— Вашбродь, а вы енто сурьезно, что женить нас собрались? Местные девки добрые, красивые, но распутные же, ходют с цыцкой голой. Разве ж это дело? — пользуясь случаем, Антип сделал неловкую попытку отговорить Толстого в желании барина женить стрелков.
— Нечего в блуде жить! А то мне жена моя уже говорит, что ее боги гневаются, а еще мужики гневаются, что вы, казачки, их сестер, а кто и матерей того… этокого, — сказал Федор Иванович.
— Жена ваша? Так не венчаны же, — пробурчал Антип.
— Тишина! — прошипел Икаика, старший в отряде воинов правителя Каумуалии. — Ночью слышно все лучше.
Говорил воин на своем языке, который, на удивление, причем всех, и туземцев, и русских людей, Толстой учит необычайно быстро. Когда нужно было что-то делать, да сам Федор Иванович оказывался заинтересован в деле, то не было для этого человека ничего невозможного. Между тем общее командование войском было на зяте истинного правителя, коим считал себя Каумуалии.
— Она жена мне и точка! А в храме повенчаемся, а тебя, Антип Шатунов, сделаю графом Русского королевства Гавайи. Как? Хочешь быть графом? — шепотом продолжал говорить Толстой.
Антип не ответил. Хотел ли он быть графом? Знать бы что это вообще такое. Да и зачем в графьях ходить тут, где и король будто убыточный купец, бедный и голый, только что срам тряпкой и прикрывает?
Федор Иванович Толстой, как только Крузенштерн отправился дальше, в Охотск, и у Сандвичевых островов остался только один фрегат, названный «Мирным», начал действовать. Перво-наперво, Толстой убедил капитана фрегата, что теперь именно он, особый представитель РАК на острове Гавайи, имеет право указывать кораблю цели и вообще использовать фрегат по своему усмотрению. Там вроде бы была ситуация с проигрышем капитана в карты, но это не точно.
Федор Иванович сразу же решил помирить двух врагов: Каумуалии, правителя острова Кауаи, еще тогда не «родственника» и правителя, короля Камеамеа, который объединил под своей властью большинство островов архипелага. Поплыл к первому, ну и на неделю там остался. Толстой недооценил хитрость и мудрость, а так же, как показали дальнейшие события, умение учиться, местного населения.
Младшая сестра Каумуалии не была замужем, точнее, была, но это указом правителя отменили. Всего-то три месяца, как вышла замуж, можно и отменить. Молодого русского начальника решили женить. Ну а Толстой, еще не видя своей жены, но узнав ее имя, так рассмеялся, что правитель Каумуалии сразу понял — этот жениться. Звали молодую женщину Анахуея. Федор Иванович как услышал, сразу для себя решил, что если девушка не сильно старая и не очень уродливая, обязательно жениться. Это кому в Петербурге расскажи, что был женат на Анахуее, так прославишься на всю Россию.
А потом он ее увидел и обомлел. Аннушка, стала желанной женщиной, его женщиной. Как умеют творческие, гиперактивные люди, живущие во время сентиментализма и превозношения чувств, влюбляться, так не умеет никто. Они уходят в чувства и эмоции, как в прорубь прыгают на Крещении, обжигаясь холодом, а после в перетопленную баню, обжигаясь уже жаром. Но неизменно с ожогами, нет им места, везде горят, если не рядом с любимой. Вот так влюбился и Толстой, пожелав принести своей жене весь мир на ладонях, но пока уничтожить конкурента тестя.
— У него жена хоть Анна, а у меня баба Хияка. И как ее звать иначе? — бурчал Антип.
— Выход! — сказал на русском языке Толстой, а после продублировал это же слово на гавайском-полинезийском языке.
Воины вновь двинулись в сторону резиденции короля Гавайев. Фрегат «Мирный», а также пакет бот «Америка» высадили ночью пять сотен воинов правителя острова Кауаи. Вместе с ними на войну отправились пятьдесят стрелков РАК. До этого полтора месяца, даже немного больше, стрелки и лично Федор Иванович Толстой учили туземцев обращаться с огнестрельным оружием.
