Юлена, узнав, кто будет командовать их ячейкой, немного позавидовала подвигам товарища Леонеда, и спросила себя: а я так смогла бы? Наверное, смогла бы… Ну, разве что тех двух конвойных не сумела бы… А может, и их бы как-нибудь изловчилась, да и прикончила… Потом вспомнила берег реки, истошный вопль Донары и себя, незаметно уплывающую. Как бы поступил там и тогда товарищ Леонед? Бросил бы боевую подругу?
Ответа не было… Вернее, был, но очень уж неприятный. Больше на эту тему Юлена старалась не размышлять.
Но сегодняшнее собрание ждала с особым чувством: будет настоящая операция, настоящий бой, и Юлена докажет – себе самой докажет – что она жизнь готова отдать за революцию… Ждала с нетерпением, и даже холод, казалось, донимал слабее обычного.
И вот наконец-то – глухой раскатистый гул прокатился по всем закоулкам старых штолен, где квартировала их ячейка. Сигнал общего сбора.
…Собрались в ленинской комнате. Комнатой, правда, назвать ее было трудно – просторный зал неправильной формы, в который вели выходы нескольких штолен. Но бюст легендарного вождя древней революции сюда доставили, и стояло рядом с ним в особой подставке боевое знамя части: красное полотнище с профилем все того же вождя и надписями «Армия Освобождения Умзалы» и «Боевая ячейка № 129». Номер, кстати, вовсе не означал, что в армии как минимум сто двадцать девять ячеек, – старая традиция, еще с гражданской, чтобы запутать врага: формируется, допустим, дивизия с десятым номером, а за ней, без перехода – сто вторая, и пускай вражеская разведка ломает голову, сколько реальных дивизий в революционной армии.
Точно так же Юлена не знала, сколько ячеек вообще на Умзале, и здесь, в окрестностях Красногальска. Не знала их численности и мест, где они располагались. Угодит в лапы врагов – ничего рассказать не сможет. Нет, она бы и так не рассказала, но ведь у имперцев ведь есть всякая хитрая аппаратура, способная залезть человеку в мозг и выведать все помимо его желания.
А в здешней ячейке человек пятьдесят, даже чуть больше, – и почти все они уже собрались в ленинской комнате, когда туда пришла Юлена. Подошла она одной из последних: сегодня дежурила по овощехранилищу – перебирала клубни релакуса, отбирая на еду начавшие портиться, самое подходящее занятие, чтобы помечтать о боях и подвигах, – и шагать до ленинской комнаты ей пришлось изрядно.
Расселись на скамьях из грубо оструганных досок, все закутанные, над головами – парок от дыхания. В единый неумолчный гул сливалось покашливание и похлюпывание носов, – легкой, а то и не очень легкой простудой страдали здесь почти все.
«Сопливая ячейка номер сто двадцать девять», – мысленно пошутила Юлена и мысленно же сама себя одернула: вражеской пропагандой попахивают такие шуточки, товарищ комсомолка.
Хаю она увидела сразу, да и немудрено, – подруга выделялась среди собравшихся тем, что единственная не куталась: сидела в легонькой, почти невесомой блузке с короткими рукавами, голова прикрыта лишь курчавыми волосами. Такое уж кровообращение у эрладийцев, что не страшны им ни жара, ни холод.
А рядом с Хаей сидел новенький – до сих пор Юлена не встречала у них в ячейке этого высокого, красивого парня. Хая тоже состояла в ячейке, но жила в Красногальске, выполняя обязанности связной. Одной из таких обязанностей был поиск бойцов, отставших от своих разбитых частей, и комсомольцев, желающих драться с врагом, но не знающих, как связаться с подпольем.
Вид у парня возбужденный, радостный, и Юлена подумала: «Подвигов ждешь? Будут тебе подвиги… Померзнешь тут пару месяцев, с гнилым релакусом повоюешь, – пожалеешь еще, что в подпольщики напросился…»
Мысль опять оказалась неправильная, недостойная комсомолки.
Но на этот раз Юлена себя не одернула.
Глава пятая
Нелегкие будни вице-губернатора
1
Трехчасовое расширенное заседание временной администрации Елизаветы завершалось, чему Несвицкий был только рад.
