Дежурный жандарм высунулся из караулки на углу, проводил фонарщика взглядом, плюнул, и не стал его трогать.
— Приехали, ваше сиятельство! Жестянка!
Фигаро порылся в карманах и дал извозчику серебряную монету.
— Сдачи не надо.
— Спасибо, добрый господин! — извозчик просиял. — Вам к алхимику надыть?
— Знаете, где он живет?
— Знаю, конечно, как не знать, — закивал извозчик. — Пройдете во-о-он до того красного дома, свернете в переулок, где, значится, дорога под уклон, и прямо пойдете, аккурат до перекрестка. Там как раз будет лавка алхимика евойного, он там и живет.
— Благодарю. — Фигаро спрыгнул в утоптанный снег и потянулся за саквояжем. — Он что, живет в лавке?
— Дык весь дом выкупил, супостат! Первый этаж у него — лавка, а во втором он живет, значить.
— Какой, однако, зажиточный алхимик… Ну, бывай.
Извозчик помахал рукой и сани, сорвавшись с места, унеслись во тьму.
Башенные часы глухо пробили половину второго ночи. Фигаро вздохнул и помотал головой. Хмель понемногу отпускал, а вместе с этим возвращались старые сомнения.
Что он тут делает в таком часу?
— Ну нет, — зло процедил следователь. — Взялся за гуж…
Переулок больше напоминал ледяную горку. Дорожки, правда, уже успели посыпать песком, но следователь все равно пару раз чуть не шлепнулся, ругаясь и выписывая ногами кренделя. Было непонятно, как местные жители обходятся без травм, несовместимых с жизнью — телега или сани по этой дороге точно бы не проехали.
Дом алхимика он нашел быстро. Это был аккуратный домик в два этажа: кирпичные стены, выкрашенные в бледно-розовый цвет, резные ставни на окнах и новая оранжевая черепица на крыше — видимо, алхимик, действительно, не бедствовал. Над обитой клепаной сталью дверью висела аккуратная вывеска: «Альберт Сальдо, алхимик — мастер. Открыто каждый день, с полудня до девяти вечера».
Фигаро дернул за толстый красный шнур, и где-то в доме раздалось мелодичное треньканье колокольчика. Следователь немного подождал и снова позвонил. Колокольчик надрывался, однако дверь открывать никто не спешил. Тогда Фигаро принялся барабанить в дверь кулаком.
— Эй, Сальдо! Открывай! Я знаю, что ты дома!
За дверью послышалась возня, а затем скрипучий старческий голос пискнул:
— Не открою!
— А я тебе говорю — открывай, скотина ты эдакая!
— Фигаро, это Вы? Идите домой, я занят!
— Никуда я не пойду! Нам надо поговорить!
— Вот завтра утром и поговорим! С полудня до девяти… Пшел прочь, а то жандармов позову!
— Ну и зови, — зло рассмеялся следователь. — Винсент Смайл будет очень рад меня видеть. Это мой старый друг, так что он мне еще поможет вытащить тебя из твоей норы, старый прохвост!
— Чего Вам надо? — в голосе за дверью послышались нотки сомнения.
— Мне нужна твоя помощь! Сейчас, понимаешь?!
За дверью помолчали. Затем что-то щелкнуло, и послышался тяжелый вздох.
— Входите, Фигаро. Только ноги вытирайте.
…Первый этаж дома Альберта Сальдо, как и сказал извозчик, был переделан в алхимическую лавку. Судя по запаху, лаборатория располагалась тут же, в подвале. За дверями, кутаясь в теплый темно-синий халат, стоял сам алхимик, держа в руке подсвечник с единственной горящей свечой.
Альберт ничуть не изменился с того времени, когда Фигаро видел его в последний раз. Разве что козлиная бороденка алхимика стала больше похожа на облезлый беличий хвост, да вокруг рта прибавилось морщин. Маленькие глазки Сальдо смотрели внимательно и зло, а обложенный язык то и дело высовывался изо рта, делая старикашку похожим на дряхлую, но все еще опасную ядовитую змею. Остатки седых волос алхимика прикрывал пижамный колпак, напоминавший давно не стираный носок.
— Здрасьте, Фигаро, — проскрипел Сальдо. — Каким ветром Вас занесло в наши края? Я даже не знал, что Вы в городе.