Первоначально то, что казалось авантюрой, что не каждому русскому крестьянину удается сделать, освоить, получалось, туземцы очень быстро воспринимали любую науку. Национальным оружием на островах было копье, чаще всего обсидиановое. Поэтому штыковой бой туземцы осваивали быстрее всего. От природы почти у всех воинов был развит глазомер, а страх перед громом огнестрельного оружия уходил примерно на десятом выстреле. Так что воевать с королем Камеамеа Первым шла, по местным меркам, уникальная армия. У каждого было ружье, с примкнутым штыком.
— Расходимся по кругу и по моему сигналу быстро приближаемся к деревне, — командовал Толстой, неизменно дублируя приказы на двух языках.
— Вашбродь, — обратился к Толстому Антип. — Дозволь десяток лучших стрелков оставить здесь в кустах. Всех воинов чужих отстреливать будут.
— Револьверы тогда отдай Икаике, — приказал Толстой.
Нехотя, но Шатунов подчинился. Было распоряжение местным револьверы никак не давать, дабы всегда иметь перед ними преимущество. Но здесь, возможно, дополнительная огневая мощь на острие атаки может подсобить общему делу и сохранить жизни русским стрелкам.
Алел рассвет, солнце вступало в свои права, прогоняя ночь. В это время туземцы должны уже просыпаться. Все, но не воины и не власть имущие. Это привилегированная часть населения, которая позволяла себе поспать чуть подольше. Даже, если приближенные короля и просыпались раньше, они не выходили из своих домов-хижин некоторое время, чтобы не быть ошибочно принятыми за рабочий люд.
— Выход, — приказал, скорее, сам себе, Толстой и выбежал из леса, который окружал крупную деревню, а по местным меркам так и мегаполис Кеалакекуа.
Увидев, что командующий побежал в сторону города, пока бесшумно устремились и остальные воины. Антип бежал рядом с Федором Ивановичем Толстым, понимая, что этот молодой и горячий обязательно полезет в самую гущу сражения. И тут аристократу из Петербурга нужна будет помощь.
Как бы в уме не критиковал Антип барина, но Толстой ему нравился. Было бы иначе, так Шатунов мог бы и саботировать приказы юнца. Никогда еще Антип не видел такого барина, чтобы ел самую худую еду, спал на земле, при этом стрелял, кабы не лучше всех стрелков в отряде Антипа. А еще Шатунов был для себя приятно удивлен, что барин не боится ручки свои замарать, порой, если требуется, так и поработать может. Ну, а в кулачном бое барин очень даже силен, а Антип уже считал, что его выучка у инструкторов Сперанского лучшая, но увидел для себя, чему можно еще научиться.
Наглость и неожиданность берет города. Ну никак и никто не ожидал, что, возможна атака прямо на резиденцию короля Гавайев. Бостонские торговцы убедили Камеамеа, что русские не посмеют ничего дурного сделать ни королю, ни американцам, пока здесь стоит торговый американский корабль. Мол, с Россией у САСШ чуть ли не стратегический союз. Вот и чувствовал себя король под защитой, вдохновленный кучей обещаний от бостонских торговцев. Им-то всего-то нужно дерево, даже женщин не требуют, так, если только на ночь. А в замен обещают дать огненное оружие и металл.
— Нет, ну так мне не интересно, — причитал Толстой, когда без каких-либо приключений большой отряд захватчиков уже был в центре города.
Местные жители провожали взглядом бегущих воинов, которые не причиняли никакого неудобства, не проявляли излишней агрессии. И, пусть это не свои воины, которых в десятитысячном городе знали в лицо, но мало ли, кто еще может здесь бегать с оружием. Вера во всесильного и всемудрейшего короля была столь абсолютной, что рабочие, которые шли на поля или в лес, к океану на промысел, говорили, что правитель обязательно в курсе, что это за воин, что это его дело, а они должны пасти скот и добывать рыбу.
— Ты-тыщь! — раздался выстрел, и улыбка на лице Толстого расплылась на все лицо.
Антип посмотрел на барина с некоторым страхом. Хотя ему в школе стрелков и рассказывали о природе страха, что это — адреналин, что есть люди, которые привыкают и радуются опасности, но вот, чтобы так искренне восхищаться возможной смерти? Все же барин какой-то ненормальный.