По должности ему полагалось выполнять функции председателя этих собраний, и он выполнял, но чувствовал себя отчасти свадебным генералом. Потому что речь шла не о борьбе с подпольем и не о подавлении остатков сопротивления, те вопросы решались профессионалами в более узком кругу.
На заседаниях администрации занимались в основном экономическими проблемами. И проблем хватало с избытком. Начиная с самой насущной: как прокормить сорокамиллионное население Елизаветы, не привлекая со стороны дополнительные ресурсы, столь нужные сражающейся Империи? И заканчивая задачей стратегической – восстановить в возможно полном объеме работу рудников и заводов, исправить то, что мятежники здесь наворотили за двадцать лет. И то, что они успели изгадить напоследок.
Задачи сложные, вариантов решений предлагалось много. Но выбирать из них оптимальные приходилось вице-губернатору. А в экономических вопросах Несвицкий, что называется, «плавал». Он привык во многом полагаться на мнение Адабашьянца – надворный советник за недолгий срок совместной работы сумел доказать и компетентность, и осторожность. Но в любом случае ответственность за допущенные ошибки придется нести вице-губернатору.
– Вазген Саркисович, я попрошу вас задержаться, – сказал Несвицкий, когда заседание наконец-то завершилось.
– Слушаю вас внимательно, Михаил Александрович, – Адабашьянц вновь уселся на место, всем своим видом демонстрируя готовность помочь в разрешении любых затруднений начальства.
У Адабашьянца, играющего в администрации роль «серого кардинала» по экономическим вопросам, хватало ума никоим образом эту роль не подчеркивать и не выпячивать.
Несвицкий дождался, когда закроется дверь за последним уходившим и произнес:
– Я прочитал ваше резюме по проблеме князя Игнатьева. И хочу, чтобы вы лично изложили свои доводы его сиятельству. А ваши предложения по созданию совместной управляющей компании можете опустить, мне они представляются несколько преждевременными.
– Охотно изложу, Михаил Александрович. Когда состоится встреча?
– Немедленно. Князь ожидает в приемной. Маленькая просьба: один узловой момент из резюме я изложу сам.
– Какой именно?
Несвицкий объяснил, какой, и нажал кнопку селектора, сказав дежурному офицеру:
– Пригласите князя.
Флаг-капитан Игнатьев-Центаврийский находился на Елизавете неофициально, получив двухнедельный отпуск для устройства личных дел. Соответственно, в завершившемся совещании не участвовал. Хотя Несвицкий мог его пригласить, как опытного военного специалиста и как человека, имеющего немалые экономические интересы на Елизавете. Но не пригласил, имелись на то причины. Мало того, князь минут сорок томился в приемной вице-губернатора – совещание закончилось позже, чем планировалось.
Судя по впечатлениям, оставшихся у Несвицкого после личных встреч с флаг-капитаном, тот должен быть сейчас весьма взбешен… И вице-губернатор надеялся при помощи Адабашьянца взбесить князя еще больше. На что опять-таки имелись веские причины.
Предчувствия не обманули – флаг-капитан ворвался в обширный вице-губернаторский кабинет лишь чуть-чуть медленнее, чем руководимая им эскадра легких крейсеров врывалась в боевые порядки флота мятежников.
– Что происходит?! – с порога загромыхал раскатистый голос князя. – Почему я должен сидеть за дверью, как школяр возле учительской, когда здесь обсуждается судьба моих рудников и поместий?!
– Добрый день, Сергей Анатольевич, – негромко произнес Несвицкий, проигнорировав вопросы. – Присаживайтесь, пожалуйста. Ведь вы знакомы с господином Адабашьянцем?
Игнатьев-Центаврийский приглашение сесть проигнорировал. Остался на ногах, надворного советника удостоил лишь взглядом, гневным и презрительным одновременно. Заговорил еще более резко, обращаясь исключительно к Несвицкому:
– Такие вот господа грабят меня, грабят среди бела дня, пользуясь покровительством всяких…
Побагровевший князь на мгновение замолчал, словно бы подбирая более точный эпитет. Несвицкий, воспользовавшись паузой, произнес еще спокойнее и тише:
