Жизненный скилл явно уступал скиллу в PUBG. Кажется, еще немного и школьник расплачется.
— Разогрейте три бутерброда, — раздался рядом спокойный голос.
Азербайджанец деловито кивнул подошедшему мужчине, сжимавшему в руке «Доктор Пеппер».
На мужчину тут же обернулось лицо с плавающим взглядом в буквальном смысле налитых кровью глаз в окружении черно-лиловых фингалов.
— Э-э, — многозначительно протянул алкаш.
— Два с ветчиной и один с курицей.
Мужчина достал из заднего кармана джинсов бумажник, вытащил пластиковую карту.
— А ниче, что тут, бл…, очередь! — алкаш, наконец, отпустил руку подростка и совсем развернулся к мужчине. Тяжелый дух густого перегара смешивался с запахом несвежего пота.
— Ну, так жди своей, — спокойно сказал мужчина.
Алкаш захлопал глазами. Странный субъект конечно совсем не годился на роль жертвы: выше ростом, крепкий и этот взгляд – нет, не воинственный и не самоуверенный, а скорее пустой, как будто тот, которого знает «вся округа» не более, чем колонна за его спиной. Но алкогольный психоз и невозможность упасть в грязь лицом перед подростками, которые теперь почему-то не спешили покидать магазин (сестра тянула брата за футболку, а он все смотрел на странного мужчину) вынудили его пойти в осторожное наступление.
— Не понял. Ты, бл…, кто такой вообще?!
На улице послышался шум отъезжающей электрички.
— А твое какое дело, кто я такой? — в пустом взгляде ничего не менялось.
— Тут, бл…, очередь!
Банка с коктейлем «BOND» со звонким стуком опустилась на прилавок. Капли забрызгали столешницу и упаковку мармеладных мишек «Харибо».
— Ты это уже говорил.
— Че?!
— Пластинку заело?
Азербайджанец протянул мужчине POS-терминал. На худом волосатом запястье блеснула циркониевая трубка браслета из матовых камешков.
— Давай выйдем, нах! — заорал вдруг алкаш, что есть мочи, но куда-то в сторону, как разразившаяся лаем бешеная собака. — Я тебе объясню, нах, кто ты по жизни!
— Ты уверен? — развернулся к нему мужчина.
В глазах алкаша буйствовал целый коктейль разрушительных эмоций – от чувства обиды и неудовлетворенности до зашитой где-то на генном уровне бесшабашной тяги к саморазрушению, а в противоположном черном взгляде – все та же пустота. Такой же взгляд у мужчины был, когда он доставал «Доктор Пеппер» из холодильника и сегодня утром, когда он встал с кровати и зажег сигарету и вчера, когда он схватил за шею кухонного боксера и позавчера, когда он ударил в живот таджика и все последние десять лет.
Алкаш хмурился, наверное, он ждал какого-то пояснения. И пояснение пришло.
— Двадцать один сорок семь, — захрипела рация в кармане мужчины. — Кто на южном, ждите спецназ. Синий микроавтобус. Анна, Николай, Харитон. Как понял? Прием!
Внезапно вторгшиеся голоса так же внезапно утонули в тишине вместе с треском рации.
Взгляд алкаша будто перезагрузился.
— А, — поднял он руки, будто сдаваясь, — все понятно, гражданин начальник. Все понятно…
* * *
Майор полиции Данилов вышел из магазина в загустевший зной. Улица ожидаемого облегчения не принесла – та же духовка. Пока шел к черному «Форду», выключил рацию. От треска и голосов болела голова. Он не был старшим – к чему потакать привычкам, когда впереди ничего больше нет. Левая часть наплечной кобуры из-за перевеса впивалась в подмышку. Он сунул руку под куртку, чтобы поправить ее и случайно задел новый пистолет. Невольная мысль – а к чему эти сложности с баллоном? Ответ вызвал невеселую улыбку с привычным прищуром левого глаза. Потому что он был трусом – почему же еще?
— Ну, наконец-то, — встретили его мужчины в машине.
Тот, что сидел на пассажирском сиденье – крупный, полноватый, как Дональд Трамп вытирал насквозь промокшим платком круглое котообразное лицо, будто вымазанное маслом.
— Салфетки купил? — спросил он неожиданно высоким тонким голосом.
— Чего? — хмуро переспросил Данилов и, достав «Доктор Пеппер» швырнул пакет ему в окно.
