– Не то чтоб боялся, – вздохнул мальчишка, подтверждая мои догадки. – Но что-то мне и представлять не хочется, как будет, если я ее не послушаю.
В полной мере всю прелесть качки мы ощутили, когда стали подниматься по лестнице. Я так отчаянно цеплялась за поручень и за плечо Лиама, что встретившаяся по пути служанка даже проводила нас недоуменным взглядом. На площадке между выходом на первую палубу и подъемом на вторую мы встретили двух матросов, переносящих здоровенный сундук, и посторонились, чтобы пропустить их.
– Наверх, мэм? – хрипло спросил один из матросов, рыжий и веснушчатый, не оборачиваясь.
– Да, ненадолго, – кивнула я с чувством неловкости.
– Ай, на верхнюю палубу не ходите, идите на крытую, – от души посоветовал рыжий. – А ну как смоет вас с мальчишкой дождём, а нам тут перед капитаном отчитываться… Хорошего вечера, мэм!
– Хорошего вечера и спасибо за рекомендацию! – поблагодарила я матроса. Его совет показался очень разумным. Да и с крытой палубы обзор был немногим хуже, а вот упасть за борт мы уже не так рисковали.
…море в шторм пахло совершенно иначе, чем в штиль.
Воздух стал как будто бы тугим – порывы ветра ощущались как плотный, солёный ком, с размаху бьющий по лицу. У меня даже сперва дыхание сбилось; я отшатнулась, спиною упираясь в стену, и закрыла ладонью лицо. Лиам с восторженным воплем рванулся вперед и вцепился в поручень, щурясь на бушующее море.
Меня захлестывало с головой солёным, йодистым, упоительно свежим запахом; лицо облепляли брызги волн и капли дождя – как мокрая простыня, как кожаная серенийская маска; плащ быстро напитывался влагой и становился тяжелее рыцарских доспехов…
…но этот ветер, и сумасшедшая качка, и холодные брызги словно вымывали из меня что-то наносное, искусственное – несвободное.
«Наверно, такая прогулка была бы полезна миссис Шварц», – вдруг подумалось мне, и я улыбнулась, представив грузноватую, неловкую женщину в крупных очках всматривающейся в безумство моря.
Волны мешались с небом, и тучи лизали воду, и ливень хлестал наискосок, взбивая пену, и молнии полыхали белым пламенем – так далеко и так близко одновременно.
– Леди Гинни, леди Гинни, а что это там?
Подстроившись под колебания палубы, я улучила момент и, опираясь на трость, шагнула вперед, к борту, к надежной опоре перил. Лиам до побелевших костяшек цеплялся за поручень.
– Где, Лиам?
– Там, – повторил он осипшим голосом, неотрывно глядя в одну точку. Я пригляделась…
В ярких вспышках молний, за густой пеленой дождя, отчетливо виднелся силуэт чего-то огромного. Остров? Гора?
…корабль.
Чем больше я всматривалась неясный, как будто бы обугленный силуэт, тем четче он становился. Вот проступали из хаоса бури чернильно-черные очертания мачт; вот вырисовывались трепещущие на шквальном ветру обрывки парусов; вот оживала в очередной синеватой вспышке гротескная фигура на носу – женщина, распахнувшая руки, как крылья.
– Что это? – потрясенно воскликнула я, чувствуя, как пересыхают губы, а в голове появляется странный звон. – Неужели кто-то потерпел бедствие?
– Не знаю! – эхом отозвался Лиам, и я едва расслышала его голос за грохотом волн и раскатами грома. – У меня аж спина засвербела, леди Гинни!
– Это «Потерянный Корвин», – громко и ясно произнес вдруг кто-то у меня за плечом. – Говорят, что встреча с ним значит, что на борту есть живой мертвец – тот, кто обречен погибнуть до прибытия в порт.
– Капитан Мерри! – удивленно обернулась я, цепляясь одной рукой за поручень. Голос из-за шума мне не сразу удалось узнать. – А вы здесь…?
– Пришел увести вас в безопасное место, – ответил капитан и галантно подал мне руку. – Прошу, леди. Я не прощу себе, если с вами или с юным баронетом Сайером что-то случится, а шторм пока лишь усиливается… Лучше вернуться в каюту, поужинать и лечь спать.
– А корабль?
Взгляд у меня против воли возвращался к зловещему призраку.
– Забудьте о нем, – холодно улыбнулся капитан. – Море порою рождает странные иллюзии.
