— А-А-АХ! — крик Снежаны был пронзительным, в нем смешалась боль и невероятное облегчение. Ее тело сжалось вокруг меня, как тиски. — Видар! Больно! Но… так хорошо!
Я замер, давая ей привыкнуть, чувствуя, как ее внутренности судорожно сжимают меня, как горячая волна ее крови смешивается с ее соками. Я наклонился, целуя ее слезы, ее лоб, шепча слова утешения. Ее тело постепенно расслаблялось, боль уступала место странному, нарастающему теплу, пульсации.
— Двигайся! — приказала Настя, не прекращая своих ласк. — Дай ей настоящего! Дай ей тебя всего!
Я начал двигаться. Сначала медленно, осторожно, входя в Снежану. Она застонала, ее ноги обвили мою талию. Ее внутренности обжигающе сжимали меня, адаптируясь, принимая. С каждым толчком ее стоны становились громче, менее болезненными, более… жаждущими. Ее руки обняли меня, пальцы впились в спину.
Я терял контроль. Ритм ускорился. Толчки стали глубже, мощнее. Снежана кричала теперь от чистого наслаждения, ее тело трепетало подо мной, ногти оставляли следы на моей коже.
— Да! Да, Видар! Так! — кричала она, теряя остатки стеснения. — Больше! Дай мне больше!
Настя, чувствуя, как мое тело напрягается до предела, поднялась. Она прижала свою пылающую щель к моему лицу.
— Лижи меня, милый! — застонала она. — Пока ты трахаешь невесту… займи рот! Не теряй время!
Я повиновался, уткнувшись лицом в ее влажную плоть. Язык нашел клитор, лаская его, вводя в нее пальцы. Ее стоны слились со стонами Снежаны. Комната наполнилась музыкой плоти — хлюпающими звуками, прерывистыми вздохами, криками наслаждения.
Я был между ними. В Снежане. Настя — на моем лице. Наслаждение достигло критической массы. Я чувствовал, как Снежана сжимается вокруг меня судорожными спазмами, ее крик оглушил меня — первый оргазм, сильный, как землетрясение, сотрясший ее тело. Ее внутренности, сжимаясь в экстазе, подтолкнули меня к краю.
Настя, почувствовав это, заорала:
— Кончай в нее! Дай ей свою силу! Наполни ее!
Последний, мощный толчок — и я погрузился в пучину собственного извержения. Горячие струи били глубоко в Снежану, заполняя ее. Я зарычал, тело выгнулось в дугу. Настя, доведенная моим языком, кончила одновременно, обдав мое лицо горячими струями, ее тело билось в конвульсиях.
Мы рухнули на кровать — сплетенная, липкая, дышащая навзрыд куча тел. Снежана прижалась ко мне, ее тело все еще мелко дрожало от отголосков оргазма, ее девственная кровь и моя сперма смешивались на ее бедрах. Настя рухнула рядом, ее рука легла мне на грудь, нога перекинулась через мои бедра.
Тишина. Только тяжелое дыхание троих. Запах секса, пота и крови висел в воздухе. Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавеску, серебрил наши тела. Снежана тихо плакала, но это были слезы облегчения, счастья, преодоления. Настя смеялась — хрипло, счастливо.
— Ну что, милый? — ее голос был довольным. — Вытянул фронт? Теперь мы… твои. Официально. И не только на словах.
Я обнял их обеих — огненную Настю и ледяную, но теперь растопленную Снежану. Мои невесты. Мой тыл. Моя сила. Больше не нужно было сдерживаться. Ни в желании. Ни в любви. Ни в грядущей войне. Мы были едины. Телом. И, я надеялся, душой. Пустошь ждала. Но в эту лунную ночь, в комнате, пропитанной страстью, царила жизнь. Наша жизнь. Странная, сложная, но невероятно сильная.
Не знаю, когда я заснул — вот мы занимаемся сексом, а вот я открываю глаза и вижу перед собой затылок Снежаны. Она спит, смешно чмокая губами во сне. Надеюсь, ей снится только хорошее. Настя с другой стороны — тоже сладко сопит. Пробежался мысленно по своему организму — отлично. От тревог вчерашнего дня не осталось и следа. Тело отдохнуло и готово к бою. Как и голова. Ушли страхи и сомнения. Ушли недовольство собой. И это круто.
Однако теперь надо все сделать красиво, все-таки мои невесты — аристократки. А значит, начинаются танцы с бубном, взаимные расшаркивания и посещения. Ну да об этом пусть у отца и мамы голова болит. Заниматься подобными вопросами — это их прямая обязанность как родителей. Теперь еще надо расставить все точки с Вивиан — ну да, я хапуга и все себе — натура такая. Прагматичная и сволочная. Если уж что попало в руки, то фиг отпущу. Чувство собственника у меня божественного уровня.
Посмотрел на время — семь утра. Интересно, она спит или уже встала? Живет вроде у нас, но и тут комнату имеет. Вчера ее точно в поместье не было — значит, осталась ночевать в академии. Что ж, вижу цель, не вижу препятствий.
Потихоньку, чтобы не разбудить уставших девчонок, я выскользнул из постели. Отправился в душ, прогнал по телу эфир, стукнул по не вовремя проснувшемуся желудку, который громко требовал заслуженный завтрак. Оглянувшись, чтобы еще раз полюбоваться на своих спящих невест, я выпрыгнул в окно — потому как нормальные парни не уходят от девушки через дверь, дабы не нанести урона ее репутации. И высокий забор коттеджа Стандарт не стал препятствием для меня. Нет, так-то, если бы я оказался плохим человеком с дурными намерениями, то меня в полете поджарила бы защита. Ну, или попыталась бы. Но допуск у меня был, поэтому проблем не возникло.
Утро выдалось свежим, но очень теплым. Сентябрь, кажется, решил, что он вообще июль, поэтому не давал расслабляться. Солнце уже жарило, раздавая легкие тепловые удары ранним пташкам, решившим заняться спортом. Я тоже занялся, чтобы не отбиваться от общей массы — быстро сориентировавшись, бодренько потрусил в сторону преподавательского общежития максимальной комфортности.
Ну да, трехкомнатные номера улучшенной планировки, не посрамившие бы чести лучших отелей, сложно было назвать общагой. Но, тем не менее, в академии называли их именно так, показывая тем самым свою близость к народу.
В какой комнате жила Вивиан, я понятия не имел, а ломиться в каждую дверь себе дороже — преподы, они ж вообще чувства юмора лишены. Особенно светлые и особенно когда ранним утром к ним в окно залезает темный с непонятыми намерениями.
Поэтому я подобрался поближе, включил слух на максимум и отправил ей короткое сообщение: «Спишь?»
Ответа не последовало, но чуткие уши воеводы уловили едва слышно жужжание — третий этаж, второе окно от угла. Открытое, что просто замечательно.
Разбег, толчок, эфир в ноги — и вот я уже бесшумно зацепился в нужном месте, ногами уперевшись в каменный узор на фасаде.
Да, кто-то скажет, что нефиг выделываться — можно было подождать, пока девушка проснется, и спокойно поговорить. Но, во-первых, так было бы скучно. А во-вторых, я понятия не имею, где могу оказаться через пять минут. Поэтому приходилось действовать не по правилам, а по обстоятельствам. Впрочем, для России это как раз таки нормально.
Я заглянул в окно — спит моя красавица. И ножкой так во сне дрыгает. Наверное, на встречу с любимым — то есть, мной — спешит. А я вот он, сам пришел. Больше бежать никуда не надо.
Я тихо скользнул на пол и отправился ее нежно будить, будучи твердо уверен в своей правоте. И даже не успел разувериться, как вылетел в окно от удара Плетью Смерти…
Глава 17
Твердые породы деревьев надо официально запретить — это я вам ответственно заявляю. Ну, или хотя бы не разрешать их сажать напротив окон симпатичных дам. Хорошо еще, что я в полете успел щит накинуть, а то так бы и повис на совсем не эстетичной ветке, которая попыталась познакомиться со мной поближе посредством протыкания моей тушки. И главное, почему все так вышло-то?
Подошел я как порядочный, вижу — спит моя герцогиня. И как ее разбудить? Хороший вопрос. В сказках есть отличный, как мне тогда казалось, рецепт — надо ее нежно поцеловать, и сразу наступит то самое «долго и счастливо». Вот я, действуя строго по инструкции, проверил дыхание, облизнул губы и едва коснулся ими ее рта, как раз — и я испытываю радость полета из окна.
Резкая она у меня — прямо как я. Наверное, способ не сработал, потому что она не принцесса? Надо этот момент всестороннее обдумать и внести правки в исходный текст. Не думаю, что вылетающие в окно принцы — а в прошлой жизни я был как раз таки принцем, — добавят сказкам популярности.
