– Я… сочувствую.
В груди у меня словно образовался скользкий комок. Эллис смотрел куда-то поверх моего плеча, и от этого взгляда, спокойного и безмятежного, становилось жутко; то были спокойствие и безмятежность глубокого омута, на дне которого бьют ледяные ключи.
– Не стоит, – сказал детектив, и уголки губ его дернулись. – Тому уже все равно, и пока еще есть надежда найти Джеральда живым. А убийца свое получит. Я гарантирую.
– Верю вам.
– А почему бы и не верить? – хмыкнул Эллис и с преувеличенным интересом уставился на пирог у себя на тарелке. – В конце концов, от меня ни один убийца еще не ушел. И этого «Душителя с лиловой лентой» я найду и позабочусь о том, чтобы его приговорили к виселице. Благо ошибается он достаточно. Во-первых, подбрасывает тела жертв к храмам, а значит рано или поздно попадется на глаза свидетелям. Во-вторых, способ убийства и сопутствующие детали очень приметные, взять хоть ленту – дорогой, пусть и имеющий дефекты шелк бледно-лилового цвета. Мы уже нашли место, где производят похожие ленты – маленькая старая фабрика в южной части «бромлинского блюдца». И, наконец, Виржиния, он охотится за особенными жертвами. Мальчики тринадцати-четырнадцати лет. Светловолосые, голубоглазые, красивые.
Эллис сжал вилку так, что костяшки пальцев стали белыми – и, кажется, сам этого не заметил.
В его словах было нечто знакомое. Очень, очень знакомое… Где-то недавно я уже слышала о светловолосом мальчике и о ленте для волос. Совсем недавно… Воспоминание промелькнуло – и растворилось.
– Чудовищно, – с трудом возвратилась я к действительности. – Не могу представить, зачем кому-то могло понадобиться лишать жизни невинных детей.
– Как и я, – произнес Эллис и задумчиво провел мизинцем по ободку своей чашки с глинтвейном, собирая подтеки вина. – В материалах дела сохранились записи об осмотре двух трупов. И вот что любопытно, Виржиния. Эти мальчики были абсолютно здоровы – ну, если не считать того, что они мертвы. Ни единого синяка, следа от побоев, признака долгого голодания. Даже грязи под ногтями – и той не было. Словно перед тем, как накинуть проволоку на шею мальчика, убийца несколько недель откармливал его, мыл, покупал ему новую чистую одежду. Некий странный ритуал, повторяющийся из раза в раз. И венец его – лиловая лента поверх странгуляционной борозды. Следа от удушения, – пояснил он, предупреждая расспросы. – Убийца делает ошибки. И я непременно достану его. Вопрос в том, скольких еще он успеет убить до этого момента… – запнулся Эллис.
– Мы спасем его. Того мальчика из вашего приюта. И больше никто не погибнет.
Я сама не поняла, как с моего языка слетело это уверенное «мы».
Эллис кивнул:
– Я надеюсь. Надеюсь. Не мог же Святой Кир совсем отвернуться от своих подопечных… – и Эллис замолчал ненадолго, а потом продолжил, как будто через силу: – Версий же пока не слишком много. Очевидно, что убийца одержим навязчивой идеей, у него определенно некая мания. Знать бы, на какой почве она возникла, что послужило толчком – и, возможно расследование сдвинулось бы с мертвой точки. А пока у меня есть только то, что накопал за полтора месяца покойный ныне недотепа Дженнингс. С версиями у него негусто, – ухмыльнулся Эллис, явно не испытывая никакой скорби в связи со смертью коллеги – только раздражение из-за того, что тот за столь долгое время не сумел выйти на след убийцы. – Распространенное среди простонародья мнение, что во всем виноваты гипси – не более чем попытка отвести внимание от неспособности Управления вычислить преступника. Вторая версия Дженнингса – мистический орден, секта, попросту говоря. В пользу этого варианта говорит ритуализированный характер убийства. Выкрасть ребенка, продержать его несколько недель в своем логове, откармливая и отмывая, а потом задушить, но перед самым убийством присмотреть и выкрасть другую жертву. Джеральда похитили еще до того, как убили Томаса… Это чудовищно, Виржиния, вы правы. И не столько самим фактом убийства, сколько бессердечной обстоятельностью, с которой оно совершается. Это как тщательная сервировка стола перед вкушением редкостного деликатеса.
