Сперва, пока бренда создавала так называемую структуру Уаха, проглотившие её ничего не ощущали. Но вот на их лицах заиграл румянец, тепло разлилось по всем членам.
– Пора раздеваться, – объявил Ольдим. – После бренды холод переносится легче, зато одежда останется сухой и между нею и телом не заведется андрелла. А бренда ей способствует.
Говоря, Ольдим стал снимать с себя одежду, другие последовали его примеру.
– А я? – с испугом воскликнула Клоуда.
Свим озадаченно посмотрел на неё сверху вниз. Как он о ней позабыл? В такой ситуации (а кто её мог предвидеть?) Клоуда становилась помехой.
«Наверное, стоило её всё-таки оставить в подземном поселении на попечение Харана и Гелины», – мелькнула у Свима мысль, но она ничего не решала.
Статус женщины в Сампатании, как и во многих других бандеках, если она не принадлежала к многоимённым, был сложным. С одной стороны, она обладала равными правами с мужчинами, а с другой, – к женщинам предъявляли некоторые требования, нарушение которых считалось сверх безнравственным. Клоуда в одиночку никогда бы не смогла просто так путешествовать среди мужчин. Сейчас она в качестве ауны находилась в личном подчинении у Свима, и лишь он отвечал за её присутствие в команде и за её поведение в ней. Если бы между ними не было интимных отношений, то раздетой её не мог видеть никто.
Потому-то понятен был возглас Клоуды – она не могла воспользоваться предложением Ольдима.
Назревал непредвиденный конфликт. Ольдим тактично отвернулся, чтобы не мешать товарищу по организации и по обстоятельствам решать щекотливые задачки со своей женщиной.
В душе он не переставал осуждать Свима. Охотник, таскающий за собой женщину – что может быть нелепее? Но, порицая, он завидовал: охотник, у которого всегда рядом любимая женщина – в этом таился какой-то смысл непонятных пока что возможностей. Только каких? Ольдим искал и не находил. Но они были! Правда, не в таких эпизодах, возникших сейчас, но были.
– К сожалению, Кло… – мямлил Свим, совершенно пока не представляя, что предпринять.
– Но как я смогу? Ты не понимаешь. Я умру, если они меня… Лучше я… Это невозможно, Свим! Я не буду!
– Не надо раньше времени так переживать. Давай дождёмся темноты, Кло… Вода может прибить к нам бревно какое-нибудь… – безнадёжно тянул Свим, понимал всю бесперспективность уговоров. – И потом. Не обязательно снимать всё.
– Будто ты не знаешь, что на мне только то, что необходимо, и ничего лишнего. Я ничего снять не могу!
Свим знал. Он беспомощно потоптался и вздохнул.
– Что-нибудь придумаем… Вот! Ну да, – наконец, сообразил он. – Ты можешь переходить водные перешейки последней, когда все переберутся и отойдут от переправы дальше. Я тебя буду страховать. А что? Это выход. Мы их попросим, а?
Клоуда судорожно передохнула. Она понимала безвыходность своего положения и того, в которое попал Свим и вся команда. Уходить отсюда надо, а это возможно только пересекая водные участки между холмами. Если она не будет раздеваться, то ей уже через день-два вообще не придётся ни о чём думать: одежда, не выдержав концентрированной агрессивной среды, просто расползётся на ней клочьями и опадёт на землю, оставив её вообще без прикрытия. Другой одежды здесь не найти…
Можно, правда, после каждого перехода тщательно её просушивать и давать время на адаптацию, но, сколько это займёт времени, одному провидению известно. Сказал же Ольдим – всё лето…
– Ладно, – сказала она упавшим голосом. – Но, Свим, попроси их сам. Я не смогу.
– Да, милая, да. Я попрошу.
Усилия К”ньеца привести Тринера в норму сказались на активности связника, что-то ещё добавила бренда. Он встал и сделал несколько уверенных шагов взад-вперед по островку.
– Я чувствую себя так, будто на мне до того лежал громадный груз, ноги едва держали, а теперь его сняли. Видите, хожу. Но надолго ли меня хватит, К”ньюша?
– Пока будешь двигаться, – ответил К”ньец. – И потом, в воде тебе будет легче, чем на суше.