— Ай, ладно, не важно, — толстяк обрадованно сунул лицо и холеные руки в пакет. — Мои с ветчиной и курицей!
Данилов сел на заднее сиденье.
По радио женский голос негромко пел:
Школьная пора, и при всякой погоде пропадали пропадом мы во дворах.
Через года слышу мамин я голос, значит, мне домой возвращаться пора.
— Что за дичь! — чернявый на водительском сиденье стал стучать по кнопкам магнитолы.
— Это Овсиенко, дубина! — захохотал толстяк и откусил сразу половину сэндвича.
— Кто?
— Классику знать надо.
— Да иди ты с такой классикой.
Овсиенко сменил напористый с угрожающими нотками голос радиоведущего:
— По данным метеобюро Москвы и Московской области сильнейший грозовой фронт приближается к столице с северо-запада. На Москву обрушится сильный ливень, град и ветер с порывами до тридцати метров в секунду. МЧС рекомендует не укрываться и не парковать машины под деревьями и шаткими конструкциями. В городе объявлено штормовое предупреждение.
— Скорей бы, — сказал толстяк, принимаясь за второй бутерброд.
Данилов открыл банку «Доктор Пеппер», сделал глоток. Пресноватый вишневый вкус тотчас перенес его в другой август, отозвавшись краткой вспышкой сладкой боли, и до рези в глазах яркая листва за окном расступилась, явив картины ушедшего. Удивительно, как многогранна память, даже вкус и запах могут вернуть в прошлое. Он вспомнил, как разбирая хлам перед переездом, нашел в шкафу сумку давно умершей матери и, почувствовав запах ее духов, испытал тот же эффект – будто годы исчезли на мгновение. Мужчина тряхнул головой и обернулся.
На пятачке никого не было, кроме алкаша, который, пошатываясь, как матрос во время качки, удалялся в сторону «Г-образной» дороги. Невесть откуда взявшаяся большая белая собака оглушительно лаяла, кружась вокруг него. Алкаш грозил ей пальцем и что-то говорил – видимо учил отвечать за базар.
— Роман! — взмолился толстяк на переднем сиденье. — Да включи ты кондей, осталось полчаса от силы!
Чернявый покачал головой.
— Вот же хохлина экономная! — толстяк снова вытащил платок и стал вытирать шею. — Чешется, зараза.
— Могу подкинуть контакты одного барбершопа. Там марокканец у них бреет так, что кожа потом как задница у младенца, — предложил чернявый.
— Ты бреешься у барберов? — удивился толстяк.
— Только там.
— И не влом?
— Наоборот. Они еще массаж лица делают. Знаешь, как вштыривает, потом заряд бодрости на целый день.
— Ну, ты извращенец.
— Куда мне до тебя, толстый.
— И как ты можешь доверить, что по твоей шее какой-то негр скоблит опасной бритвой?
— Марокканцы не негры.
— Один х…! Одно движение и чик. Я бы такое даже своей бабе не доверил.
— Ты ничего не понимаешь.
— Меня аж передернуло, как представил, — толстяк обернулся, — слышь, Игорь, во дает, а? Ты бы согласился?
— Возможно, если это будет негритянка… — Сказал Данилов.
— Да ну нахрен! Хотя… — толстяк задумался. — Негритянка с опасной бритвой… В этом что-то есть!
Неожиданно снова затрещала рация:
— Радио сорок пять тридцать шесть. Черную «Тойоту» нашли в грузовом туннеле под торговым центром! Передние двери и багажник открыты. Внимание! «Тойота» пустая. Повторяю! Пов-то-ря-ю! Предположительно – трое движутся пешком или бегом в сторону МКАД! Прием.
— Да че, бл…, там происходит! — разозлился чернявый, приглушая радио. — Два часа уже как закончить должны.
— Роман, а я тебе говорил, что мы на весь день тут закиснем.
— Тебе-то почем знать?
— Говорю же – салага ты еще! — хохотнул толстяк. — Так всегда бывает, когда много начальников собирается в одном месте.
— Тоже мне, открытие.
Данилов снова обернулся. На пятачке царило все то же безлюдье. И тишина. Вот только не было в этой тишине ни капли привычной для Подмосковья безмятежности. Она будто скрывала что-то. Странное чувство. Может дело в этой не по-августовски ядовитой жаре? В тревожном молчании птиц? Замерших в безветрии кронах? А может в странном гуле, исходившем из металлического ящика на вышке мобильной связи?
