми силами, причем составленными почти что из абы кого, в понимании французов, которые пока и с казаками не особо встречались, я громил заведомо большие числом республиканские соединения. Потом этот сумасшедший поход на Милан…
Нужно выходить на «Анну Ивановну», чтобы этот продажный шпион уже начинал работать на меня, ну и на Российскую империю [Анна Ивановна — псевдоним Талейрана, который шпионил в реальной истории пользу Александра I].
Ну, с французами несколько понятно. Скорее всего, они начинают свою тайную игру на русском поле, заручаются некоторой поддержкой и от меня, и, наверное, таким образом передают «привет» канцлеру Александру Андреевичу Безбородко, явному англофилу. Мол, похвалили твоего подчиненного, так и ты меньше на Туманный Альбион засматривайся. Ну, а нет, так убирай от себя Сперанского, мы же его дискредитировали своими восхвалениями!
А что с Англией? Они-то чего соловьями запели обо мне? Неужели решили сменить тактику и стать любезничать около меня, искать подходы? Тут сложнее. Я ни французов, ни англичан, как-то ни очень, я Россию люблю, и в клубы любителей лягушек, или овсянки с пудингами вступать не намерен. Но, как бы не пришлось делать выбор.
— Как думаешь, а сколько денег заработаем? — спрашивала Катя.
— Что? — не расслышал я, задумавшись.
— Денег сколько за «Графа Монте-Кристо» получим? — чуть обиженным тоном переспрашивала Катя, поглаживая щеночка борзой у себя на руках.
Еще минут десять назад я завидовал Лорду, так я назвал собакена, а теперь думы тяжкие думаю, решаю в уме судьбы европейские, и не только их.
— Много, Катя, больше ста тысяч, точно. Да и пора начинать писать новую книгу, проще предыдущей, но может и более увлекательную, — сказал я.
Зря сказал. Начались расспросы что да как и пришлось чуть ли не до самого Петербурга пересказывать жене сказочку про супермушкетеров. Даже песенку пропел про Ришелье, у которого шпионы на каждом лье, а потом и затянул и другие про «Пара порадуемся», про то, как на пруду лилии цветут, а Атос тоскует по Миледи [тексты песен в приложении]. Я хотел дать эти песни и текста какому-нибудь толковому современному композитору, чтобы он что-то сделал, дабы адаптировать некоторые композиции под современность. Ну а книгу писать с этими песнями, пусть и в приложении.
Трех мушкетеров я знал даже лучше, чем «Графа» с детства зачитывался приключениями гасконца, а когда выходила очередная экранизация, или наступал момент острого желания пересмотреть советскую версию легендарного романа, то после просмотра киноленты, опять перечитывал. В последний раз такой приступ наступил после просмотра очередной французской экранизации. И это было незадолго до начала новой жизни в новом/старом времени.
— Приезжаем в дом в Петербурге, сразу пишем, — загорелась идеей Катя.
— Не так все просто. Но я обещаю, если будет время, не поеду на охоту, или к женщинам кутить, буду прилежно писать книги, — пошутил я.
Руку, летящую в уже многострадальную щеку удалось перехватить. Я посерьезнел.
— Не делай так больше! Это не всегда приятно, — сказал я, впервые за десять дней оказавшись серьезным рядом с Катей.
Люблю ее, безусловно. Но как-то пощечины входят в норму. Это не правильно. Или моя супруга тайно желает доминировать и всякое там извращение? Тогда точно нужно пресекать такие страсти на уровне пощечин.
Вот так всегда бывает в жизни, что даже во время самых романтических сюжетах, встречается нелепость. Насупилась, моя родная, ну да ничего, в Петербурге, в теплом доме, отогрею свою снежную королеву.
Глава 2
Глава 2
Петербург
13 октября 1798 года
Петербург встречал нас… Конечно же дождем. Но это на дворе, а вот в теплом и уютном доме, нас искренне и приветливо встречал Никифор, можно сказать мой ливрейный лакей, или домоправитель, мажордом. Пожилой слуга даже прослезился. Я отправлял его ранее с очередным обозом Военторга домой. Вообще не нужно было брать с собой на войну не самого готового к ней человека. Чтобы вот так, въехать в уютный дом, оно стоит того, чтобы отправить Никифора вперед себя.
— Ваше превосходительство, справлялись уже о вас. Пришли приглашение в дом господ Юсуповых, Александр Борисович Куракин дает бал до Покровов, у вас приглашение, дважды были вестовые от канцлера его сиятельства Александра Андреевича Безбородко, — перечислял мне Никифор всех, кто интересовался моей особой.
По сути, сейчас мой лакей накидывал план действий. Нужно очень внимательно подойти к той проблеме, кому нанести первый визит. Конечно же, сперва канцлер, все же он мой начальник. Ну а дальше… Только на приемы семь приглашений.
— Катюша, займись всеми этим предложениями, скажешь мне, куда лучше сразу идти, а к кому повременить с визитами. Учти, любимая, что может в самое ближайшее время последовать вызов к императору, — перенаправил я вопрос жене.
— Секретаря тебе, любимый, нужно, — сказала Катя, при этом не отказывая в помощи.
— Лучше секретаршу, да по красивши, — сказал я и с удовлетворением заметил, что пощечина в мою щеку не прилетела.
Уже вечером я стоял пред светлые очи Безбородко. Полюстрово — петербургская усадьба графа — стала еще краше. Даже осенью тут было аккуратно, все было убрано, а та листва, что на деревьях навевала поэтическое настроение. Но вот с изваяниями, перебор. Казалось, что и так избыточное количество скульптур львов в Полюстрово пополнилось новыми застывшими изображениями царя зверей. Это так, незначительное замечание, которое выливается, если применить логику, в большое и важное наблюдение.
Так, видно, что сад ухожен, даже в октябре тут что-то еще цветет. Ну а скульптуры львов — это какая-то странноватая страсть самого Безбородко. Если появляются новые, значит граф чувствует себя приемлемо, чтобы заниматься и такими вот делами. Может получилось немного, но продлить жизнь Александру Андреевичу Безбородко? Если я правильно помню, то он должен был умереть в следующем году, где-то через полгода. Но Александр Андреевич выглядел бодрым и явно не желающим отправляться на встречу с Архангелом Гавриилом.
