Русло Ренцы переполнилось, из него во все стороны хлынули лишние воды, затопляя низины округи.
Харан долго лежал оглушенный. В ушах звенело, во рту скопилась кровь от прикушенной изнутри щеки. Собрав силы, он подполз к окаменевшей Гелине, прикрывавшей руками девочек, плачущих от пережитого только что страха.
– Кажется, – сказал он, стуча зубами, – нам повезло.
Гелина показала на уши – ничего не слышу.
Харан кивнул и проговорил громче:
– Нам повезло!
Она посмотрела на него удивленно.
– Нас здесь не затопит, – сказал Харан и услышал самого себя. – Давай, милая, посмотрим, кто с нами остался в живых.
– Ты думаешь, – Гелина медленно, словно ничему не доверяя, выпрямилась и выпустила девочек из своих объятий, – не все спаслись?
– Не думаю, а знаю.
– Кто? – насторожилась Гелина, рыская вокруг себя глазами.
– Гелина, не мог же я проверить каждого… извини! Грения, Думара, перестаньте реветь, вытрите слёзы, всё самое страшное закончилось.
– Вот ещё, – с вызовом заявила Грения, размазывая влагу по щекам. – Мы и не плакали, да, Думара?
Думара, всхлипнув, кивнула головой. Харан грустно хмыкнул.
Стихия безжалостно потрепала отряд Гелины. В нём, на поверку, не досчиталось четырёх женщин и более десятка выродков, среди которых оказалась Кокоша.
Ч”юмта в её пропаже обвинила себя.
– Я ведь знала, как она может повести себя в такой сумасшедшей ситуации, – плакалась она Гелине, когда та подошла к ней и спросила, что у неё случалось. – Она была такая чувствительная… Как я могла позабыть о ней? Как я могла…
Гелине ничего не оставалось, как только высказать ей соболезнование, и потом попросить выяснить о других потерях среди выродков.
Не стало и верной спутницы и слуги у Жаристы – пропала крупная и тяжёлая, неповоротливая и медлительная, но беззаветно преданная С”оваха, предками которой были кенгуру. Жариста прижимала к себе Л”ньюни и оплакивала погибшую. С”оваха была для неё воспоминанием детства, беспечной юности, бесшабашной молодости, символом уравновешенности прежней жизни в столице бандеки. Они были с нею ровесницы, пережили вместе всё. Теперь её не стало.
Похоже, только в эти нерадостные мгновения страданий по С”овахе Жариста по-настоящему ощутила перемены, произошедшие в её жизни. До того ей казалось, что вокруг идёт какая-то, пусть невесёлая, а порой жестокая, но игра с хорошим, в конце концов, финалом, и она будет дальше существовать и быть самой собой как прежде.
Смерть С”овахи поколебала её лучезарные надежды.
Вода, выплеснувшись из каньона, несколько отступила, вплоть до недавней ночёвки отряда. Люди и выродки разбрелись в надежде обнаружить тела погибших, а если повезёт, то и живых, пусть раненых. Однако новые берега с севера и запада, оконтурившие нечто вроде полуострова или острова, разумные еще не знали что именно, встречали их пустотой.
Гелина с отсутствующим лицом сидела под невысоким деревцем, не реагируя на попытки Харана вернуть её к реальности. Всё, казалось, было против неё: люди, обстоятельства, стихия и даже личные желания и поступки. Её вчерашнее стремление перебраться на другой берег реки сегодня воспринималось как самое страшное бедствие, которое она сама могла вызвать своей настойчивостью и безоглядностью. Ведь переправься они вчера на ту сторону, от отряда никого в живых не осталось бы, в том числе ее самой, Грении, Харана…
Вокруг сидели молчаливые женщины, печально глядя перед собой. Выродки продолжали обследовать берега. Они-то и заметили одинокого пловца, боровшегося с потоком. Его относило за пределы острова.
Все бросились к близкому берегу, гадая, кто бы это мог быть.
Пловец умело подгребал и использовал течение, что вскоре ему позволило выбраться на мелкое место. Когда он встал на дно и постепенно стал выходить из воды к встречающим, в нём узнали Ф”ента. Ч”юмта с лаем и визгом бросилась к нему, не дожидаясь, когда он полностью выйдет на берег.
От неё он узнал печальную весть о гибели Кокоши.
Глава 16
К вечеру подъём воды остановился и даже будто бы стал спадать. Но под ногами команды Свима всё равно оставался небольшой клочок суши – кинь камень – перекинешь. Отсюда хорошо просматривались не залитые вершинки других холмов – их кочковатые выпуклости, кое-где поросшие деревьями и кустарником, словно следы неведомого существа полу дугой уходили за видимый горизонт. Однако водные промежутки между ними составляли десятки берметов, а где-нибудь, можно было ожидать, и больше.
День за суетой и переживаниями прошёл незаметно быстро.
Люди без энтузиазма оглядывали водную гладь, вяло и сдержанно обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Да-а, с холма на холм не разгонишься, – подытожил обсуждение Ольдим.
Огонь когда-то не повредил его глаз, и острота их зрения превосходила многих разумных.
С ним мог бы соперничать только К”ньец, но его менее всего занимали вопросы предстоящих переходов от одной сухой кочки к другой.
Достаточно было людей, чтобы о том подумать, он же нашёл себе достойное дело.
Склонившись над Тринером, он делал ему массаж плеч, рук и ног. Клан хиков имел свои секреты врачевания, и хопс решил попробовать некоторые из них на обессилевшем человеке. Тринер с удовольствием принимал его услуги, хотя порой и морщился от боли и неприятных ощущений.
– Не знал, – говорил он, – что у вас занимаются такими способами лечения. Всё-таки, как мне казалось до сегодняшнего дня, – криво усмехнулся Тринер, – людям более свойственно улаживать свои боли в суставах и теле, как раз используя массаж. Мне как-то доводилось слышать утверждение, что массаж даже вреден путрам, поскольку у них тело поросло шерстью, очень чувствительной к насилию над ней.
К”ньец презрительно фыркнул.
– Неверное мнение, – возразил он веско. – Даже дикие занимаются самомассажем. Всякие потягивания, сдирание коры с деревьев когтями, вылизывание шерсти. Это и есть самый настоящий массаж. Ведь он придаёт подвижность членам, суставам, всему скелету. Кости любят, когда их мнут. Люди просто забывают о такой возможности жить без болей. Они бегут в закалочную, меняют некоторые органы, которые потом опять приходится менять. И так до бесконечности. Люди любят сидеть, а если ходят, то экономят движения. В них всё окостеневает. – К”ньец помолчал. – Я, естественно, говорю о большинстве горожан, а не о таких, как Свим или Ольдим. Они хорошие ходоки…
– Может быть, – со всем тем, о чём говорил К”ньец, согласился Тринер, постанывая от удовольствия, когда лапины хопса касались больного участка.
Ольдим опустил кисть руки в воду.
– Холодная, – заметил он, вытирая ладонь о куртку. – Я ещё не знаю, как мы всё-таки с вами наладим переправу с холма на холм, но зато хорошо представляю, как холодная вода доставит нам массу неприятностей. В такое время не до купаний. Весна.
– Весной тоже можно купаться.
– Как сказать. Такие смельчаки есть, конечно. Но… Брр?..
– Мы недавно уже купались, и ничего, – сказал Свим.
Клоуда сдавленно прыснула в кулак. Свим оглянулся на неё, расцвёл в улыбке – Кло, похоже, приходила в себя.
Мяукнул К”ньец.
– Дело молодое, – буркнул неприязненно Ольдим.
– Ты нас не так понял, – всё еще продолжая улыбаться, пояснил Свим. – Пришлось искупаться не по своей воле. Нас в речку стая гаран погнала. Я даже не помню, холодная в ней была вода или нет.
– Понимаю, – проговорил Ольдим и несколько раз мелко кивнул головой. – Гараны… Это да. От них не то, что в воду, в огонь прыгнешь и не заметишь.
– Тебе виднее, – намекнул Свим.
Ольдим вскинул на него неровно посаженные глаза, в них сверкнул огонёк озлобления.
– Пошёл ты со своими предположениями…
Свим запоздало клял себя за злую шутку, вырвавшуюся у него. Он не хотел обижать человека, пережившего страшную травму – лицо Ольдима было оплавлено огнём.
– Извини, – глухо пробормотал он. – Я что-то не то… Извини!
