Я рассказывал ей про то, что Суворов нынче князь Италийский. В Швеции об этом газеты не писали, они вообще такую чушь печатали, что даже реинкарнация Гебельса где-то там, где рогатые существа выбирают степень прожарки грешников, аплодировала. Я везу газеты в Россию. Не уверен, что до императора доходят такие тексты, граница перекрыта, а через другие страны до России пресса идет долго.
— Ваше величество, всемилостивейше прошу прощения, но в этом же и суть, я не понимаю вашего присутствия, роли в этом господина Сперанского. Когда я не понимаю этого, я не могу рассчитать свои действия, — говорил бойкий старичок, эмоционально размахивая руками.
— Ваше величество, вы позволите нам отойти поговорить? — спросил я.
— Идите, — Александра пренебрежительно махнула рукой. — Только распорядитесь, чтобы мне принесли горячий обед.
— Бах-ба-бах! — звучали пушечные выстрелы.
— Это наша артиллерия? — спросил я, когда мы с Суворовым вышли из кабинета и направились в другую комнату.
— Наша! — с укоризной сказал Суворов. — Ты в чем, Миша, участвуешь? Я знаю, что ты послом стал. Так посольство было для того, чтобы вытянуть Александру? Как это возможно?
Мы уже зашли в небольшую комнатку, где находились три генерала, которые что-то там рассматривали на разлаженной карте с фигурками пехотинцев, егерей, разных кавалерийских частей. В моем присутствии карту не свернули, не закрыли хотя бы тряпицей.
— Что? Непорядок? — заметил мое недоумение Суворов.
— Непорядок, ваше сиятельство, в нашем Отечестве, — сказал я провокационные слова и сделал паузу.
— Господин Сперанский, я не буду задерживать вас, вы можете проследовать в Петербург, — резко, с металлом в голосе, сказал Суворов.
— Я не об этом, ваше высокопревосходительство, вы, видимо, подумали, что я говорю об участии в заговоре? — сказал я и по реакции старика, понял, что попал в точку.
К нему приходили, ему предлагали, не могли этого не сделать. Но… Суворов дистанцировался. Стоит ли винить фельдмаршала в таком поведении? И да и нет. В нынешних условиях, командующему нужно сконцентрироваться на подготовке к военной компании, которая не будет легкой прогулкой.
Чтобы не говорили, но шведы — серьезный противник, да и англичане, ведь, не из тех, кто побежит только завидев русские полки. Для пропаганды такие утверждения хороши, для реальной оценки ситуации, преступны. Война будет суровой, а преимущество, по прошествии трех, максимум, четырех, недель и уже потеряно, начнется распутица, лед станет тонким и после сойдет. Наступление толком не начавшись, рискует утонуть в грязи. Тут асфальтированных дорог нет, тут вообще, можно сказать, дорог нет, только направления.
— Ты понимаешь, Миша, о чем ты сейчас говоришь? Мне тебя арестовать? — в этот раз голос Суворова был осторожный, изучающий.
— Те, кто от лица заговорщиков к вам приходил, на свободе, — сделал я предположение, основанное на многих косвенных признаках и на логике. — Думаю, что и меня нет никакого смысла арестовывать.
— Значит ты, Миша, не от них? — спросил фельдмаршал. — Я за монарха, я никогда в такой грязи участвовать не буду. Но мое место тут, на войне, а не в интригах и ссорах со всем двором.
— Я против них, ваше высокопревосходительство, — сказал я, не разрывая контакта с Суворовым. — Смею заметить, что в заговоре весь двор не участвует.
Он смотрел прямо в мои глаза, словно душу прощупывал.
— Что ты хочешь от меня? — спросил командующий.
— Полк егерей, — решительно ответил я.
Больше вопросов не последовало. Суворов встал и начал ходить кругами, порой, даже забывая опираться на свою трость. Он был крайне озадачен. Для него понятно, зачем я прошу полк егерей, чтобы при помощи солдат навести порядок в Петербурге, будь такое случится.
Но Александр Васильевич был не прав, не для этого. Вернее, не столько для этого. Я этим полком спасаю самого Суворова. Если будут егеря, которых, кроме как от фельдмаршала, я ни от кого получить не мог, то это спасение чести и достоинства командующего. Он, мол, не мог оставить командование, но целый полк послал за… А вот тут не важно. За Александра ли, или за Михаила, может и за действующего императора. Тут я должен буду решать, но имя Суворова должно быть сохранено.
А что касается ударной силы, способной перевернуть все с ног на голову, да хоть бы и сразиться с самими гвардейцами, то что, разве в пустую я столько работал, создавал тренировочные базы? У меня стрелков сейчас до тысячи, я просил Платова прибыть с целым полком казаков, якобы для участия в войне и он потом туда отправится, но вначале поможет мне в другом деле. Так что силы будет немало.
— Я должен вам довериться, Михаил Михайлович? — спрашивал старик.
Он был растерян. Интриги, выбор пути для России… Он полководец и будет биться за Отечество, кто бы не был императором.
— Хорошо. Когда? — согласился Суворов.
— Важно еще и куда. Нельзя в Петербурге показываться. Мои люди встретят и заведут полк в Ахтынской слободе, желательно, чтобы это были егеря, которые меня знают. Там тренировочная база и будут подготовлены бараки, — сказал я.
— Во что вы ввязываетесь? Потянете? — Суворов крутил головой в отрицании.
— Александр Васильевич, я справлюсь. Но могу ли я узнать, когда начнется наступление наших войск? Уверен, что именно к этому моменту будет приурочено убийство императора, — сказал я.
— Убийство? — взревел фельдмаршал.
— Не верьте тому, кто говорит иначе. Я знаю, что готовят убийство, — жестко говорил я.
— Как русскому генерал-лейтенанту скажу, что мы ждем только приказа императора. Думаю, что он ждал выполнения вашей миссии, так что спешите в Петербург, — сказал Суворов, после большой порции негодования.
Мы еще немного обсудили детали, мою помощь в войне, например, я еще раньше обещал три тысячи ракет, которые должны были прибыть в Петербург. Ну и стали прощаться.
— Этого разговора не было. Я никогда и никому не признаюсь в тех словах, что сейчас прозвучали, — сказал я.
— И это правильно, — задумчиво сказал Суворов.
Через два часа, в сопровождении трех сотен казаков, с запряженными свежими конями, мы уже мчались в столицу. Уверен, что до начала осуществления заговора счет идет на дни, а сделать еще нужно очень много.
Но для этого же я оказался тут?
Глава 22
Глава 22
Зимний дворец
20 февраля 1799 года.
— Готово, господин обер-гофмаршал, — с интонациями полководца, только что выигравшего самое главное сражение в своей жизни, произнес Емельян Карпов.
— Карп, ты молодец! — усмехнулся я, наблюдая искренние чувства открытого, а еще талантливого, если не гениального, повара.
— Ваше превосходительство, это все вы, я же по гроб жизни, я же… — начал распыляться мужчина.
— А ты и так служишь мне, хорошо это делаешь, когда многие, ко всеобщей пользе, — усмехнулся я. — Но имя нужно менять. Становись… Иммануилом Карпьеном, или что-то в этом духе. Вот ей Богу, прознает кто-нибудь, что императору готовит еду Емелька… Пусть не Пугачев, но тоже из тех, казацких кровей… Беды не отберусь.
— Простите, ваше превосходительство, но я горжусь и своим казацким прошлым и своим именем, — несколько обидчиво сказал казак.
Чудны дела твои, Господи! Кто мог подумать, что в суровом казаке уже как почти тридцати лет отроду, будет столько творчества и такой полет кулинарной фантазии? Как на варке кулеша можно пристраститься к готовке? Но вот он, лучший выпускник кулинарной школы!
Признаться, Емельяна я взял на кухню по банальной причине — мне нужно как можно больше грамотных боевиков во дворце. Лакеи, истопники, кучера, повара и даже садовники с конюхами, везде мои люди. Хуже работать система под названием «русский императорский двор» не стала, тем более, что тех профессионалов, на которых все держалось, я не только не уволил, но и повышал. А вот то, что сейчас при Павле боевого прикрытия из моих людей больше, чем гвардейцев, это факт.
