Наверное, из-за картинок парень сразу вызвал отторжение. Точно, из-за них. И ещё из-за свежепоявившихся привычек старшенькой, вроде устало-печального взгляда, цыканья сквозь зубы и обиды на весь мир, почему-то выплёскивавшейся исключительно на родителей.
В общем, красивый тип. Но какой-то на диво отвратный.
— Д-да… пожалуй… — он растерянно переминался с ноги на ногу. — Не уверен, что это к вам. Но я хотел бы признаться.
— В чём?
Голос у него тоже нехороший. Главное, не понять чем, но прямо бесит. Но захотелось отвесить этому мямле затрещину.
— В том, что я продавал девушек за границу, — сказал парень, улыбаясь широко и радостно.
— Вы?
— Я. У меня и признание уже с собой есть. Вот, — он положил на стойку телефон. — Там имена, и даты, и много другое. Но мне кажется, что это нужно оформить.
— Нужно, — может, раньше этого типа и сочли бы психом, да только…
Почему-то вспомнилась старшенькая. И тот журнальчик, который она прятала в тайном месте под кроватью. И портрет какого-то смазливого урода, про который жена сказала, что это всё ерунда, взросление и все девочки влюбляются в актёров.
Ну или блогеров.
А ещё вспомнились рассказы о том, что в участке случилось. И слухи.
И та девушка, которая закатывала истерику, требуя принять заявление. Мол, подруга у неё пропала. Сирота. И больше заявление подавать некому, но ведь искать-то надо.
— Пройдёмте, — Тихонин решился. — Я вас проведу и сейчас приглашу следователя. Ему всё обстоятельно и расскажете.
Только звать надо не следователя, сейчас, небось, все или разъехались, или того и гляди отбудут.
Начальника надо звать. Пусть тот мрачен и, кажется, недоволен, то ли назначением, то ли жизнью в целом, но… зато на месте. И трезвый. И в нынешних делах понимает больше Тихонина.
Главное, что и сам Тихонин сдержался, проводил этого укуренного, дверь прикрыл и даже затрещины не отвесил, хотя страсть до чего хотелось.
— Да? — начальник глянул исподлобья. И взгляд этот не обещал ничего хорошего.
— Извините, Станислав Ефимович, но там пришёл парень, который желает сделать чистосердечное признание. Говорит, что продавал девушек за границу. Я его во второй допросной запер пока…
Потому что мало ли. Вот он захотел признаться.
А потом передумал вдруг.
Бывает?
Ещё как. А уберется и ищи его… если вообще будут искать. Может, и не будут. И останется он ходить по улицам, смазливою рожей девиц привлекая. А у Тихонина старшенькая. И как знать, не влюбится ли она в этакого. И младшенькая тоже не долго в детском саду останется.
Так что…
— Молодец, — начальник разом подобрался и встал. — Так, отправь кого в приёмное, а сам давай, со мной. Подстрахуешь…
— То есть, она ведьма, — Лёшка указал на Ульяну, которая кивнула и виновато пожала плечами. — А ещё у неё имеется жених-демон, который должен вызвать тебя на бой и вырвать сердце, однако не может, потому что пацифист и вообще жениться не хочет.
— Его интерпретация при совпадении общей фактологии всё-таки звучит странно, — Василий держал в одной руке портфель, а в другой — огромный чупа-чупс, подсунутый Лялей.
— Ещё у вас есть оборотень… котошпиц? Или шпицекот?
— Сам ты шпицекот, — Никитка нежно обнимал огромную плюшевую мышь, приобретенную в магазине игрушек.
Причём держал когтями.
— Русалка и дядя, которого вы позволили похитить…
— Не позволили, — уточнил Данила, — а инициировали это похищение, чтобы внедрить в секретную организацию…
— … занимающуюся продажей девушек за границу, — согласился Лёшка. — И ещё эта организация помогает людям избавиться от богатых родственников. Вы как, за него не боитесь?
— Не-а, — Ляля жмурилась. — Он ведьмак. Пусть они боятся.
— Понятно. Дядя-ведьмак… я никого не забыл?
— Ну… — Данила поглядел виновато. — Есть ещё Игорёк.
— А это кто?
— Упырь, — пояснила Ульяна. — Но он маленький и безобидный. Фактически даже не упырь, а так, упырёк…
— Упырёк Игорёк.
— Бабушка моя, она ведьма, — Ульяна загнула палец и ещё несколько. — И два козла. Один Филин, второй — Фёдор Степанович.
