По дворцу разносился дикий крик, вопль, истерика:
— Царь ранен!
Вот дерьмо! Не уследили!
Мы гурьбой скатились по лестнице, выскочили на первый этаж. Конечно, о преследовании твари уже не могло быть и речи. Степка, бледный как смерть, бросился к дверям царской опочивальни, прикрытой бронзовым рядом из шести телохранителей, образовавших непреодолимую стену из круглых щитов, с грозно просунутыми над щитами стальными остриями копий.
— Стоять! — крикнул их старший из-под бронзовой маски на лице. — Никому хода нет!
— Я брат царя! — выкрикнул Степка.
— Никому! — отрезал старший. — Приказ царя!
— Что это за приказ такой⁈ — заорал Степка.
Надо его успокоить. Едва же на их копья не бросился, балбес.
— Такой, который я жизнью обязан выполнить, — прорычал из-под шлема телохранитель.
Ну, понятно, этот не пропустит. Костьми ляжет, а не пропустит.
Вот же блин! Вот какой все-таки молодой Валент идиот! Нарвался таки! Влез не в свое дело! Аж руки опускаются с таким царем. Вот кто его просил бросаться одному на раненую тварь? Решил подвигом блеснуть перед всем честным народом? Вот нашелся же герой народного эпоса!
Могу понять, но не могу простить. Что теперь мы делать будем? Как сильно она его изувечила? А если вдруг помрет? Кто мне тогда заплатит?
Степка не находил себе места, он метался вдоль строя:
— Я должен пройти! — крикнул он.
— Нет! — отрезал телохранитель.
— Он там умирает, может быть! — прокричал мне Степка. — Они его убивают прямо сейчас!
Блин. А это кстати тоже рабочий вариант, если не голимая паранойя. Хотя, какого черта? Какая там рана должна быть, что нам нельзя показать живого царя? Мы тут булки мнем, а мне там работодателя-благодетеля может уже табакеркой по черепу от всего на свете излечивают, чтоб значит больше ничем и не болел никогда.
Я приблизился к сомкнутому ряду щитов, набычившись, чувствуя, как ближники мои готовые ко всему идут следом, разворачиваясь в такую же вооруженную до зубов линию.
— Нам нужно видеть царя, — веско бросил я в бронзовые личины данайских шлемов. — Сейчас.
— Нет! — бросил старший телохранитель, и они еще плотнее сомкнули щиты, направили копья мне прямо в лицо.
А вот этого точно делать не надо. Я такого не люблю, когда мне копьями в лицо тычут. Я от этого зверею и теряю веселое расположение духа.
Не знаю, в курсе ли эти бойцы напротив меня, что это за двуручная штука у меня на плече, но вообще-то усиленный элементалем, а гарде, Меч Бури становиться универсальной открывашкой для пехотного строя вроде этого.
Я сделал шаг назад, скинув меч с плеча, относя его назад словно для широченного размаха и позвал:
— Вака!
— Я здесь, — отозвался мой верный оруженосец.
— У тебя мел есть? — спросил я чем поверг оруженосца в непроходимое недоумение.
— А зачем нам мел? — пробормотал офигевший Вака.
— А чтобы посыпать им этих чудаков у нас на пути, прежде чем я начну их рубить, почем зря!
Общее угрюмое молчание было мне тяжелым ответом. Блин. Серьезно? Тут никто этого прикола не понимает?
— Ладно, Вака, — вздохнул я. — Раз уж мы не готовы к рукопашной, пойдем другим путем. Держи меч.
Вака подхватил Меч Бури, а я сделал шаг обратно вперед, выдернув двуствольный обрез из набедренной кобуры.
Сунул стволы в маску старшего телохранителя и процедил:
— Или ты нас пропустишь, или я тебе башку вместе с шлемом прострелю.
Вижу, моя пантомима произвела некоторое впечатление на данайских мужиков. Вон, мнутся, колеблются.
— Ты можешь убить нас всех, Искандер Бестибойца, — проговорил старший телохранитель. — Но мы тебя не пропустим.
Вот же псих упертый. И что теперь делать? Стрелять? Пожалуй, придется.
В этот момент за моей спиной зашипел Нанотолий и Ангелина крикнула:
— Лекарь!
Я едва оба крючка разом не спустил.
— Что лекарь? — прорычал я не оборачиваясь.
