— Извольте ответить мне, сударь! — потребовала королева Швеции, вырывая меня из фантазий.
— Ваше величество!.. Я объяснил вам, что это не бегство, сейчас вы получаете возможность стать спасительницей Швеции. Например, я собираюсь сжечь Стокгольм, разнести все кирпичи из которых построены здания в этом городе на сотни верст, а потом засыпать место, где была столица Швеции, солью, чтобы там и трава не росла, — высказался я.
— Жестоко, но вы украли идею. Такое уже было, когда римляне взяли Карфаген в ходе третьей Пунической войны, — проявила эрудицию Александра Павловна, потом серьезно посмотрела на меня и решительно сказала. — Я не позволю вам этого сделать. Слышите? Кто бы вы ни были, господин Сперанский, я не позволю вам! Победите Густава Адольфа, но пощадите шведский народ!
— Великолепно, ваше величество, вы озвучили отличный девиз, — сказал я и зааплодировал.
— Паяц! Как вас еще супруга терпит? — сказала королева и обиженно отвернула голову. — Да подбросьте вы еще щепы в печь, от стен уже не греет!
Александра Павловна была несколько не права. Внутри кареты температура держалась около четырнадцати градусов тепла по цельсию, по крайней мере градусник показывал именно такие цифры.
Такой прибор известен в научных кругах уже давно, но в лаборатории Захарова, которую впору называть научно-исследовательским институтом, смогли добиться и малых габаритов и даже эстетики термометров.
Ну ладно, не совсем он это сделал, а я нарисовал по памяти из своего детства градусник, а так же поручил Бергману отрядить к Захарову пару человек из мастерской по производству самопишущих перьев, но главное — получилось. Правда это штучный товар, пока только пять штук изготовлено, вот три из них я взял с собой на такую опасную, в том числе и по причине погодных условий, операцию.
Я открыл заслонку и вбросил туда пять небольших брусков. Они упали во внутрь, а в карету попало немного угарного газа. Я поспешил закрыть юшку, но чуточку воздух подпортился.
— Закрывайте же, наконец, а то от дыма задохнемся! — возмутилась королева.
А мне, например, Серсею Ланистер жалко, ну и что, что она с братом… Хотя, нет, это гадко. Все, не жалко ее!
— Михаил Михайлович! Прекращайте меня не замечать! — потребовала королева.
Я уже собрался объясняться, но зазвеневший колокольчик в каком-то смысле спас меня. Это такой сигнал, что либо нештатная ситуация, либо требуется мое вмешательство или консультация.
Шесть дней потребовалось нам, чтобы достичь нынешней русско-шведской границы. Шесть дней и всего-то три смены лошадей, которые ждали нас в палатках прямо на льду Ботнического залива. Пусть животных хорошо кормили, они были укутаны в шерстяные накидки, их было много, только наша карета шла восьмеркой, но главные герои — они эти лучшие представители своего вида. Звание лучшее Копыто года учреждено! Или есть еще одно существо, человек, так мной прозванный, может ему вручить медаль, если в Стокгольме хорошо себя проявит?
Мы обходили стороной многочисленные острова Ботнического залива, накинув при этом белую ткань на кареты, спрятав под белыми накидками и коней. Мы пролили кровь, убив и спрятав наших преследователей перед тем, как резко восточнее Упсаллы, взойти на лед. Мы меняли цепи на колесах, а после быстро ставили полозья, питались в сухомятку. Но добрались.
Те стрелки, которые приводили сменных лошадей, ушли от Гельсингфорса на Ревель, но я не стал рисковать, тем более, что в этом направлении лед был двенадцать и меньше сантиметров. А еще важно было, чтобы русский посланник, то есть я, прошел через границу, будь как, хоть и с шумом. Не нужно давать врагу лишние поводы для размышления. Пусть думают, где и как мы проходили, чтобы выйти незамеченными.
Мало того, королева не может бежать, она прорвется из страны, или свободно выедет. Ну и я, наверное, подставлял Александру Павловну. Но, если прозвучит хоть один выстрел в сторону дочери русского императора, Павел будет решителен в отношении Швеции.