– А что, ты прав. Я вот что придумал, – Тринер подошёл к Свиму. – Я переплываю на тот островок и тяну за собой твою верёвку. Длины её хватит. Держась за неё, вы все легко переберётесь через перешеек, а?
Пока Свим соображал над предложением Тринера, чему мешал только что состоявшийся разговор с Клоудой, его опередил Ольдим.
– Хм, – многозначительно произнес он. – Ты можешь быть не только обузой в виде своеобразной вещи для переноски с места на место. Ты хорошо придумал. Так и поступим. А, Свим?.. Вот. И женщину ты свою сможешь привязать к верёвке, а потом просто перетащить её за собой. Пусть она идёт последней. Нам, как мне представляется, некогда будет любоваться её красотами. Да и там, где есть растительность, не много что увидишь. Хорошо я придумал?
Клоуда прижалась к Свиму и из-под его руки украдкой бросила взгляд на Ольдима, стараясь не замечать его обезображенного лица, хотя оно притягивало взгляд и заставляло помимо воли Клоуды замечать каждую искажённую черту страшной маски: жёлтые подтёки и перемычки, узловатые наросты, выжженные участки…
Сейчас она была благодарна ему. Что бы она там не наговорила Свиму о своих страхах раздевания перед командой, она всё время думала только об Ольдиме. Остальные не приводили её в ужас: К”ньец и торн вообще не занимали, малышу ещё не до женских прелестей. Тринер? Дня два-три он будет думать только о себе. Но Ольдим! Он, наверное, подслушал их разговор и предложил поступить именно так, как она договорилась со Свимом. И просить никого не надо будет.
– Так что, начнём сейчас или дождёмся утра? – Свим обратился к своим спутникам, ожидая предложений. Ему показалось, что они утратили желание сегодня двинуться дальше.
– А что изменится к утру? – угрюмо поинтересовался Сестерций.
Торн не высказывал своих сомнений по поводу дальнейших действий команды. Скачки с одного клочка суши на другой представлялись ему бесперспективными. Не здесь, так там, где-нибудь дальше, придётся стать перед неодолимой водной преградой.
Но и что предпринять в сложившейся ситуации, он не знал.
Перед этим он попытался активизировать пуджи, чтобы самому перелетать с островка на островок и переносить членов команды, но они не подчинились ему. Лезть в воду ему не хотелось. Насколько бы он ни был защищён от вредных её примесей, но придётся терпеть на себе мокрую одежду. Раздеться же он, как это могли люди, он практически не имел возможности – в его одежде находилась вся его периферия.
Поэтому он был угрюм и молчалив.
– Ничего не изменится, – ответил Свим.
– Тогда и ждать нечего. Сколько сегодня успеем, столько и пройдем.
Слова торна повисли в тишине.
– Прав Сестерций, прав, – нарушил молчание Ольдим. – Зачем тогда бренду ели? Она мне уже под горло достаёт.
– Тогда и ждать нечего. Меня она тоже распирает. Тогда, – Свим снял с пояса веревку и протянул один конец Тринеру, – если ты чувствуешь силы, то сделай попытку переплыть этот проливчик. Здесь не меньше полутора канторов. Сможешь?
– Вода скрадывает расстояние, – возразил Тринер. – Здесь не меньше ста берметов. Хватит ли длины твоей веревки?
– В ней как раз полтора кантора. Маловато.
– Пусть даст свою верёвку Ольдим.
– Конечно, – засуетился дурб, отстёгивая от пояса моток такой же, как у Свима, текеловой верёвки. – В ней тридцать берметов.
Верёвки связали. Тринер разделся. Тело его было жилистым, но каждый мускул дрожал от холода и слабости.
Свим с сомнением посмотрел на него, на его трясущиеся ноги и руки, переглянулся с Ольдимом. Тот в ответ пожал плечами, мол, раз Тринер решился, то им нечего ему мешать.
Обвязав конец верёвки вокруг талии, Тринер смело вошёл в воду, вызвав у зрителей дрожь – они сопереживали его ощущениям. Как только вода дошла Тринеру до пояса, он окунулся в неё с головой.
– Что он делает? – не удержался Свим. – Он тебе, – повернулся к Ольдиму, – поверил абсолютно.
– Ничего с ним не будет.