— Круто, — Лёха отвернулся и скрестил руки. — Вот… вот всегда знал, что ты, Данька, живёшь интересной, полноценной, можно сказать, жизнью… а я?
— А у тебя мама-менталист, которая мозги годами промывала и тоже что-то задумала.
— Ну да… наверное. Слушайте, а вам ничего странным не кажется?
— Странным?
— Ну… не то, чтобы я критикую, но… мы вот забрались все в этот автобус и просто сидим. Это штаб? Или как?
— Чтоб! — Ляля хлопнула себя по лбу. — Дядю Женю ведь забрали! Просто он обычно водил. И теперь надо решать, кто…
— У меня лапки, — Никита подгрёб к себе плюшевую зверюгу.
— А у меня опыта нет с автобусами, — вынужден был признать Данила. — Уль?
— У меня в принципе опыта нет. Даже не с автобусами.
— И у меня, — поспешила откреститься Элька.
— Тогда я поведу! — Ляля аж подпрыгнула. — Слушайте, а мы куда поедем, если так-то?
— Домой, — сказал Данила и вдруг понял, что действительно — домой. Что как-то вот раньше он возвращался в дом. Огромный. Роскошный. Удобный и обставленный по моде, не той, что тренды каждый год меняет, но той, которую не каждый способен позволить.
Тихую роскошь.
И как там батя говорил… позвонить всё-таки надо.
— Ну, домой так домой… эти мне всё равно не скоро позвонят, — Ляля перебралась на водительское место. — Я осторожно! Честно!
— Советую пристегнуться, — Никита переполз на свободное сиденье и, сунув игрушку Даниле, сказал: — Держи…
Там был дом.
Большой дом.
Роскошный дом.
И чужой. Может, конечно, это сейчас так казалось, но…
— Вы, главное, не орите, — Ляля склонилась над приборной панелью. — И вообще… всё будет хорошо.
Автобус резко дёрнулся, заставляя думать, что русалки, конечно, всегда говорят правду, но…
— А у неё вообще права есть? — уточнил Лёха и, следуя примеру Ульяны, потянул чёрный ремень.
— Она ж русалка! — Никита распластался на кресле и, выпустив когти, вцепился в оное. — Кто в здравом уме русалке права даст?
Автобус подпрыгнул.
И загудел.
И как-то сразу даже поверилось, что да, в здравом уме никто русалке права давать не должен.
— Вась, а ты не умеешь? — спросил Никита с надеждой.
— Откуда, — Данила пристегнулся и подёргал ремень, проверяя, крепко ли тот держится. — Его ж рабы носят! А на управление рабами права не нужны…
— Вообще-то нужны, — возразил Василий, который тоже пристегнулся, а потом потянулся к Эльке и помог ей с замком.
Вот что-то подсказывало Даниле, что Элька и сама бы справилась, но она мило порозовела и сказала:
— Спасибо…
— Серьёзно? — треугольные кошачьи уши сошлись над макушкой. — Вась?
— Я же говорил, что в последние годы миры Хаоса претерпели значительные изменения, в частности возросли гуманизм и степень цивилизованности отдельных особей, — Василий сел прямо, со своим портфелем и чупа-чупсом во второй руке. — Вследствие чего на высшем уровне была принята программа, призванная повысить уровень осознанного человековладения. Любой, кто желает стать рабовладельцем, обязан зарегистрироваться в базе, прослушать курс лекций о правильном содержании рабов…
Автобус подпрыгнул, причём, как показалось Даниле, оттолкнувшись от дороги всеми четырьмя колёсами.
— У-а! — взвизгнул Никитка, голова которого дёрнулась.
А мышь едва не выскочила из рук. Данила покрепче сжал её.
— Ляля…
— Это город! — Ляля не обернулась. — В городе у меня не очень выходит! Но сейчас на трассу выйдем и ка-а-ак…
— Может, не надо «как»? — Лёшка вцепился в сиденье.
— Скоренько домчу! Оглянуться не успеете, как…
— Ты глаза закрой, — Никитка сам последовал своему совету. — Тогда не так страшно…
— Хороший совет…
— … завести документы на каждую отдельную особь, включая медицинскую карту, в которой будут проставляться отметки о пройденных осмотрах и особенностях здоровья… — Васин голос, повествующий то ли о хорошей жизни рабов в демонических мирах, то ли о плохой — рабовладельцев, убаюкивал.
