Витязи еще не закончили завтрак, а хозяин утерся рушником и отправился править дела – надо гребцов собрать, подготовить лодью, да нагрузить в нее всего, что потребно.
Только он ушел, из-за угла терема выглянула светловолосая челядиница.
– К вам тута баба пришла… – лениво вымолвила она. – Кажет что к Микуле. Будете говорить?
– Зови сюда! – не отрываясь от миски махнул рукой Ратибор. – Поглядим кто такая.
Конопатое лицо прислужницы скрылось из виду и вскоре из-за угла вышла жена Твердояра, чуть ли не волоком тащившая в поводу недовольного Ветерка.
– Исполать вам, витязи! – чуть поклонилась она. – Вот, коня привела для Микулы… Вы уж простите, но сердце подсказало, что так будет лучше… Не надо вам возвращаться в деревню, и уж тем более мужу моему покидать ее не след. Увидит вас и уйдет… Вчера до ночи хмурый ходил, маялся, цельный кувшин браги испил. Все про Киев шептал, про Владимира. Ну… Я ему еще меду налила, чтоб утром подольше поспал.
Она отпустила повод и не дожидаясь ответа тихонько скрылась за теремом. Друзья молча переглянулись, да что тут сказать? Только Сершхан вздохнул, утирая рот рушником:
– Может так и впрямь лучше… Ратибор прав, у каждого в этом мире есть свое место.
Никто не ответил, а стрелок снова налег на еду, громче обычного застучал ложкой в полупустую миску.
Ветерок шевелил ушами, морда нетерпеливо тянулась к хозяину, но ноги к столу не ступали – схлопотать можно в два счета, коль соваться куда попало. Микулка улыбнувшись подошел к коню, тот ухватил с руки кусок мягкого хлеба, довольно фыркнул и влажные губы снова уткнулись в ладонь, выискивая угощение.
– У тебя аппетит как у нашего стрелка. – добродушно усмехнулся молодой витязь. – Ну ладно, ладно… Соскучился…
Погода стояла ясная, словно за прошедшие дни с небес слилась вся вода и теперь ни единая пушинка облаков не застилала выцветшую от жары синеву. Черняк вскоре вернулся, в двух шагах позади почтительно ступал совсем молодой парень, чуть старше Микулки на взгляд. Худой, почти тощий, на вытянутом лице легко читаются блуждающие в голове мысли – странная смесь холодной решимости с почти отчаянным страхом.
– Лодью собрали, – невесело начал хозяин. – А вот желающих отправиться в Киев не много. Я ведь заставить их не могу, понимаете сами… По своей воле пришли с полтора десятка гребцов, но я оставил десяток, остальные не очень-то силой одарены. К чему вам лишние хлопоты? С кормчим туго… Рыбари побаиваются идти на поляков, у них тут семьи, хороший улов. Явились лишь те, кто в реке ничего не смыслит – все больше хозяйский люд, у кого дела идут худо. Да. Пытаются сыскать лучшей доли да легкой славы… Это к тому, что я вам вчера говорил.
Он неуверенно почесал черную бороду и косо оглянулся назад.
– Вот, привел вам Мякшу… – вздохнул он. – Его отец уж год как загинул, ушел на лов и не воротился. Так хлопец и остался один. Как прослышал про надобность в кормчем, сразу ко мне. Я, грит, добре Днепр знаю, с отцом вдоль и поперек хаживали. Да. Шибко просится с вами.
– Что-то он молод для кормчего… – сморщился Ратибор. – Гребцы ж засмеют.
– Ну так не давайте в обиду! – пожал плечами Черняк. – Честно скажу – лучшего предложить не смогу. А впереди ведь пороги… Пройдете сами?
– Мы его возьмем! – неожиданно подал голос Микулка. – Поглядим, так ли он хорош как рядится.
Он смерил ровесника придирчивым взглядом и спросил, чуть подняв брови:
– Скажи по чести, отчего решил пойти с нами?
– Ну… – еле слышно выдавил из себя Мякша. – Хочу сам узнать на что гожусь. Я у отца все секреты выведывал, ходили и в сушь, и в паводок. Может теперь сгодятся мои познанья? Вы ведь на поляков, да?
– На них. – заинтересованно кивнул Сершхан, мельком оглядев друзей.
– Иди командуй, кормчий! – вполне серьезно вымолвил Ратибор, словно разглядев неслышное согласие соратников. – Нам до обеда надо отчалить. Только вот что… Раз уж в герои метишь, возьми оружие. И гребцам накажи на всякий случай.
– У меня есть меч! – гордо сверкнул глазами юнец. – От деда остался. Отцу он не передал, считал неумехой, хотел оставить достойному. А я тоже не шибко путевый, дыханием слаб для битв. Но может теперь…
– Теперь да… – хмуро кивнул стрелок. – Теперь всяк, кто оружие не роняет, может принесть свою пользу. Беда на Руси! Так что бери, не стесняйся.
Когда Мякша скрылся за теремом, Черняк глянул ему в след и не таясь тяжело вздохнул.
– Секреты, говорит, знаю… – сплюнул он в пыль под ногами. – Днепр из конца в конец исходил… Его отец был худшим рыбарем на Днепре. Пил больше, чем рыбы вытягивал… Чему мог мальца выучить? Одна надежда, что тот сам хоть что-то понял.
– Не мучайся! – успокоил старосту Волк. – Лучше он, чем жаждущий легкой славы плотник, видавший реку только с берега. Али не так?
Черняк безнадежно махнул рукой, усаживаясь на лавку возле стола.
Дел никаких больше не было и друзья, чтоб не тратить время попусту, решили отплыть немедля, как только Мякша будет готов. Микулка не возражал, его словно бечевой тянуло в Киев, поскорей выведать у Белояна, как вернуть ненаглядную Диву. Витязи собрали нехитрые дорожные вещи и прямиком направились к реке, благо идти недалече – три улицы и два переулка. Пронырливый Ратибор даже умудрился где-то добыть темно синий кафтан себе в пору, взамен изодранного в клочья уличскими стрелами. Микулка усмехнулся, подумав, что с эдакими умениями стрелок и без всяких волховских советов умыкнет из вирыя не то что девку, а кресло из под Перуновой задницы. Как разберемся с бедами, что на Киев свалились, надо будет с ним перемолвится по этому поводу.
Широкий Днепр величаво нес воды к синему морю, три скользких от рыбьей чешуи причала осторожно вылезли в реку на толстых, потемневших от сырости столбах, изумрудная вода играла с солнечным светом и десятком рыбацких лодок, раскинувших сети по всей ширине. Единственная торговая лодья уткнулась раскрашенным бортом в дальний причал, гребцы на месте, рабочий люд что-то грузит, тягает мешки и накрытые тряпицами корзины, Ветерок уже постукивал подковами в доски палубы, испуганно косил глазом, выискивая хозяина средь незнакомых людей.
Мякша командовал как взрослый, напускал на себя серьезность, покрикивал, тыкая пальцем, куда что ставить. На поясе действительно висел меч, но такой неказистый, короткий, что у Микулки губы сами расползлись в чуть заметной улыбке. Что ж за дед был у юного рыбаря? На такой меч еще достойного выискивал…
Теплый воздух сушил весла в уключинах, густо пахло рыбой, мокрым песком и дальней дорогой. Микулка вздохнул – сколько прошел городов и весей, а каждый раз сердце наполняется волнующей грустью, словно место, которое покидаешь, забрало частичку твоей души. А может быть так даже лучше? Хуже, когда душевный огонь остается нерастраченным… Пусть он лучше полнится с каждой потерей, а во всех местах, через какие проходим, пускай остаются эти пылающие угольки. Приятней будет вернуться на их зовущий, трепещущий свет.
Черняк проводил их до самой лодьи, тепло попрощался, как бы стараясь запомнить каждого из друзей и когда все уселись, отвернулся и не оглядываясь направился к терему. В глазах блеснуло то ли солнце, то ли непрошеные слезинки сорвались в черную бороду.
Тихо плюхнулись весла и лодья, качнувшись в невысоких волнах, легонько вырулила навстречу течению, квадратный парус с накрашенным Ясным Солнцем поймал зазевавшийся ветер, запряг, и тот, скрипнув мачтой, понес путников к далекому Киеву.
К обеду ветер окреп, потянулись крутые лесистые берега, зашумели по сторонам дубравы и ельники, Олешье осталось далеко позади и только редкие рыбацкие лодки напоминали о недалеком жилье. Гребцы отдыхали, любуясь мрачноватым величием, только Мякша с нарочитой серьезностью и без особой надобности двигал кормовым веслом, напускал на себя важный вид, чтоб побаивались и уважали. Лодья шла споро, зеленые волны, будто собаки, лизали борта, но не мешали, только нашептывали полузабытые старые сказки.
