— Это Брадан, Брадан принёс, чтобы мы учились читать! — галдят дети. — Это про настоящего пирата! Он много плавает и много кушает!
— А давайте мы пока отложим эту книжку, — предлагаю я, решая позже серьёзно поговорить с Браданом. — Сейчас я бы хотел попросить вас о помощи, если справитесь с таким делом. Покажете мне, как вы живёте и что интересного вокруг?
— Покажем! Покажем! — радостно вопят дети, спрыгивая со скамьи.
«Похождения речного пирата» летят на пол, раскрываясь на затёртой странице с изображением дамы, щедро одарённой внешними достоинствами. Однако, похоже, на том дары судьбы и заканчивались — денег на приличную одежду у бедняжки не хватало.
Я ногой задвигаю книгу под лавку и следую во двор за малышами.
— Только недолго! — напутствует нас Ика. — Еда скоро будет готова!
Глава 23. В поисках сокровищ заберёмся в глушь
Снаружи мы сталкиваемся с Гилбертом, нагруженным большой корзиной ягод. Маленькие Теодоры тут же налетают на него, чтобы захватить добычу.
Гилберт поднимает корзину над головой и выглядит весьма растерянным.
— А ну, кыш! — Брадан, идущий следом, широко улыбаясь, отгоняет детей. — Потерпите немного, чуть позже получите свои ягоды, мы аж пять корзин набрали!
— А мы хотим сейчас! Сейчас! — визжат дети и всё-таки хватают по горсточке, перемазывают рты и руки, скачут от радости.
— Сильвер, подожди меня, — просит Гилберт и скрывается в доме.
За ним следуют Бартоломео и Брадан, каждый из которых несёт по две широких плетёных корзины, полных малины и земляники.
Пока я дожидаюсь возвращения Гилберта, ко мне подходит рыжая малышка и протягивает крупную земляничину.
— Держи, это тебе, — говорит она.
Я благодарю, и тут на меня налетают остальные дети.
— И мою ягодку тоже возьми! И мою! — галдят они.
— Моя лучше, она жёлтенькая!
— А я свою уже откусил, но зато точно знаю, что она сладкая и вкусная, тебе понравится!
— Фу, Тео, кто же угощает надкусанными?
Мне храбро приходится есть всё, чтобы никого не обидеть. На очереди маячит половинка земляники, которую Тео сжимает в не очень чистых пальцах.
— Я тут, — сообщает ни о чём не подозревающий Гилберт, выходя из дома.
— Дети, хотите угостить и его? — коварно предлагаю я.
Дети хотят. Надеюсь, моему другу пришлась по вкусу земляника Тео.
— Спасибо вам, — произносит Гилберт без улыбки и мрачно глядит на меня.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — кричат дети. — Пойдём уже!
Они проводят нас первым делом по подвесным дорогам, показывают любимые места. С одного далеко вперёд видно дорогу, самое то, если ожидаешь чьего-то прихода. С другого места можно заглянуть в окна дома и увидеть, что готовится в печи. Мы какое-то время наблюдаем, как Ика варит рыбный суп.
— Ещё не очень скоро приготовится, — вздыхает круглощёкий малыш и в досаде бьёт хвостом о доски.
— Зато мы успеем сходить в наше тайное место! — предлагает кроха клыкастая с забавно торчащими короткими косичками.
— Им нельзя в тайное место! — возражает сорванец покрупнее, щёки и голый живот которого перемазаны ягодным соком.
— Бабушка говорила, только своим можно в тайное место! — говорит мальчишка постарше, подтягивая сползающие штанишки из грубой серой ткани. — А они вроде как свои.
— Свои, свои! — радуются малыши.
— Погодите, если это место такое секретное, может быть, лучше спросим у вашей бабушки, стоит ли нам туда идти? — предлагает Гилберт.
— У нас есть Правило Разрешения, — важно произносит один из Теодоров. — Если бабушку не спрашивать, то она не сможет запретить. А раз она не запретила, значит, это можно делать.
— Да, да, Правило Разрешения! — радуются остальные и скачут так, что подвесная дорожка под нами ходит ходуном. — Бежим, бежим!
И они скачут, будто за ними кто гонится, и нам с Гилбертом ничего не остаётся, кроме как следовать за ними, пытаясь не отстать. А мы не так привычны к бегу по подвесным мостам.
— Надо бы им потом объяснить, что это правило никуда не годится, — ворчит Гилберт, цепляясь за верёвочные перила.
