– Разумно. К слову, Эллис, это не горячий шоколад, а кофе с шоколадом и мятным сиропом, изобретение Георга. Думаю, скоро этот напиток станет весьма популярен.
– Ну, передавайте Георгу привет. – Эллис поднялся из-за стола, накинул каррик и, воровато оглянувшись, ссыпал оставшиеся на блюдце печенья к себе в карман. – Вы не возражаете?
– Разумеется, нет, – вздохнула я. Этого вечно голодного детектива только могила исправит!
– Вот и прекрасно, – подытожил Эллис. – Кстати, если вечером у вас тут будет Луи ла Рон, тот газетчик, скажите ему, чтоб заглянул при случае в Управление и спросил детектива Норманна. У меня есть для него нечто любопытное и совершенно, совершенно исключительное. Всего доброго, Виржиния!
С этими словами детектив покинул кофейню. А вечером к нам и впрямь заглянул ла Рон. Услышав о предложении Эллиса, он необыкновенно воодушевился, быстро допил свой имбирный чай и торопливо распрощался. Глаза у журналиста буквально горели от азарта. Что ж, неудивительно: в последнее время с пьедестала любимца публики его всё чаще подвигал тот самый аноним, «мистер Остроум», чьи статьи появлялись в газете раз в два дня, словно по расписанию. Лично мне их далекий от художественного слог, нарочитая экзальтированность и подчёркнутая скандальность не просто не нравились – вызывали отторжение. Но, как ни странно, большинству читателей такой стиль пришелся по душе. Даже леди Клэймор, казалось бы, человек тонко чувствующий и прекрасно образованный, жадно глотала эти статьи.
– Как вы не понимаете, Виржиния, – снисходительно посмотрела она на меня сквозь стёклышки серебряного лорнета, когда я отважилась наконец спросить её о пристрастии к творениям мистера Остроума. – Он же единственный, кто говорит правду! Даже ваш детектив постоянно что-то скрывает и юлит, а вот мистер Остроум сразу выкладывает всё, что знает. К тому же у него такая смелая позиция… Впрочем, я сердита на него – кажется, он уверен, что в убийстве виноват мистер Уэст, а это полная чушь.
Отчаявшись уследить за логикой в рассуждениях вроде бы разумной и последовательной подруги, я согласилась со всеми ее доводами. Тем более что вреда от писулек Остроума было немного – всполошил общество, потрепал нервы семейству Уэст, но не более.
А через четыре дня в «Бромлинских сплетнях» вышла огромная – и разгромная! – статья Луи ла Рона.
ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН,
или ИЩИТЕ ВЫГОДУ
Уже давно в прессе муссируются слухи о болезни мистера Уэста, владельца известной галереи «Уэст-хаус», арестованного после заявления страховой компании «Хорн и Ко» по подозрению в мошенничестве. Многие, и я в том числе, полагали тем не менее, что слухи эти весьма преувеличены. Однако действительность оказалась страшнее любых домыслов.
Буквально на днях Ваш покорный слуга воспользовался своими связями и проник в Городское Управление спокойствия, чтобы взять интервью у самого мистера Уэста. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил его в одном шаге от смерти! По словам тюремного врача, назвавшегося доктором Б., мистер Уэст около недели назад перенёс так называемый «удар» и с тех пор не приходил в сознание. С каждым днём его состояние все ухудшается. Тот же доктор Б., к слову, человек высоких моральных принципов, с горечью констатировал, что мистер Уэст погибнет, если в ближайшее время не будет переведён в больницу. К сожалению, это не представляется возможным из-за мощного сопротивления вышеупомянутой страховой компании, представители которой настаивают на немедленном проведении суда.
Причина для такой несуразной просьбы меркантильна и проста: страховщики опасаются, что если подозреваемый умрёт до вынесения приговора, то им придётся так или иначе выплатить компенсацию за украденную картину уже наследникам. Действительно, по аксонским законам заочно осуждать мёртвых нельзя, а значит после смерти Уэста договор о страховании уже нельзя будет оспорить.
