— Отвали, ты не одна соскучилась! -удивила меня Мавка и, бесцеремонно оттолкнув подругу, заняла ее место. Я пожамкал ее за попку — орех, и губки сладкие.
— Ты где пропадал столько времени? -наконец оторвалась она от меня. — Нам тут такое понарасказывали, что невозможно поверить!
— В Пустоши был и прошел ее всю, -хвастливо заявил я и довольно улыбнулся, глядя на их удивленные лица. — А еще…
— В Нави был и прошел перерождение в Купели Мораны! — вытащенные глаза Навки, казалось, сейчас лопнут от восторга. — Я же сразу почувствовала в тебе ледяную стужу смерти, но не придала этому значения! А теперь вот вижу и просто в шоке. Там же выжить невозможно!
— Это остальным невозможно, а я очень даже смог. Но не скажу, что было легко. Точней, я чуть не развеялся. Зато теперь запросто могу в ней хоть вино пить, хоть сексом заниматься. Водичка в ней самое то.
— Без меня, — тут же открестилась она. — Я к ней даже подойти близко не смогу, она только для материальных сущностей — смертных или бессмертных. Духов моментом развеет.
— Ну, с тобой мы и обычным бассейном или ванной можем обойтись. А вообще, как тут все… Ну, без меня? И кстати, сколько точно я отсутствовал? В Пустошах время нестабильно, да и вообще ничего не понятно. А в Нави… Все сложно, в общем.
— Тебя не было месяц!!! — убила меня Мавка.
Перед глазами пронеслось лицо отца, императора, друзей… И мне сразу захотелось обратно в Навь. Вот настолько сильно, что я даже чуть портал туда не открыл — ага, теперь я могу это сделать без плясок с бубном и молитв, потому как ее холод течет в моих жилах. Да и секс с Мораной неожиданно дал кое-какие плюшки. Но как честный мужчина, я о них пока умолчу.
— Сильно будут бить? — только и спросил я.
— А сам-то как думаешь? — в голосе Мавки вообще не прозвучало ко мне никакого сочувствия.
— Думаю, да. Но у меня найдется, чем растопить их ледяные сердца. Я гостей привел с той стороны.
— Спорим, что там очередная баба? — Навка была как-то подозрительно догадлива. — Свинья, она везде грязь найдет, а Видар — кого бы трахнуть.
— Если что, я ее не трахал, — тут же обиделся я. — Ну, пока. Потом возможно.
— Я же говорила!!!
— Но вас я все равно люблю, — схватив Мавку на руки, я закружил ее, а после нежно поцеловал.
— Ладно. Я тебя почти простила, -засмущалась она.
— А я вот нет. Поэтому целуй немедленно, — бесцеремонно отпихнув от меня богиню, ко мне на руки влезла злобный дух, притворяющийся няшкой.
— И все же, ты стал очень сильным, — Навка была довольна, как мартовский кот, которого заперли в комнате с самками. — Так приложил, что и вырваться не смогла. Боярин или уже прямо воевода?
— А вот это мы сейчас и узнаем, — сказал отец, входя к нам.
И как он так подкрался незаметно, что я его и не почувствовал? Или расслабился, попав домой? Хреново.
— Рад тебя видеть, сын. А вот насколько сильно, ты сейчас узнаешь, — его взгляд резал как сталь, и было в его глазах столько гнева, что мне захотелось завизжать от страха.
Впрочем, это было мимолетное желание, ставшее уже привычкой. Сейчас я, думаю, смогу с ним выйти на равных.
— Прости, но если я тебя сейчас не проучу, то спать спокойно не смогу. Так что защищайся, сын, ибо сдерживаться я не буду.
— Как же здорово вернуться домой! Тут тебя все любят, ждут, радуются возвращению! — мой сарказм так и лился. — Но раз глава рода желает познать поражение, то кто я такой, чтобы ему перечить.
— Даже так? — чуть удивился он. — Ну тогда… Защищайся.
— Не люблю я это дело. Надоело. Так что я, пожалуй, нападу…
Камни арены под ногами были гладкими, отполированными тысячами шагов и пропитанными древней магией. Воздух над этим священным для нашего рода кругом вибрировал тихим гулом, словно гигантский камертон, настроенный на частоту силы. И посреди этого безлюдного пространства — он. Мой отец, иногда даже друг, но сейчас жестокий соперник.
Он стоял напротив, не в парадных одеждах главы рода, а в простых, темных тренировочных одеждах, подпоясанный широким кожаным поясом. Но простота эта была обманчива. Его осанка, прямой, как древко знамени, стан, жесткий, как гранит, взгляд — все дышало неукротимой властью и… холодной яростью. Ярко-желтые глаза, наши фамильные «солнечные клейма», горели не светом, а углями гнева.
— Долго ты отсутствовал, Видар, — его голос, обычно такой властный и звучный, сейчас был низким, опасным шипением. Он не кричал. Крик — для слабых. — Очень долго. Игнорируя долг. Род. Мои приказы. Свои обещания. Ты обманул нас, заставил поверить, что уже взрослый, а повел себя как мальчишка.
Я не опустил взгляд. Раньше бы опустил. Испытал бы знакомый холодок страха под его недовольным взором. Теперь? Теперь я стоял так же прямо.
Моя одежда была чужой, поношенной дорогой и битвами, но я чувствовал себя в ней увереннее, чем когда-либо в фамильных шелках. Ярко-карие глаза отца встретились с моими — такими же, но наполненными иным светом. Не гневом. Спокойствием. И силой, выкованной в Пустоши и отточенной в Царстве Мертвых.
— Я не развлекался там, отец — ответил я ровно. Голос не дрогнул.- Я выживал. И спасал тех, кому был должен.
— Должен⁈ — он сделал шаг вперед. Воздух вокруг него сгустился, запахло озоном и… тлением. Малая толика его силы, не сдерживаемая более, прорвалась наружу. — Твой долг — здесь! Твоя сила принадлежит роду! И не должна растрачиваться на чужих девчонок и их прогнившие империи! Ты ослабил нас своим отсутствием! Ослабил себя!
Он считал меня ослабленным. Ошибка. Роковая ошибка.
— Я вернулся, — сказал я просто. — И я не ослабел.
Темные глаза главы рода сузились до щелочек.
— Докажи, — прошипел он. И это было не предложение. Это был приговор. — Докажи, что твои скитания не сделали из тебя ничтожество. Докажи, что ты еще чего-то стоишь. Или я выбью эту дурь из тебя сам!
Он не стал ждать ответа. Его рука взметнулась — не резко, а с ужасающей, неспешной мощью. Из ладони вырвался сгусток черно-зеленого пламени, не жаркого, а леденящего душу. Костлявая Хватка Некрополя. Заклинание смерти, высасывающее жизнь, превращающее плоть в прах. Оно летело ко мне, оставляя за собой мерцающий след разложения, шелестя, как сухие листья на ветру.
Раньше я бы уворачивался. Искал защиты. Теперь — нет.
Я выдохнул. Не заклинание. Просто выдох. И передо мной, будто из самого воздуха, выросла стена. Но не огня, не света. Серого Льда. Непрозрачного, матового, испещренного тысячами внутренних трещин, как древний ледник. Он не сверкал. Он поглощал.
Черно-зеленое пламя ударило в ледяной щит. Раздался не грохот, а шипящее бульканье, будто раскаленное железо опустили в снег. Пламя смерти корчилось, пыталось разъесть преграду, но Серый Лед был иным. Он не таял. Он гасил. Поглощал энергию смерти, нейтрализовал ее своей вечной, безжизненной стужей. Через мгновение от заклинания отца остался лишь клубок чадящего пара, бессильно растекающийся по ледяной поверхности.
На лице отца впервые мелькнуло не гнев, а… изумление. Быстрое, как вспышка, но я его поймал. Он не ожидал такого. Не ожидал ни этой магии, ни ее мощи.
— Интересно, — пробормотал он, и в его голосе появился новый оттенок — холодный азарт охотника, наткнувшегося на неожиданно сильную дичь.– Чему же еще ты научился за это время…
Он атаковал снова. Теперь двумя руками. Десятки черных, как ночь без звезд, Костяных Шипов вылетели из его ладоней, завывая, как вихрь. Они летели по разным траекториям, стремясь обойти мой щит, вонзиться в меня со всех сторон. Магия смерти, точная и безжалостная.
Я не стал держать щит. Я шагнул навстречу. Мои руки двигались плавно, как в воде, оставляя за собой шлейфы инея. Ледяное Копье сформировалось в моей правой руке мгновенно — не из чистого льда, а из того же Серого, тяжелого, смертоносного, мерцающего внутренним холодом. Я не отбивал шипы. Я парировал их, точными, почти фехтовальными движениями. Копье вращалось, описывая в воздухе сложные узоры, с громким тчанк-тчанк-тчанк сбивая смертоносные шипы, превращая их в осколки черного льда, которые рассыпались, не долетев до меня.