– Или как одержимость человека, ищущего оригинал, но постоянно натыкающегося на фальшивки, – пробормотала я себе под нос.
Эллис вздрогнул и выронил вилку.
– Что вы сказали?
– Или как одержимость человека, ищущего оригинал, но постоянно натыкающегося на фальшивки, – послушно повторила я уже громче и с недоумением посмотрела на детектива. Глаза у него лихорадочно заблестели; пальцы отстукивали нервный ритм по краю стола.
– Да… да… Вот на что это похоже, – азартно выдохнул Эллис. – Это могла быть коллекция, но тогда экспонаты бы не выбрасывались… Значит, поиск? Вероятно… Это бы объяснило многое, очень многое. Почти все пропавшие мальчики – приютские. Причем из неплохих приютов, из монастырских. А те немногие жертвы из полных семей либо водили дружбу с приютскими, либо проживали неподалеку… Так, может, он кого-то ищет? Душитель? – и Эллис вскочил из-за стола и принялся натягивать сыроватое еще пальто, продолжая говорить: – Виржиния, простите, но я вас покину. Мне срочно надо уточнить кое-что. Коллекционирование или поиск «того самого ребенка» – глупый мотив, но того же Шилдса на преступление толкнуло и вовсе какое-то суеверие! – бормоча, Эллис торопливо намотал на шею шарф, надвинул на лоб старенькое кепи и расцвел сумасшедшей улыбкой: – Благодарю за подсказку, мне пора… Ах, да, – и он прищелкнул пальцами, – вы не хотите составить мне компанию в выходные? Я собираюсь переговорить кое с кем в приюте Святого Кира Эйвонского. Касательно расследования, разумеется, но все-таки это мой родной дом, а я на сей раз без подарков… – протянул Эллис и покачнулся на пятках, заложив руки за спину. Встречаться со мною глазами он избегал. – Словом, вы можете совершить акт милосердия и немного пообщаться с ребятишками, ну, конфет им привезти, что ли… А я пока свидетелей допрошу. Заодно и посмотрите, где я вырос, – закончил он совсем нелогично. – Короче говоря, пошлите мне завтра записку, если вам это все интересно. Всего доброго, хорошей ночи и так далее, и тому подобное!
Он махнул рукой и нырнул в темный коридор между кухней. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. А я так и замерла в растерянности посреди зала, теребя в руках карточку приглашения на свой день рождения, которую так и не успела вручить Эллису до его поспешного бегства.
– Мэдди, – негромко позвала я. Любопытная девушка вполне ожидаемо выскочила из темного коридорчика – и как Эллис не налетел на нее в спешке! – Ты ведь слушала наш разговор, да?
Она смущенно кивнула. Щеки у нее заалели.
– Ничего, ничего, я не сержусь. Так вот, насчет приглашения Эллиса… Хочешь составить мне компанию?
Карие глаза Мэдди удивленно распахнулись.
– Понимаешь, визит в приют с благотворительными целями – дело серьезное. Мне придется заранее написать письмо управителю приюта: все же такие мероприятия обычно попадают в газеты, а значит идти в компании Эллиса нельзя – люди будут говорить всякое. И, кроме того, мне нужно сопровождение…
Мэдди понятливо кивала в такт моим словам и комкала ткань юбки в кулаке. Тоже волновалась, как и я?
– Обычно едут со старшей подругой, но приглашать Глэдис или Эмбер никак нельзя – они могут помешать нашим с Эллисом разговорам. Женское любопытство, знаешь ли, – я тяжело вздохнула и поймала взгляд Мэдди: – А полностью положиться я могу только на тебя. Поедешь со мною?
На решение ей и секунды не понадобилось.
Мадлен кивнула, улыбнулась, а потом – шаг, другой, третий – крепко-крепко меня обняла.
И только тогда я осознала, что, кажется, дрожу, и улыбка у меня кривая.
– Мэдди… – растерянно провела я рукою по ее волосам. – Эллис всегда прятал от меня свое прошлое. Он ничего не рассказывал о себе, и я даже привыкла к этому. Тогда, летом, отец Марк немного приоткрыл завесу тайны. Но мне и в голову не пришло попытаться разведать об Эллисе что-то еще. А тут он сам… Это так неожиданно.
