— Слушай… Я это… А она точно нормально это воспримет? — лицо Марчукова стало озабочено-взволнованным. — Ну, там, решит, что я к ней это… Скажет, влюбился…
— А ты разве не? — хохотнул Мамонов. — Да ладно ты, Олежа, чего покраснел-то сразу? Это со всеми бывает…
— Тебе легко говорить…
Я отвлекся от разговора про любовь, потому что увидел в глубине лесочка дощатый домик, над крыльцом которого было написано «БИБЛИОТЕКА». Ага, значит именно там мы завтра и заседаем… Хм. Правда есть нюанс — я понятия не имею, как делаются стенгазеты. Все мои познания в этой области заканчиваются на сцене из «Понедельник начинается в субботу». Что-то там про букву «К» в заголовке «За передовую магию». Да и мой журналистский опыт… Я попытался вспомнить, писал ли я хоть когда-нибудь вообще хоть что-то для газеты. Навскидку вспоминалась только коротенькая заметка про разруху на лыжной базе, которую я писал для универовской газеты «Вестник науки». Интересно, как я собираюсь вообще выпускать газету с таким «внушительным» багажом знаний?
— Слушайте, а в нашей библиотеке есть газеты и журналы? — спросил я.
— А? — хором спросили Мамонов и Марчуков.
— Ну, «Пионерская правда», там… — я пожал плечами и неопределенно покрутил рукой.
— Ты вообще слушал, о чем мы говорили? — набычился Марчуков.
— Про цветы для Анастасии…. — осторожно сказал я.
— А ещё друг называется… — Марчуков обиженно отвернулся. Эх, всё-таки он ещё совсем как ребенок, конечно. Хотя иногда и рассуждает, как взрослый.
— Извини, Олежа, задумался, — примирительно проговорил я. — А про что вы говорили?
— Ни про что, — выпалил Марчуков, все ещё глядя в сторону. Помолчал продолжил. — Про мертвеца у столовой. Гриня из третьего отряда сказал, что у него бабка таких прогонять умеет. Шепчет что-то над водой, потом надо ее разбрызгать у порога, и тогда он пройти не сможет.
— Олежа, ты вроде уже взрослый, а в сказки веришь, — вздохнул я и посмотрел на Мамонова. Но лицо у него было на удивление серьезным.
— Ну почему сразу сказки? — сказал он. — Мне когда лет семь было, я постоянно болел, а врачи не могли ничего сделать. И тогда мама меня свезла к бабке. Та пошептала-поплевала, и я сразу на поправку пошел. И не болел больше потом ничем, кроме простуды.
— Вот! — Марчуков остановился рядом с крыльцом нашего отряда. — Фома ты неверующий, Кирюха!
— Так, спокойно! — я задумчиво почесал в затылке. — Допустим, бабка этого Грини и правда умеет что-то такое шептать. Но где мы, а где его бабка! Что нам теперь, из лагеря сбегать, чтобы ехать ее искать что ли? Она где живет-то хоть?
— В Ольховке или в Ореховке, я не запомнил… — Марчуков наморщил лоб. — Так Гриня говорит, что он ее заклинание подслушал и знает! Только надо воду из колодца и землю с могилы.
«Час, блин, от часу не легче! — подумал я. — Вроде пионеры же и все такое… Откуда эти дремучие суеверия?»
Впрочем, при чем здесь пионеры? Можно подумать, в моем собственном времени вполне взрослые люди не страдают такой же фигнёй, отдавая кучи денег разным тарологам, колдунам в двенадцатом поколении и прочим энергуям-шарлатанам. А тут… В каком-то смысле даже приключение — найти воду из колодца и сходить на кладбище. Авантюра не лучше и не хуже, чем за пионами в дом отдыха соседний пробраться.
— А где здесь, например, ближайшее кладбище? — спросил я.
— Наверное, рядом с Лисяновкой, — задумчиво проговорил Марчуков.
— Далеко это отсюда? — деловито поинтересовался я.
— Да нет, автобус же по дороге проезжает уже после поворота, — ответил Мамонов. — Ну может полтора…
— А в Лисяновке этой колодец есть? — я отошел от крыльца к скамейке, приятели последовали за мной.
— Там колонка, — Марчуков почесал в затылке.
— Есть там колодец, — Мамонов уверенно кивнул. — Старый, на отшибе.