— В вашем чудесном городишке меня задержала погода. Прелестная погода, не правда ли? Скажите, Сальдо, Вы любите лыжи? А кататься с горки на санках? Нет?
— Не паясничайте! — взвизгнул алхимик, выходя из себя. — Вы заявились ко мне в самый глухой час ночи, практически вломились ко мне в дом, а теперь еще и…
— Да ну-у-у?! Имею полное право паясничать и вообще делать, все, что пожелаю! — теперь злиться начал Фигаро. — А как прикажете разговаривать с человеком, который выставил меня посмешищем перед всем Департаментом?!
— Вы, я так понимаю, имеете в виду ту историю с привидением? — Сальдо поджал губы.
— «Историю»?! Вы превратили официальное расследование в балаган! И вышли сухим из воды, хотя были виновны по четырем статьям Другого Кодекса! Вы…
— Виновен?! — алхимик забрызгал слюной. — И Вы еще смеете в чем-то меня обвинять?! Вы уничтожили мою работу, на которую я потратил два года жизни! Вы варвар и вандал!
— А если бы кто-то не прятался в подвале от налоговых инспекторов и регистрировал свои делишки в Инквизиции, никакого «дела» не было бы вообще! Ваше привидение…
— Было абсолютно безвредно! А Вы его уничтожили! И при этом переломали мне кучу ценного оборудования!! Вы хоть знаете, сколько сейчас стоит хорошая ректификационная колонна?!
— Да мне плевать! Вы накатали на меня кляузу в Департамент, воспользовавшись своими старыми связями в Коллегии! Думаете, я не знаю, что именно Вы лечили Председателя Марлоу от мужской слабости?! Этот старый импотент…
— …поступил по законам чести! А Вы… А Вы…
Они начали орать друг на друга, размахивая руками и выкрикивая взаимные оскорбления. Фигаро покраснел и плевался; Сальдо тряс бородкой и изрыгал ругательства, достойные потомственного сапожника. В лавке сразу сделалось тесно и душно, оскорбления и ругань становились все менее изощренными — дело явно двигалось к неизбежному членовредительству.
Наконец, когда следователь уже был готов схватить алхимика за грудки, тот внезапно заткнулся, покраснев как перезрелый помидор. Сальдо сипло втянул воздух и разразился кашлем и чиханием. Его согнуло пополам, и алхимик принялся громогласно сморкаться и перхать, мотая головой, как заводное огородное пугало.
Фигаро глубоко вздохнул, восстанавливая душевное равновесие, и принялся терпеливо ждать. «Алхимическая сухотка», или, в просторечии, «насморк алхимиков» — болезнь профессиональная и, к сожалению, неизлечимая, а Сальдо явно страдал от нее не первый год. Тут уж ничего не поделаешь — последствия работы.
Дождавшись, когда алхимик перестанет чихать и сморкаться, Фигаро, скорчив страшную рожу, достал из кармана большой носовой платок и брезгливо протянул старикашке. Платок был мятый и несвежий, но Сальдо схватил его с явной благодарностью и тут же принялся трубно продувать нос.
Когда с гигиеническими процедурами было покончено (платок алхимик, скомкав, сунул себе в карман), Сальдо посмотрел на следователя покрасневшими глазами и проскрипел:
— Извиняйте, Фигаро. Что-то я разошелся.
— Простите, погорячился, — процедил тот сквозь зубы.
— Ладно, — Сальдо плотнее закутался в свой халат, втянув шею, отчего сразу стал похож на старого мокрого сыча, — проходите, что ли… — Он махнул рукой куда-то себе за спину и, отвернувшись, пошел вдоль прилавков, шаркая тапочками. Фигаро, тяжело вздохнув, поплелся следом.
Мельком он заметил, что в стеклянных витринах нет ничего, кроме склянок с йодом, зеленкой и микстурой от кашля. В то же время следователь был готов отдать голову на отсечение, что ассортимент, скрытый в потайных ящичках под прилавком гораздо внушительней. Старый прохвост Сальдо, похоже, ничуть не изменился, продолжая всячески уклоняться от уплаты налогов.
Алхимик привел Фигаро в тесный закуток, втиснутый между центральной витриной и окном, где стояла пара потертых диванчиков — очевидно, здесь посетители могли подождать особо срочный заказ — и уселся на один из них, жестом приглашая следователя занять место напротив. Фигаро присел и тут же достал из кармана трубку. Сальдо поморщился, но лишь кивнул:
