— Знаю, — Андрей Иванович откусил постсоветский хот-дог и продолжил говорить с набитым ртом, — но ты справляешься намного лучше своих ровесников. Сейчас тебе, возможно, кажется, что кругом одна сплошная катастрофа, но так будет не всегда, поверь. Впереди еще много хорошего.
Игорь покачал головой.
— Вы совсем ничего не знаете…
— Я немного знаю твоего брата и вижу, что вы очень похожи.
— Похожи?
— Как две капли воды.
— Вы, наверное, шутите.
— Ну, разве что с математикой у него получше.
Игорь невесело усмехнулся.
— Раньше мне казалось, что никто не замечает того, что произошло. Как будто его и вовсе не было.
— Глухонемых вообще мало кто замечает. Может тебе это покажется странным, но люди больше доверяют ушам, а не глазам. При этом зачастую даже не важно, что они слышат.
— Не важно, потому что они слышат одно вранье.
— Это не совсем вранье, — не согласился учитель. — Это язык общения у них такой. Говорят одно, подразумевают другое: мне плохо даются дроби – мне лень вникнуть в шестой параграф, у меня заболела кошка – идите вы со своей математикой. Что-то вроде шифра, который приходится разгадывать, чтобы самому не ошибиться с ответом.
— Для такого шифра есть старый добрый дешифратор в виде учительского подзатыльника.
— Подзатыльниками многого не добьешься. К тому же порой человек сам не знает, зачем это делает. В таком случае, он иногда просто тянет время.
— Может, он просто боится?
Учитель бросил быстрый взгляд на Игоря.
— То есть он трус?
— Или начал понимать, что правда может оказаться хуже неведения.
— То есть трус, — заключил учитель.
Игорь взглянул на него. Тот как раз принялся за вторую сосиску.
— Что меня выдает?
— Лицо, — не глядя на этот раз ответил Андрей Иванович. — Дети еще не умеют носить масок. Лицо ваш дешифратор, а не подзатыльник.
Игорь снова искоса посмотрел на учителя.
— Вы верите в возможность изменения того, что уже однажды случилось?
— Необратимо?
— Да.
— Это невозможно.
— Почему?
— Ты знаешь, что такое энтропия?
— Звучит как название болезни.
— Мера измерения хаоса, — сказал учитель, отложив сосиску и принимаясь с шипением открывать банку «Херши Колы». — Все среды во вселенной с течением времени изменяются в сторону хаоса, и никогда в сторону упорядочивания. Мы стареем, вселенная расширяется, дым расползается, вода растекается, здания разрушаются и никогда наоборот. В этом смысле время всегда однонаправленно.
— Значит и перемещения во времени невозможны?
— В прошлое они невозможны даже теоретически.
— Во время нашей первой встречи, вы сказали, что я не тот за кого себя выдаю.
— Да. Ты выглядишь как ребенок, но не похож на него. Только когда ты испытываешь простые эмоции, вроде страха или злости, снова становишься похожим на ребенка.
— Сейчас вы тоже так думаете?
Учитель изучающе на него посмотрел, и Игорю показалось, что он действительно сомневается.
— Я уже проходил этот путь, — сказал Игорь.
— И чем… все закончилось?
— Ничем. Все вернулось в исходную точку, как в какой-то временной петле, но с одним отличием – теперь я всего лишь сторонний наблюдатель, который ни на что не может повлиять.
— Возможно, ты ищешь что-то вроде оправдания?
— Я говорю с вами как с учителем математики, а не с детским мозгоправом.
— В таком случае вопрос… тот же.
— Ответ на вопрос – зачем.
Андрей Иванович снова посмотрел на Игоря на этот раз строгим учительским взглядом – призрака сомнения он, очевидно, отринул усилием воли.
— Может, влиять ни на что и не нужно?
— Не нужно?
— Ну, это же просто нелогично. Представь, если я отправлюсь в прошлое и убью собственного деда до рождения моих родителей – что тогда произойдет со мной? Ведь, я должен буду исчезнуть. И мой брат тоже. Или что? Но даже если так, мы все равно уже были. Парадокс.
Игорь задумался, глядя на уходящую за горизонт дорогу, по которой медленно полз «ПАЗик» и все никак не мог добраться до вершины.
— Но если ничего нельзя изменить, то… — внезапная догадка выкатилась на Игоря, словно неприятный знакомый из-за поворота на тесном тротуаре.
— Возможно, ты просто неправильно понимаешь природу событий, — сказал учитель. — На самом деле большинство людей ничего не могут изменить, но это вовсе не значит, что они совсем ничего не могут сделать.
— Что вы имеете в виду?
— Просто поменяй прошлое и будущее местами и представь, что это и есть естественная последовательность развития событий.
Игорь задумался: искать, раскапывать, но, увы – не предотвращать. Логика такого ответа была понятной даже интуитивно, но принять ее по старой человеческой традиции было непросто.
— Настоящая причина в твоем прошлом.
— В том, которое будущее…
— Именно.
— Но, по-вашему, это же просто подростковые выдумки. Вы не верите в это. Не можете верить.
— Не важно во что я верю. И даже не важно, что ты сам в это не веришь. Я говорю с тобой как математик.
Игорь молчал. Предложенная учителем модель, действительно все расставляла по своим местам, не оставляя никаких логических изъянов в ответе на вопрос зачем. От нее веяло безысходностью, но может быть в этом и заключался ответ? Или…
Учитель будто прочитал его мысли.
— Может кто-то ведет тебя? Кем ты был в своем прошлом – том, которое будущее?
— Полицейским.
Учитель улыбнулся.
— Я же говорил – вы очень похожи с братом. Он любит загадки. Любит докапываться до истины. Ты тоже любишь.
— Я понял, но все это…
— Немного не то, на что ты рассчитывал?
— Я знаю, что не смогу остановиться.
— Поэтому ты здесь, — сказал учитель, и отряхнув руки достал из кармана сложенный лист формата А4. – Значит ты готов продолжать?
Игорь посмотрел на лист и кивнул.
— В институте, в котором работает мой брат, есть квантовый компьютер. — Учитель откинулся на спинку скамейки, не спеша разворачивать лист. — Опытный образец, так сказать. Серьезная машина! Он стоит в подвале, представь – в огромном бассейне, заполненным жидким гелием при температуре ниже минус двухсот семидесяти градусов. Мой брат в числе тех немногих, у кого есть к нему доступ, правда только по записи за месяц и все строго подконтрольно. Мой брат очень дотошный по части всяких правил, но всегда серьезно относился к Максиму, хотя они никогда не виделись. Он уважал его – заочно. И ради него готов был на время отказаться от своих принципов и даже рискнуть тем, чем дорожит больше всего, в чем, правда, никогда не признается, то есть своей репутацией…. В общем, компьютеру удалось подобрать ключ и расшифровать сообщение, которое ты мне передал. Частично помогли записи твоего брата, сэкономили время… Ты знаешь, что такое факторизация?
— Нет.
— А полином?
Игорь покачал головой.
— Ну, хотя бы матрица?
— Вы про фильм?
— Про алгебраическую структуру. Ладно… тогда я совсем на пальцах…
— Пожалуйста.
— В общем, в той записи с картины содержатся два блока: собственно сам «ключ» и короткое послание, которое компьютер расшифровал с его помощью.
— Что за послание?
— Компьютер напечатал его, — учитель протянул Игорю лист.
Игорь схватил его, развернул. На абсолютно черном фоне с россыпью белых точек допотопным «пиксельным» шрифтом был напечатан текст:
ДОРОГОЙ ДРУГ! НЕ БОЙСЯ!
1. ТРЕУГОЛЬНИК РИМБ1=
2. ВЧЕРА?
3. रेलवे
Игорь нахмурился.
— Что это за белиберда?
— Это исходное сообщение.
— Тоже какой-то шифр?
— Нет здесь никакого шифра. По крайней мере, математического. Но я сам ни черта не понимаю, могу только сказать, что последняя строчка написана на языке хинди.
— И как она переводится?
Учитель пожал плечами.
— К сожалению словаря хинди в нашей библиотеке нет.