— Тут лекарь подошел! — крикнула в ответ Ангелина. — Пройти просится.
Так. А вот это, похоже, выход!
Я посмотрел над стволами в глазные прорези на шлеме старшего телохранителя и проговорил:
— Пропустите брата царя с лекарем. Только его одного. Мы останемся здесь.
Старший телохранитель колебался, но…
— Пусть пройдет, — наконец выдохнул он.
Их строй распался, пропуская лекаря к дверям в царскую опочивальню. Степан прошел вслед за лекарем, субтильным старичком в белой тоге.
Дверь нешироко приоткрылась, не дав мне рассмотреть, что за ней, лекарь и Степан проскользнули в узкую щель и дверь захлопнулась.
Мне показалось или действительно из-за приоткрытой створки донесся до меня длинный воющий стон?
Строй телохранителей немедленно сомкнулся перед мной.
— Ладно, — процедил я сквозь зубы, засовывая обрез дробовика обратно в набедренную кобуру. — Значит, ждем.
И мы ждали.
Я ходил вдоль строя данайских воинов, шесть шагов в одну сторону, шесть шагов обратно, образцово действуя им на нервы. Не то, чтобы я прям этого хотел, но раз заодно получается расшатать их дух, значит пусть будет, пусть мучаются, сговорчивее станут.
Вот так просто стоять в линии, удерживая плотный строй локоть к локтю, и ждать невесть чего довольно утомительно само по себе, уж я то знаю.
Я еще выше их всех на голову и заметно тяжелее, от светильников на стенах залы на ряд воинов постоянно падает моя тяжелая непроницаемая тень.
— Что, мужики? — бросил я походя. — Страшно? Я же вижу, что страшно. Это вы правильно. Я действительно страшен в гневе. Так что вы меня лучше не злите…
В наступившей тишине только и был слышен стук моих подкованных каблуков по изысканной узорной мозаике на полу.
— Александр Петрович, — подал вдруг голос мой оруженосец Вака. — А зачем всё-таки нужно их мелом обсыпать?
Не, ну а чо, про это можно и поболтать, всем интересно будет.
— Чтобы враг точно знал, куда я буду его бить, — зубасто усмехнулся я.
— То есть, это наотмашь, и куда прилетит? — озабоченно нахмурился Вака.
— Именно, что наотмашь, — подтвердил я. — Как завещал нам всем славный богатырь Илья Муромец. Махнешь рученькой— во вражеских рядах образуется улица, отмахнешься, значит, — образуется переулочек с двусторонним движением, а в конце бульвар.
— У-у, судя по всему, Илья Муромец — великий герой, — с неподдельным почтением отозвался Вака. — Он плохого не завещает.
— Ну, а ты думал! — пробурчал я.
А ситуация всё не менялась. Дверь не открывалась. Степка не возвращался, а меня всё так же туда не пропускали. Это вновь начало навевать на меня дурные мысли.
— Так, шестеро смелых. — я резко остановился перед строем заметно вздрогнувших телохранителей. — Меня эта драматическая пауза начала реально доставать. Это ожидание слишком затянулось. Давайте решать. Или вы меня пропускаете, или я пройду туда по вам. Вы меня знаете. Вака покажи им меч.
Вака выступил вперед, подняв меч рукоятью вверх перед собой.
— Некоторые говорят, что двуручник не предназначен для промывания пехотного строя, — махнул я рукой в сторону меча. — Но я вам так скажу как специалист. В умелых руках им можно страшных дел наворотить, а вы меня знаете. Я им людей разваливал от плечей до пят. Я им рубил таких тварей, каких вы жизни не видали. Вака, покажи им лапу.
Вака опустил меч и поднял другую руку показав им наш трофей обрубком кверху.
Невероятной длины когти свисавшие с лапы скоблили по плиткам пола.
Телохранители запереглядывались.
А, проняло вас-таки, сухарики… Что они там шепчутся? Лапа левая? Ну да, левая лапа, точно. Была бы еще и правая, показал бы вам обе, а так пока не комплект, это верно.
Телохранители тем временем пришли к какому-то решению и сообщили мне:
— Мы спросим.
Видать действительно, натурная демонстрация убедительнее тысячи слов.
— Ну так быстрее давайте, — подбодрил я их. — Одна нога здесь, другая тоже там!
Один из телохранителей отступил из строя, приоткрыл дверь и ловко юркнул внутрь.
