— Я? — ошеломлённый оппонент открыл было рот, потом закрыл и посмотрел на меня с неким подозрением.
— Вы! Не имейте привычку возражать просто потому, что ходатайство заявлено противоположной стороной. Но и уговаривать я Вас не стану. Возражаете, что ж, Ваше право. Обоснуйте.
— Я…., — он снова попытался наскоком штурмовать это высокоинтеллектуальное нагромождение.
Где-то на интуитивном уровне, парень явно был не дурак и понимал, что если ускорение нужно мне, значит, оно идёт вразрез с его интересами и далее, с интересами его ведомства. Но, при этом, формальное воззвание к сохранности казны, на которое я ссылался в ходатайстве (кстати, зря он его даже бегло не прочитал, а расслабленно созерцал шевеление ветвей дерева на улице), тоже нужно было чем-то опровергать, а это у него не получалось.
Опять-таки, он не догадался оспорить само по себе заключение, не по мотивам должности эксперта, а по источнику фотографий — материала для заключения. То есть, откуда я их взял?
— Я возражаю. И прошу перерыв… Чтобы сформировать позицию! Вот! — он сел, довольный собой, хотя садится ему никто не разрешал.
— Вы ходатайствуете о перерыве, так? — устало спросил судья.
— Да, именно так, Ваша честь.
— И мы обязательно рассмотрим это ходатайство в порядке очерёдности. То есть, после ходатайства об ускоренном рассмотрении дела. Так что, встаньте и обоснуйте свою позицию.
— Ну я… — он явно расстроился от того, что ему снова пришлось встать. Чувствовалось, что не любит он этого дела. — Возражаю и считаю, что такой подход не даст нам во всём разобраться. И потом, нет никаких доказательств, что с паровозом обращаются плохо.
Судья терпеливо выждал пару секунд, как учитель, который уже занёс над журналом ручку, чтобы поставить нерадивому ученику двойку, но не хочет, чтобы его потом обвинили в том, что он поторопился и не дал «этому блестящему ученику» выдать весь свой интеллектуальный потенциал в эфир.
Кстати, сходство с такой картиной просто изумительно усиливало то, что судья держал в руке шариковую ручку.
— Да, Ваша честь.
— Ваша позиция зафиксирована в протоколе, — судья вопрошающе повернулся к секретарю, та утвердительно кивнула.
Судья раскрыл свой настольный календарь.
— Совещаясь на месте, суд ходатайство об ускорении удовлетворил, в том числе потому, что правосудие должно содействовать уменьшению ущерба в ходе споров, а также, принимая во внимание заключение эксперта — главного инженера ремонтно-механического депо станции «город Кустовой». Теперь второе ходатайство. Заявитель, Ваш коллега просит о перерыве. Мнение.
— Не возражаю, Ваша честь, полагаю возможным для формирования позиции и написания отзыва.
— Так и запишем в протоколе, — судья некоторое время гипнотизировал свой рабочий график, потом уверенной рукой написал себе что-то, вклинив наш вопрос между другими судебными процессами.
— Объявляется перерыв до пятницы, на два часа тридцать минут. Стороны, распишитесь в протоколе. Судебное заседание объявляется закрытым, судья Слепнёв. Государственный орган, с Вас письменный отзыв.
— А можно, придёт другой представитель? — насупился мой оппонент, поглядывая на меня обиженно и зло.
— Как угодно, у нас тут не театр с заявленными актёрами. Не могу указывать сторонам, кого присылать. Хоть все приходите, места тут хватит.
Когда мы вышли из суда, то попрощались, причём я вежливо и по-деловому, а он, надув губы, как обиженный школьник, и разошлись в разные стороны.
Я занялся тем, что мне было приятнее судебных распрей — покупкой автомобиля. Пусть даже такого маленького и странного, как этот.
ГАИ или его аналога, которое бы регистрировало, кто собственник, равно как и обязательного присвоения автомобильных номеров — в Кустовом пока что не было. Я понимал, что к этому идёт, что в какой-то момент Кротовский, как прогрессивный правитель, озадачится и введёт эту систему, но пока что — имеем то, что имеем.