Итак, большинству из нас, полагаю, уже вполне ясно, кому выгоден суд над фактически недееспособным подозреваемым. Однако причина, по которой больной, несамостоятельный человек был взят под стражу и заключён в тюрьму, пока остается тайной, покрытой мраком.
Возможно, это решение было принято Управлением спокойствия под давлением страховой компании. В таком случае назревает вопрос: с каких пор человеческая жизнь в Аксонии Просвещенной, в Аксонии Нового Времени ценится меньше, чем деньги?
Куда делось наше сострадание, друзья?
Неужели мы готовы уничтожить друг друга ради призрачной выгоды?
А ведь вина мистера Уэста еще нё доказана – он всего лишь подозреваемый. Возможно, оклеветанный…
Впрочем, умолкаю.
Ваш покорный слуга,
Луи ла Рон
Пока я читала статью, возмущение моё всё нарастало, пока не превратилось в настоящий гнев. Нет, и раньше мне было ясно, что мистер Уэст стал жертвой в играх страховщиков. Но я и подумать не могла, что слово «жертва» в данном случае стоит понимать буквально!
Эллис ещё в самом начале следствия говорил, что Уэст не способен совершить преступление. Во-первых, элементарно по состоянию здоровья; во-вторых, свидетели как один утверждали, что в ночь, когда произошла кража и убийство, владелец галереи даже из дома своего не выходил.
И вот теперь он при смерти, настоящий злодей гуляет на свободе, а страховая компания делает всё, чтобы осудить невиновного и отвертеться от выплаты компенсации. Видимо, Эллис уже отчаялся добиться своего законными методами, и потому пригласил ла Рона. Наверняка после такой статьи эту страховую компанию завалят сотнями, тысячами гневных писем. А тем безголовым мерзавцам из Управления, которые потакают капризам страховщиков, придётся наконец отпустить Уэста…
– Почему вы хмуритесь, леди Виржиния? – меланхолично спросил Георг, отмеряя специальной ложечкой молотую ваниль для очередной порции «кофейной нежности». – Дурные новости?
– Почитайте позже, – со вздохом отложила я газету. – Падение нравов в современном Бромли – не новость, но каждое новое подтверждение не прибавляет радости. К слову, леди Клэймор сегодня не приходила?
– Нет, леди.
– Думаю, что она зайдёт в скором времени, – покосилась я на газету. Злополучная статья точно притягивала взгляд. – После такой-то публикации…
Я не ошиблась.
И, к сожалению, недооценила жажду справедливости моей подруги.
На следующее утро, около девяти часов, Глэдис подъехала к воротам особняка на Спэрроу-плэйс. Разумеется, в это время я уже не спала, но и выходить пока не планировала. И уж тем более не хотела отправляться куда-либо кроме кофейни! Но когда это Глэдис интересовалась моими планами, если Искусство было в опасности?
– Виржиния, дорогая, они же убьют его! – воскликнула она вместо приветствия. – Я в ужасе, Виржиния, в ужасе! Не могу поверить своим глазам. – Губы у Глэдис дрожали, а сама она сделалась необыкновенно бледна. – Мы с мистером Уэстом не были такими уж близкими друзьями, но не раз обедали вместе, да и галерею его я с мужем навещала исправно… Виржиния, прошу вас, поедемте со мною в Управление! У вас есть связи, вы можете поговорить с тем детективом, попросить его отпустить мистера Уэста на поруки… Я сама готова поручиться за него.
В руках у Глэдис была та самая газета, свёрнутая в трубку и измятая. Кажется, Луи ла Рон мог быть спокоен за своё место в сердцах бромлинцев – десяток статей мистера Остроума не сумели произвести такого эффекта, как единственная, вышедшая из-под пера Луи.
– В первую очередь успокойтесь, Глэдис, – подошла я к подруге и взяла её за руки. – Присядьте. Давайте выпьем по чашечке чаю, хорошо?
– Нет! – Глэдис, всегда такая сдержанная, разумная и капельку насмешливая, порывисто вскочила, теряя свой лорнет. – Нам надо ехать сейчас же! Промедление смертельно опасно для мистера Уэста, мы должны…
– Должны? Пожалуй, – вновь мягко потянула я её за руку, принуждая сесть. – Но можем ли?