— Отличное правило, — говорю я. — Мы с Сильвией всё детство им пользовались.
Друг лишь вздыхает, бросая на меня укоризненный взгляд.
На выходе из поселения крошки клыкастые задерживаются, вертят головами в разные стороны.
— Туда нельзя! — пищат они. — Там старый Гук собирает хворост!
— А там мои мама и папа щиплют мох!
— А туда мог кто-то пойти за водой!
— А там пчёлы! Злющие, страшные!
— Значит, Дырявая тропа! Идём по Дырявой тропе!
И они ныряют в сплетение стволов, исчезая в почти неразличимом проходе. Мы с немалым трудом пробираемся за ними. Путь, выбранный малышами, сложно назвать тропой — дорогу то и дело преграждают ветви и сучья, в одежду вцепляется колючий кустарник. Пробираясь боком в особо тесном месте, я слышу треск рвущейся ткани.
— Теперь я понял, почему тропа зовётся Дырявой, — сообщает Гилберт и тыкает меня пальцем в спину. Кажется, в том месте у меня теперь не хватает части рубашки.
— А вот был бы ты нормальным колдуном, — заявляю я, — и сделал бы тропу удобной, да ещё и рубашку мою починил бы.
— Это и ты можешь сделать, — отвечает мой друг. — Всего-то и нужны руки и немного времени.
— И всё же я не понимаю, зачем так усложнять себе жизнь, если у тебя есть дар…
— Пришли! Пришли! — перекрикивают меня дети. Я делаю последнее усилие и выбираюсь из древесных тисков.
Мы стоим на открытом месте. Здесь возвышается средних размеров гора, каменные корни которой начинаются у самых наших ног. И всё-таки я не понимаю, что в ней такого тайного и замечательного.
— Сюда! Сюда! — галдят малыши.
Вслед за ними мы идём вокруг горы и вскоре оказываемся у тёмного провала. Крутой спуск уходит в глубину, теряясь во мраке.
— Жалко, что мы не взяли фонарик, — вздыхает один из мальчишек.
— Не страшно, — говорит второй. — Найдите мне пучок травы, у меня вот камешки.
Тут же рвётся большой пук сухой травы, который дети скручивают жгутом. Малыш клыкастый достаёт из кармана два небольших предмета — похоже, это камень и кусочек металла — и стучит ими друг о друга, высекая искру. Миг, и трава пылает.
— Смотрите, смотрите! — волнуются дети, подталкивая нас к краю провала.
Горящий пучок травы летит туда, освещая стены, и мы видим, как они вспыхивают синими искрами. Цвет такой красивый и глубокий, какой бывает у неба на закате незадолго до наступления темноты. К сожалению, трава быстро гаснет, и мы вновь видим только черноту.
— Видели? Видели? — скачут маленькие клыкастые. — Красиво?
— Очень красиво, — соглашаемся мы.
— Это любимое место Теодора, — сообщают нам малыши. — Он говорит, у него дома такие камни считаются редкими и ценными.
— А ещё, — важно говорит маленькая Дора, — такого цвета глаза у девушки, которую он любит. Но это секрет, его нельзя говорить никому.
— Это очень красиво — синие глаза! Красиво, красиво! — скачут дети.
— А такие бывают разве? — сомневается один из малышей.
— Не бывают, — важно отвечает ему второй.
— Глупенькие, посмотрите, у Гилберта такие глаза! — указывает Дора когтистым пальчиком. Беднягу Гилберта тут же облепляют малыши, они без стеснения карабкаются по нему, так что ему приходится присесть, чтобы всем было лучше видно.
— Руками не трогать, — предупреждает он, останавливая самых любознательных.
— Красиво! Красиво! — шепчут малыши. — Надо показать его Теодору, когда Теодор придёт!
— А у Сильвера какие глаза? — оборачивается кто-то и ко мне.
— Серенькие, обычные.
— Как пыль!
— Как у нас!
— А у Гилберта ещё желтенькие точки в глазах! Я хочу такие глаза, как у Гилберта!
— И я, и я!
— Нет, я первее захотел, ты не можешь тоже этого хотеть!
— А вот и могу!
Я отхожу немного в сторону от этой шумной компании. Да что они понимают в красоте? Как пыль, скажут тоже. Если бы они хоть раз в своей бедной деревушке увидели серебро, тогда, конечно, нашли бы лучшее сравнение.