По сути, если исключить из сделки ГАИ, то автомобиль — это просто специфическое движимое (и временами даже весьма подвижное) имущество, для приобретения которого составлялся договор, причём в моём случае составлял его я сам.
Покупателем был Филиновский прииск. Тут я преследовал сразу две цели. Во-первых, у меня можно отнять покупку, а у прииска, пусть даже 100% доля в уставном капитале так же принадлежит мне — нельзя.
Называется это — принцип имущественной самостоятельности. Компания была юридическим лицом и при этом лицом, отдельным от судьбы своего учредителя.
Поэтому покупался он на контору. Ну и вторая, не менее важная цель — экономия. Мои договорённости с Танлу-Же, в части моего вознаграждения, были в том, что я получаю десять процентов от продажи контрабандных макров. Партия улетела за номинальные пятьдесят шесть тысяч рублей (подозреваю, что внутри этих расчётов есть и какие-то свои межкитайские тонкие взаимозачёты, но туда благоразумно не лезу).
Кроме того, прииск платил мне зарплату — двести пятьдесят рублей в месяц с возможностью премирования практически без ограничений.
Моя комиссия за первую партию должна была бы составить пять тысяч шестьсот рублей. Однако, взять и перевести такие деньги на мой счёт было бы чересчур непривычно. Опять же, сложно провести по бухгалтерии, в дальнейшем повлекло бы уплату мной налогов, как физического лица и так далее.
Поскольку вопрос получения денежных средств для меня остро не стоял, то мы с Танлу-Же договорились, что половина, то есть тысяча двести рублей, идёт в счёт оплаты моей премии. Вторую половину оплачивает он, точнее прииск, закрывая транспортный вопрос.
Итак, мы понимали, что автомобиль, хотя и считался собственностью прииска, но будет использоваться мной для личных целей (и я сразу же положил в бардачок пачку пустых путевых листов с печатью, чтобы если спросят — тут же заполнить и предоставить).
Ещё пятьсот рублей прииск оформил в качестве премии и перечислил мне прямиком на мой лицевой счёт, откуда я вручную (ну, до онлайн банкинга нам ещё далеко) перевёл их на свой закрытый депозит.
Таким образом, я не светил реквизиты и сам факт существования закрытого депозита, в том числе и китайцам. Хотя это лишняя беготня, такая перестраховка казалась мне обоснованной.
Итого: прииск условно выплатил мне тысячу семьсот рублей. Оставшиеся три тысячи девятьсот рублей пока остаются в качестве условной задолженности прииска передо мной.
Я оформил договор, по которому купил автомобиль и поехал подписывать его с Хайруллиным.
Причём, ему я заплатил как раз-таки наличными, очень уж он не хотел получать деньги на расчётный счёт, хотя он у него был, пояснив, что деятельность по мастерской, которая не только его, а его и партнёров — это одно, а перепродажа автомобилей — другое.
Ну, что поделать, оформил сумму, как подотчётные, сделал отчётность, приложил расписку и передал через Чена бухгалтеру, старенькому и плохо говорящему на русском, зато гениально знающему математику, дедушке По. Бухгалтерия у меня базировалась там же, на прииске.
Теперь единственными документами, подтверждающими, что автомобиль мой, был договор с подписью Хайруллина и странная штука «переходной ярлык».
Это странный лист, на котором на одной стороне идёт скупое описание автомобиля (так я увидел, что автомобиль мой собран в Туле, но при этом из немецких комплектующих). А на другой стороны были выведены полные фамилии имена и отчества его собственников, из которых я стал седьмым. Записал меня туда Хайруллин, на мой вопросительный взгляд пояснил только одним кратким словом — «традиция».
Хотя, какая к чёрту «традиция»? Я же видел магическим взглядом, что ярлык светился магией. То есть, это защищённый магией бланк, который эксперт может соотнести с автомобилем (у того тоже была магическая метка), а вписать следующего должен предыдущий, иначе бумага такого перехода права собственности не примет.
Так я второй раз столкнулся с интересным феноменом — сочетанием бюрократии и магии.
