— Вашбродь, это не наши ружья, и не пистоли, — со знанием дела сказал Антип.
— Джек… Да, этот лис здесь, — ухмыляясь сказал Толстой, определяя источник выстрела.
Несмотря на все кажущееся безрассудство, максимум, что можно было разведать о ситуации на Гавайях, было сделано. Федор Иванович прекрасно знал, кто именно стал виновником неудач русской миссии на Гавайях. Он даже влился в доверие к американцем и осыпал их обещаниями, как бы не больше, чем бостонцы туземцев.
— Антип, американцы уйти с острова не должны. Их вообще не должно быть, — принял решение Толстой.
Да, конечно, остается еще американское торговое судно. И здесь нужно как-то договориться с капитаном фрегата, чтобы потопить, но сперва разграбить бостонцев. Но, а пойдет на принцип мореман, так и ладно. Все равно нужно в раскладах учитывать, что так просто американцы, да и англичане не отдадут русским острова. Нужно официальное признание России, что Гавайи — ее территория. Ну и наличие достойных кораблей в этой части Тихого океана. Кстати, тут отличный лес.
— Антип, американцы должны быть убиты копьем, — подумав, сказал Толстой.
Хотя и в этом случае он понимал, что главное подозрение падет на русских. И, если его спросят или затребуют честное слово, то Толстой промолчать не сможет. Свою честь он ценит больше жизни. Хотя у него несколько своеобразное чувство чести. Пограбить американцев — с удовольствием, а вот обманут и дать слово, — нет. При этом наговария и обещая многое, но стоило бы американцев стребовать слово хоть об одном обещании, так и поняли, что Толстой лжет.
Выстрелы продолжали звучать, к центру города начали бежать королевские воины. Началась битва, исход которой решали два фактора — это лучшая организованность нападающих с одновременной паникой и суетой оборонявшихся, которые не кооперировались в отряды, а бежали вразнобой, ну и плотность огня. Пятьсот ружей у союзных туземцев, десять револьверов, каждый с пятью выстрелами — это немало, учитывая то, что у русских стрелков были и револьверы и наработанные навыки, в купе с опытом, стрельбы из винтовок. Частью королевских воинов отстреливали скрытые у города стрелки, они видели бегущих вооруженных людей и методично, как учили, работали.
Взяв в коробочку Толстого, русские стрелки быстро продвигались уже во дворе дворца правителя Гавайев.
— Тыщ, — прогремел выстрел и один русский боец завалился, взявшись за сердце.
— Тыщ, ты-тыщь, — сразу прогремели четыре выстрела в ту сторону, откуда стреляли ранее.
С крыши пристройки к большому королевскому дому упал человек в европейском платье.
— Джек, гадина! — прокричал Толстой, узнав убитого американца.
Он играл с ним в карты, было дело, и, что удивительно, не выиграл, но и не проиграл. Пошла коса на камень, встретились два шулера. Но напились они тогда знатно. А теперь, вот, враги. Так бывает.
Из дворца выбегали воины, которые сразу же получали пулю, а то и две. Стрелки частью заняли позиции во дворе и организовали практически круговую оборону, тем более, что в помощь им прибывали союзные туземцы. А Толстой, в сопровождении, Антипа и еще пяти стрелков, искал в большом доме короля. Как часто бывает, когда ищешь, человек находится в самой крайней комнате.
Император был в сопровождении десяти воинов и намеривался бежать из дворца, но не успел, потому как захотел взять с собой еще и третью, самую молодую жену. Женщины… из-за вас мужчины погибают!
— Имею честь арестовать вас, деспот, тиран, узурпатор! — сказал на английском языке Толстой, зная, что его пленник владеет этим европейским языком.
На Толстого рванули в атаку все десять воинов. Они были сильны, на вид, мощные и тренированные бойцы. Но…
— Тыщ, ты-тыщ, — прогремели револьверные выстрелы, а одного воина сам Федор Иванович, изобразив изящный выпад, заколол шпагой.
— Вашбродь, вы понимаете, что нужно детишек его, жен… того? — спрашивал Антип.