Вернулись в каюту мы совершенно промокшие и продрогшие. Мэдди, несмотря на бледность, выглядела очень грозно. Не слушая ни возражений, ни рассказов о мистическом явлении, она заставила нас как можно скорее переодеться в сухое и приступить к ужину. А уже после еды ощущение сытости и тепла усыпило быстрее любого снотворного… Наутро вспоминать о призраке мне не захотелось – он казался плодом воображения, а не чем-то по-настоящему увиденным. Лиам, похоже, чувствовал нечто подобное; он был необыкновенно молчалив и тих, почти всё время посвящая учебе.
Море буйствовало ещё два дня, и лишь потом успокоилось.
Уставшие от вынужденного заточения, пассажиры вовсю наслаждались свежим морским воздухом, солнцем и долгими прогулками по палубе. Истосковавшись по беседе, я с удовольствием приняла приглашение леди Хаббард и за чашкой чая, на открытой веранде второй палубы, провела почти два часа, обсуждая устаревшие бромлинские сплетни и модные веяния грядущей весны.
Ближе к полудню по кораблю разнеслась чудесная новость – в честь наладившейся погоды капитан Мерри обещает музыкальный вечер, мистерию и фейерверки. Что понималось под «мистерией», никто не знал, однако звучало это крайне заманчиво.
Время до вечера пролетело быстро. Кажется, только я успела пообедать, почитать книгу об истории Серениссимы и подготовить платье к выходу, как в дверь каюты постучался дядя Рэйвен. По случаю торжеств он выбрал не скромный блекло-серый, а свой любимый сюртук – темно-зеленый и немного старомодный, но безусловно подходящий ему в совершенстве.
– Моя драгоценная невеста, вы сегодня ослепительны, – с улыбкой отдал дань моим стараниям маркиз. – Как и мисс Мадлен. К слову, – обратился он к Мэдди, – вот ваш спутник на этот вечер. Мой секретарь, мистер Мэтью Рэндалл, весьма достойный во всех отношениях молодой человек. Мэтью, о мисс Мадлен Рич вы уже наслышаны, так что повторяться не буду.
Мэдди, заливаясь румянцем, присела в неловком реверансе. Секретарь, ничуть не смущаясь, ответил полупоклоном – знакомство состоялось.
И так, небольшим отрядом – впереди мы с дядей Рэйвеном, затем Мадлен с Рэндаллом и Лиам – мы проследовали на верхнюю палубу. Ещё на лестнице мне померещился женский крик. Я не придала этому большого значения – мало ли, у какой леди улетела шляпа на морском ветру. Затем послышался странный шум, громкие возгласы… И стоило нам подняться, как мы попали едва ли не в центр чудовищного скандала.
Чуть в отдалении, у линии, где начинались столики и сцена для музыкантов, собрались, наверно, все пассажиры, окружившие кого-то плотным кольцом.
– Кто-нибудь, оттащите этого безумца!
– Святая Герниетта, отберите у него трость!
– …бедный юноша!
– Капитан, где капитан Мерри?!
А перекрывал всё громоподобный крик:
– …и думать! Не смей! Смотреть! На мою жену!
Каждое слово сопровождалось жутким глухим звуком.
У меня сердце замерло.
– Это мистер Чендлер, – резко обернулась я к маркизу. – Я слышала его голос только раз, но узнала сразу же.
– Полагаю, вы правы, – ответил маркиз. Даже за темными стеклами очков было видно, как на мгновение расширились у него зрачки. – Удачное стечение обстоятельств. На редкость удачное… Леди Виржиния, Мадлен – прошу вас оставаться здесь, – в знак просьбы склонил голову он и затем обратился уже только ко мне: – Дражайшая невеста, не одолжите ли вы мне трость?
– Да, конечно… А как же моя нога? – несколько растерялась я.
–… смотреть! На мою жену! – донеслось до нас вновь яростное.
– Позвольте мне позаботиться о вас, – улыбнулся дядя Рэйвен, и у меня возникло ощущение, какое было вчера, когда я любовалась бушующим морем – восхищение пополам с пробирающим до костей ужасом от осознания неодолимой и разрушительной мощи неподвластного человеку природного явления. – Мэтью, разберитесь с мистером Чендлером.
Секретарь улыбнулся – но только губами. В серых глазах по-прежнему был лишь сдержанный, прохладный интерес.
