Начальник по имени Анатолий Сергеевич (так он представился) в звании капитана госбезопасности долго расспрашивал об условиях работы, о прогрессе в обучении. Разговор шел во вполне благожелательном тоне. А потом последовал вопрос ожидаемого содержания, на который был получен неожиданный ответ:
— Каковы ваши впечатления о Сергее Васильевиче как о сотруднике?
Студентка настолько расслабилась, что даже осмелилась противоречить:
— Он не сотрудник, он преподаватель.
— Пусть так. И все же?
— С ним очень интересно. Об этой технике, как мне кажется, он знает все. Но я его боюсь.
Сотрудник органов ничем не выказал проснувшуюся заинтересованность.
— Какие у вас основания бояться?
— Он страшный человек, — со всей определенностью ответила студентка.
Начальник первого отдела подумал, что придется собрать все запасы терпения в кулак. Потом пошли наводящие вопросы:
— Он кричит на вас?
— Нет.
— Он ругается?
— Нет.
— Он грозится чем-то?
— Нет.
— Он топает ногами?
— Нет.
Запасы терпения исчерпывались неприятно быстро.
— Что же он делает?
— Он обозвал меня по имени-отчеству.
Чекист вынужден был взять небольшую паузу на размышление. Именование по имени-отчеству в качестве угрозы он себе представить не мог. На оскорбление это тоже не тянуло. Пришлось идти кружным путем:
— Что же вы такого сделали, из-за чего вас обозвали?
Эсфирь пустилась в пояснения:
— Я поторопилась, а он ведь раньше говорил, что так нельзя, а я щелкнула по неправильной кнопке, и запись затерлась совсем, он меня предупреждал, что так нельзя, но получилось так. А потом он так глянул на меня и очень вежливо сказал: "Вы, Эсфирь Марковна, должны были запомнить риск подобных действий. Я вас предупреждал. А ведь вы будущий преподаватель". А я тогда не знала, что затертое можно восстановить, и было так страшно! Не потому, что запись ценная, а потому, что должна была помнить и забыла, то есть помнила, но не обратила внимания, и голос у него был такой! И тогда было очень страшно, и сейчас. И подумала, что никогда не смогу учить других, потому что сама ничего не понимаю или не помню.
Начальник первого отдела вспомнил предупреждение своего бывшего командира старшего лейтенанта Акентьева: "Имей в виду, Толя, эти ученые — народ особенный. Их понимать научиться — семь потов сойдет. Хуже них только женщины". Ох, и прав же он был!
— Скажите, товарищ Эпштейн, а кого-то еще он в вашем присутствии обзывал?
— Конечно, нет.
— Почему "конечно"?
— Как же, если я у него одна ученица!
— То есть в процессе обучения вы остаетесь вдвоем в помещении?
— Нет. Чаще я одна учу материал. Эти книги нельзя выносить, так Сергей Васильевич сказал.
Придраться было не к чему: уж режим секретности начальник первого отдела знал назубок.
— А после того, как обучение закончится — какие обязанности вам назначат?
Ответ на этот вопрос начальник первого отдела и сам знал, но спросить стоило.
— Расчетная работа на товарищей с первого и второго этажей, а еще — так Сергей Василич говорил — я сама обучать буду. Но теперь даже и не знаю, — жалобно пискнула студентка.
Сотрудник органов подумал, что посетительница нуждается в ободрении. Ради этого, а также для поддержания наметившихся добрых отношений он мягко заметил:
— Ну подумайте, Эсфирь Марковна, вы же лишь в начале обучения. Наверняка вам удастся освоить эту новую технику. В университете вы учитесь прекрасно, все преподаватели вас хвалят… Товарищ Александров говорил, сколько продлится курс?
— Говорил. Пока не выучу все, что надо.
Начальник первого отдела сосчитал (про себя) до десяти, сдержался и не дал себе глубоко вздохнуть. Потом ради порядка поспрашивал посетительницу еще минут пять и отпустил.
Город был тот же самый. Лакомки (мужского пола), со вкусом потреблявшие пирожные с кофейной запивкой, были теми же. Точно так же над этими двоими вился сигаретный дымок. Только заведение отличалось. Так что ж с того? Собеседники уже встречались раньше, и им, возможно, захотелось чего-то новенького.