Толстой промолчал. Все он понимал. Но, чтобы Россия стала прочно на всех Сандвичевых островах, нужно совершить преступление, о котором после жалеть всю свою жизнь. Впрочем…
— Пусть его брат решает, как быть со всей семьей, — сказал Толстой и поморщился.
Федору Ивановичу не понравилось такое обстоятельство, когда не он решает, а кто-то иной. Игра, приключение, все это так, но тут реальные жизни слабых людей, которых защищать нужно. Так что за лучшее, переложить преступление на другого. С братом короля была согласована атака, именно братик сделал так, что часть воинов покинула короля и направилась черти знает куда, на другой конец острова.
Через два дня Гавайи перестали быть королевством. А правителем всех островов был объявлен Каумуалии Первый. Вестовые поплыли на все острова и не было тех, кто отказался бы присягать новому королю. Каждый остров становился отдельной провинцией, где правил свой наместник, как, собственно и на Гавайях, где к власти пришел брат казненного короля, который взял всех жен старшего брата себе, как и признал детей. Но прежде всего, наместник Айлани, признал себя подчиненным королю Каумуалии.
Задачи теперь перед русской миссией стояли такие, что Федор Иванович сразу, как только о них думал, начинал скучать. Он упросил капитана фрегата Мирный быстрее закончить свою миссию и отправиться домой, в Россию, дабы завезти императору подписанный документ, по которому Каумуалии просит принять его в русское подданство. А так же Толстой просит, нет, умоляет, Сперанского быстрее прислать какого экономиста, или любого человека, которому было бы интересно рубить дорогостоящие деревья, строить тут корабли, развивать сельское хозяйство и делать из Гавайских островов одну из русских жемчужин.
А сам куда? Федор Иванович хочет увезти свою Аннушку в Петербург и непременно с ней венчаться, а так же представить в свете. Может после еще приключения потянут мужчину, но пока хватит.
Глава 16
Глава 16
Петербург
25 января 1799 года
«Сперанский — святой, который оживляет людей!» «Новая мессия, да еще в нашем Отечестве!» «Невиданный аттракцион поднятия из мертвых праха Петра Великого!»
Вот такие должны были быть заголовки газет после того, что именно произошло в кабинете императора? Да не приведи, Господь! Я не хотел бы себе такой славы, чтобы толпы простого люда выискивали меня, дабы прикоснуться к руке. Или толпы великосветских дам и их дочерей тащили бы меня в ближайшие кусты, чтобы там прикоснуться не только к руке.
А ведь все это весьма вероятные сценарии, просочись все нюансы произошедшего в кабинете Павла Петровича наружу. Народ-то суеверный, причем, и знать в большей степени мало отличается по этому показателю от простого народа. Оккультизм, мистицизм со всякими гаданиями и вызовами духов — модная забава в великосветском обществе. И пройдут десятилетия, век, но мало чего измениться. Вспомнить того же Распутина, который появился в еще более просвещенное время, но был принят на самом верху.
И сейчас в Петербурге ходят-бродят всякие предсказатели, а еще и этот монах Авель стращает своими предсказаниями. Не знаю, как в иной реальности он предсказывает, но нынче… И приде человек не нашего мира… Что это за мистика, вашу налево? А то, что Павлу уже не предрекают обязательную смерть, хотя не так давно такие предсказания были чуть ли не нормой? И что это за человек не их их мира? Я? Нужно избегать Авеля, так, на всякий случай.
Чтобы обо мне меньше говорили, так как слава целителя мне не нужна, насколько мог деликатно, я постарался сместить акценты в сторону святости императора. Мол, именно его молитва и помогла сделать чудо. Во-первых, персона российского императора уже сама по себе имеет сакральный, частично мистический флер. Во-вторых, подобное может пригодиться мне в будущем. Не мне, а Российской империи. Хотя я все больше соединяю эти понятия: иметь собственную выгоду и создавать выгоду стране для меня почти одно и тоже. Нужно будет на досуге подумать, насколько это правильно.