А это, как я считаю, сейчас очень даже нужно. Как минимум, от Питера нужно отодвигать шведа, ну и шведский флот… Без его ликвидации, не быть нам хозяевами в Балтике. Это сильный, на данный момент, противник. Уж не знаю, как справится Ушаков и справиться ли вообще, тем более, что англичане пока еще не выбиты из Датских проливов и могут прийти на помощь шведам. Но я, как сугубо сухопутный, считаю, что лучшая стратегия и тактика против флота, это свои солдаты во вражеских портах.
— Что случилось? — выйдя из кареты, спросил я у Северина, который оставался командиром боевого прикрытия.
— Так все, ваш бродь, прибыли, стало быть. Две версты и пост шведский. Мимо уже прошли чуть ли не два шведских полка, тут нужно решать. Может все же по льду? — спрашивал Северин.
— Нет, идем на Кумень, к мосту! — с уверенностью сказал я [Кумень (Кюмийоке) — река, в реальной истории, граница России и Швеции до 1809 года].
— Мы готовы к прорыву! — решительно сказал Северин.
— С Богом! — сказал я, нацепил улыбку на лицо и пошел к карете.
— Что случилось? — настороженно спросила Александра.
— Ваше величество, вам нужно успокоиться, мы уже близко к России, но есть вероятность, что выпускать нас не захотят. Выстрелы, если такие будут, вам никак не повредят, — сказал я и стал ожидать эмоциональной реакции.
Она последовала, но не та, к которой я готовился. Женщина закрыла лицо меховой муфтой и стала плакать. Пусть так, но это нужно пережить. Уже как два часа Александра Павловна пьет успокоительный чай и я надеялся, что она уснет. Не уснула.
Через полчаса кареты остановились, я спрятал в рукава револьверы, поправил саблю и кирасу под шубой, приготовился.
— Ваше превосходительство, вас требуют! — закричал Северин.
Голос казака казался обиженным, оскорбленным. Он должен был убеждать шведского офицера, что нас пропустить нужно обязательно. У Северина были мои документы, подтверждающие полномочия. По всем правилам дипломатии нас обязаны были пропустить. На это, прежде всего, я и рассчитывал. Дополнительные инструкции по задержанию меня, не должны были успеть доставить на границу, тем более, что были и ложные пути, и диверсии, когда на шведских почтовых станциях изымались все кони, однажды просто были отправлены. Пропустить одну станцию, не получить на ней коней, задержаться на полдня-день, и все, время ушло.
А в это время мы шли ходко, срезали тысячу верст, ну или чуть меньше этого.
— Ваше превосходительство! — с криком по типу «все пропало», Северин подошел к нашей карете.
Я открыл дверцу кареты, Северин одними губами сказал «Три». Сердце забилось чаще, организм стал вырабатывать сильно больше адреналина. Третий вариант означает, что нет вариантов, кроме прорыва. То есть подкупить не получилось, убедить не вышло, принципиальный служака попался.
— Работаем, если я посмотрю на небо, — прошептал я и вышел из кареты.
Во внутрь, к Александре Павловне, прошмыгнули два бойца, которые должны были умереть, но не позволить даже царапине появиться на теле императорской дочери.
Кареты стояли у шлагбаума, рядом был небольшой срубной домик, где активно топили печь, так как дым из трубы работал чуть ли не дымовой завесой, ветер был в сторону такой близкой, всего в полуверсте, России. Точнее Российская империя начиналась через сто пятьдесят шагов, сразу на другом берегу, но русский пропускной пункт стоял чуть поодаль.
Можно было пробовать обойти и перейти границу по льду севернее, или южнее, но Финский залив по льду преодолевать было бы нормальным еще пешком, а вот ни на санях, ни на колесах, почти невозможно. Тут лед замерзал неровно, везде были выступающие льдины, или вросшиеся в лед деревянные бревна, другие ледяные глыбы. А севернее не пройти, там стоят уже шведские регулярные войска.
Не я должен был подходить к офицеру, он по этикету должен прийти. Ясно же, что русский дипломат будет всяко выше званием и статусом, чем дежурный на пропускном пункте. Так и произошло, ко мне выдвинулся, в сопровождении трех солдат, целый ротмистр. Последний факт еще больше насторожил. Тут должность для сержанта, ну или для поручика какого, но не ротмистра.