— Не имею права вас поздравить, коллега, — с явным сожалением промолвил тот, у которого в немецком слышался небольшой чужестранный акцент. — Мы в этом вопросе строго нейтральны.
— Да о чем вы говорите! — заспорил второй, щеголявший безукоризненным "хох-дойчем". — У нас нет ни малейших претензий. И потом, вы преувеличиваете. Все идет по плану.
Надобно заметить, коммивояжеры, дипломаты и разведчики, равно как представители некоторых иных профессий порою говорят правду. Да, вот так бывает. Если без правды никак нельзя обойтись. В данном же случае носитель немецкого языка приврал совсем немного. По роду работы и по рангу он не мог иметь даже частичного доступа к секретным планам генштаба своей страны. Но говорил так, как будто лично читал эти планы и даже изучал их с карандашом в руке.
— Да, вы правы. Франция неудержимо катится к поражению, как это и задумано. Не руководством вашей страны задумано, между прочим. Вы, сами того не зная, исполняете чужую волю.
Намек был более чем прозрачен. Светлые глаза того из собеседников, для которого немецкий был родным языком, сузились.
— Вот именно, коллега, вы правильно поняли. Просто так соратника не подставляют… да еще таким образом. У нас в стране это давно поняли. Есть пословица: "С такими союзниками никакие враги не нужны". Но перейдем к делу. Вам что-то говорит название "Катапульта"?
Собеседник отчекрыжил ложечкой уголок пирожного и натянул на физиономию многозначительную бесстрастность. Первое получилось превосходно, второе чуть похуже. Он и в самом деле не знал об этой операции. Подобная неинформированность не стоила удивления: операция с этим названием только-только начала планироваться. Еще не факт, что она и название обрела.
— Я поясню. Франция потерпит поражение. Вопрос: что станется с ее флотом? Разумеется, Великобритания очень хотела бы прибрать его к рукам. Суть операции именно в этом. Тогда Королевский флот, и без того не слабый, становится силой, сравняться с которой вы не сможете и через десять лет. Тем временем британцы заключили бы мир, а потом натравили вашу страну на мою, чего бы нам не хотелось. Они, вероятно, даже пообещали бы военный союз. Хотя, памятуя 1914 год, я бы не стал верить обещаниям [48]. Но вернемся к ближайшей перспективе. Операция "Катапульта" включает в себя и другой вариант: полное уничтожение линейных сил французов в Тулоне, поскольку именно туда они их отведут. Вот список британских кораблей, которые предполагается задействовать. Вы совершенно правы, дать его я вам не могу. Но ведь содержание этого листка можно запомнить, хоть вы и не моряк.
Именно так поступил собеседник, и вправду не имевший никакого отношения к Кригсмарине.
Сидевший напротив продолжил мысль:
— Разумеется, любые действия в отношении французского флота не имеют смысла, пока Франция не подпишет капитуляцию.
Собеседник кивнул. Этот ход в анализе напрашивался. Конечно, слово "действия" могло относиться к любой стороне.
А хорошо осведомленный собеседник продолжал:
— Вы позволите дать совет?
— Охотно его выслушаю.
Немец не лукавил: он и в самом деле полагал, что совет не будет лишним, и что принять его к сведению необходимо. Хотя, разумеется, получение дезинформации не исключалось.
— Полученная вами информация предназначена для гросс-адмирала Редера и его штаба.
При этих словах усмешка собеседника приобрела небольшой оттенок снисходительности. Очень уж тривиальными казались эти слова. Но тот, для кого немецкий не был родным, этим не смутился.
— Разумеется, они ее получат. Но она предназначена лишь для моряков. Имею в виду тех, кто командует Кригсмарине.
Немец глубоко затянулся сигаретой, выдерживая паузу, хотя намек он понял мгновенно. До сотрудника абвера доходили некие темные слухи о расследовании деятельности адмирала Канариса. Выходит, и это стало известно… Какого черта! Русские и прежде об этом знали. Да, совет кажется первоклассным. Только как его провести в жизнь?