— Отлично, годится, — уверенно сказал я. — Значит так, парни, есть идея. Пока все будут на танцах, выбираемся за забор и топаем к этой Лисяновке. А, да, надо только захватить банку для воды и что-нибудь, куда можно могильной земли насыпать…
— Кирюха, ты что, серьезно сейчас это предлагаешь? — глаза Марчукова стали большими и круглыми.
— А то, — хмыкнул я. — Приключение-то на час максимум, сбегаем за магическими ингредиентами, передадим их твоему Грине, пусть шепчет, что там нужно, потом прогоняем твоего разноглазого мертвеца. Профит. И даже можем еще потанцевать успеть.
— На кладбище ночью? — пробормотал Марчуков и помотал головой, будто отгоняя плохие предчувствия или сидящих на разных плечах плохого и хорошего советчика.
— А что такого? — я пожал плечами. — Там в это время никого нет. Ну, в смысле, живого, конечно.
— А-а, ты шутишь так? — настороженно протянул Марчуков.
— Ничего я не шучу, — я глянул на приятеля исподлобья. — Олежа, я серьезен, как никогда! Меня этот разноглазый хрен вообще не беспокоит, если честно. Ну, шляется тут какой-то, со столовской тетей Любой какие-то шашни крутит…
— Тетей Таней, — поправил меня Марчуков.
— Ну да, тетей Таней, конечно, — исправился я. — Никак не могу запомнить этих столовских теть… Да неважно! А ты мой друг. И тебя этот хрен очень волнует. Ты считаешь, что он опасен, и надо от него избавиться. Я бы просто пошел и пожаловался Надежде Юрьевне на то, что тетя Таня привечает посторонних, но… Но ты считаешь, что так делать не надо, а надо его изгнать при помощи Грини из третьего отряда, которые заклинания знает. Ты мой друг, и я тебе доверяю. В конце концов, это ты специалист по бродячим мертвякам, а я-то вообще про них впервые слышу. В общем, ты предложил. А я готов вписаться в эту историю всем собой. И предлагаю план — пока все дрыгают ногами и прочими частями тела на танцплощадке, сгонять в эту Лисяновку, набрать воды и накопать могильной земли. И в чем я опять не прав? Это даже не ночь, сейчас после ужина еще светло.
— А если нас заметит кто-нибудь? — глаза Марчукова забегали. Похоже, ему совершенно не хотелось тащиться вместо танцев на какое-то там кладбище и искать где-то посреди незнакомой деревни старый колодец. А хотелось ему пригласить на медляк внезапную его зазнобу в черном с монотонным голосом и богатой фантазией. И сейчас он всей своей рыжей головой пытается придумать аргументы, почему танцы важнее, чем топать в ночь за компонентами для пионерского вуду. Ну и еще ему было немного страшно, конечно.
Я молчал и смотрел на него. Мамонов тоже молчал. Уголки его губ подрагивали, было заметно, что он едва сдерживает смех. Я подмигнул.
— А это который Гриня? — спросил Мамонов. — Который из тринадцатой школы? На щеке еще пятно такой, на Африку похожее, да?
— Ага, он, — кивнул Марчуков. — Мы с ним в геологическом кружке вместе занимаемся во Дворце пионеров.
— Так он же врун, каких мало, — Мамонов криво ухмыльнулся. — Его уже кучу раз ловили, даже бить пытались, а он говорит, что поделать ничего с собой не может, каждый раз только открывает рот, а оттуда небылицы. Чуть из пионеров не исключили, но потом пожалели. Вроде как, он и не со зла.
— Да? — глаза Марчукова засветились. — Так это значит, что у него нет бабки в Орехово? И про заклинание нашептанное — тоже туфта полная?
— Ну, я бы не стал ему на слово верить, — Мамонов пожал плечами.
— Уф… — Марчуков облегченно вздохнул. — Хорошо, что ты это вспомнил! А то ведь принесли бы могильную землю сюда, а это знаешь какая плохая примета?
Марчуков вдруг заметался на месте, как будто вспомнил что-то срочное, развернулся и бросился бежать обратно к клубу. Прокричав через плечо, что он на пять минуточек.
— А ты откуда этого Гриню знаешь? — спросил я.
— А я и не знаю, — хохотнул Мамонов.
Первые танцы с смену — это в чем-то очень забавное зрелище. В этот раз нас разделили — младшие отряды собрали в клубе и устроили там какие-то не о танцевальные веселые старты, не то конкурс «кто кого перепоет и перетанцует», а уличную танцплощадку полностью отдали на откуп старшим четырем отрядам.
