"Фантастика 2025-113". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Троян Михаил

Саид привел меня в третью палатку после госпиталя. Это была очень большая палатка, на алюминиевом каркасе, условно разделенная марлевой тканью защитного цвета на рабочую, обеденную и спальную зоны. В конце спальной зоны был тамбур — это оказалась душевая. Еще один тамбур был слева, но он не сообщался с основной палаткой. Это был биотуалет, где меняли емкости раз в три дня. Сама палатка была рассчитана на двенадцать спальных мест, хотя, на мой взгляд, пространство в спальной зоне хватило бы еще на десять мест. В обеденной зоне стоял обеденный стол со стульями в количестве двенадцати, средних размеров холодильник, двухконфорочная печь с газовым баллоном на семьдесят литров газового топлива. Два сборных шкафчика из металлических конструкций выполняли роль кухонной стенки. Еще несколько стеллажей являлись шкафами для хранения документации, которой здесь было с избытком: она пачками лежала на маленьком столике, а несколько стопок, перетянутых веревкой, просто валялось на полу. Рядом с палаткой находился электрический столб, изолированные провода с которого входили через небольшое отверстие внутрь палатки. Дальше начиналась паутина переносок и розеток.

Все это я увидел сам, а необходимые комментарии мне дал Саид. Саид же представил меня женщинам, находившимся в палатке. На настоящий момент их было семь. Две француженки, худые, с нечёсаными грязными волосами лет тридцати-сорока. Младшую звали Амели, старшую — Жаннет. Еще три англичанки и две американки. Их имена я их не запомнил, решив отложить это на потом. Все три англичанки были медицинскими сестрами, а американки — из мормонской секты, решившие послужить богу в далекой и жаркой Иордании.

Все семеро моих сожительниц были невзрачными, и поэтому, вероятно, разглядывали меня со всех сторон, так как на их фоне я смотрелся круче Моники Беллуччи. Еще в этой палатке жили две сирийские девушки, но в данный момент их не было. На плохом английском, выразив радость от знакомства, я извинился и, кое-как разместив свои вещи в небольшой индивидуальной тумбочке, пошел в душ.

От меня не ускользнула фраза, сказанная одной из них, не могу сказать, кем именно, но значение которой я хорошо знал. «Сrazy russian», говорите вы? Окей, вы даже не представляете, насколько я могу быть крейзи, думал я, стоя под теплыми струйками воды. Дайте мне только освоиться, тогда и посмотрим, кто из нас «крейзи», а кто кузькина мать.

Глава 14

Лагерные радости и проблемы

Я уже третий месяц проживал в лагере Заатари, за это время успел сдружиться с некоторыми его обитателями, а с другими держал вооруженный нейтралитет. На третий день моего пребывания здесь случилось то, что было неизбежно: у меня начались месячные, которых все это время я ждал с опасением. Помню, как раньше немного снисходительно смотрел на своих девушек, которые в «эти дни» вели себя нервозно и плаксиво: подумаешь, болит живот, вот зубная боль — это, реально, жесть.

Отрезвление и понимание, что я был в корне неправ, пришло в первый же день. Сочувствие ко всем девушкам разом и отсутствие радости жизни — во второй. Безразличие и желание сдохнуть — на третий. Философский спор между мужчинами и женщинами, что труднее, бриться каждый день или месячные и роды, окончательно и бесповоротно был решен в пользу последних. Никакое месячное бритье каждый день не сравнится по тяжести с одним днем из месячных. Это даже не подлежит обсуждению!

Три дня я промучался, валяясь в кровати, даже болеутоляющие таблетки, данные мне англичанкой Гвинет, не помогли сколь-либо существенно. Мне очень помогла дружеская поддержка Аиши, той самой сирийки, одной из двух сестер, которой не было в момент моего заселения в палатку. Ее сестра Селима, которая также жила с нами, была секретарем господина Труассо, той самой арабкой в брючном костюме, что я видел в день приезда. Сам господин Труассо навестил нас единожды, перекинулся парой слов с француженками на их языке. Будучи уроженцем Квебека, он не упускал момента показать свою франкоязычность. Сделал пару замечаний Сидни, одной из американок, и удалился, удостоив меня мимолетным взглядом.

Саид, мой верный сириец, практически каждый день приходил после окончания рабочего дня. Мы разговаривали по-русски, потом переходили на английский, а в конце учили пару фраз на арабском, чаще всего встречающиеся в быту. Результатом таких занятий стало то, что на английском я мог довольно сносно объясняться. Единственной проблемой были склонения глаголов в разных временах, и это часто являлось объектом насмешек со стороны сакского большинства. Если наши занятия будут продолжаться в том же объеме, через пару месяцев английская грамматика выкинет белый флаг, в этом я не сомневался.

Но я брал реванш, когда, выйдя из душа, щеголял нагишом, доходя до своей кровати и намеренно долго одеваясь, сознательно принимая соблазнительные позы. В палатке не бывало мужчин и, чего уж, между нами, девочками стесняться, особенно если ты королева в деревне. Нет ничего болезненнее для женщины, чем осознание превосходства соперницы в красоте, такое интеллектом не прикроешь.

Я стал замечать, что стал терпимее к своей женской ипостаси и даже иногда мысленно разговаривал сам с собой с позиции женщины, типа «я подумала, я решила». Видимо, постоянное нахождение в теле женщины и выработка женских гормонов начала влиять и на подсознание. Радовало то, что я на мужчин я смотрел, как и раньше: никакого сексуального желания в отношении них не возникало.

Спустя неделю после приезда в лагерь мне предложили работу: в мои обязанности входило обходить лагерь и собирать письменные жалобы беженцев. Меня это нисколько не тяготило, и даже разнообразило жизнь: утром после завтрака я начинал обход с первой линии, а беженцы, если у них были жалобы, уже ждали меня. Пройдя всю первую линию, я возвращался по второй, и потом все начиналось снова: третья, четвертая, пятая. Всего их было двадцать шесть. Каждая линия палаток уходила вглубь лагеря на шестьсот метров, и у меня уходило около трех часов на полный обход.

Была еще часть палаток, установленных беспорядочно и хаотично в самой дальней части лагеря, где жили относительно неблагонадежные беженцы. Так, по крайней мере, это место мне охарактеризовал Саид, прося не ходить туда, и я соблюдал данные мне инструкции, обходя маргиналов стороной. Собранные жалобы я передавал Сидни, американке, которая вместе с Салимой сортировала их по языковому признаку и относила в директорат.

Результатом почти трехчасовой прогулки каждый день, кроме субботы и воскресенья, стало то, что похудел на три килограмма, и заметно улучшил мышечный корсет ног и попы. Если фигура и раньше была почти совершенной, сейчас ушли лишние килограммы, тело стало по спортивному подтянутым. За мою работу Синди выбила в директорате оплату. Не знаю, на каких условиях она договорилась и сколько получала на руки, но мне отсчитывала каждую пятницу по пятьдесят долларов за неделю. Думаю, что получала она куда больше, но меня это мало волновало, у меня были практически нетронуты мои шесть тысяч триста долларов и почти семьсот иорданских динаров.

Первую ночь в лагере я спал беспокойно, положив деньги под подушку и просыпаясь при каждом шорохе. Утром, найдя Саида, поделился своими опасениями, которые были абсолютно беспочвенными: если среди беженцев и были факты воровства, то ничего из вещей администрации не пропало за многие годы. В любом случае, Саид решил мою проблему, отведя меня в администрацию, где в одной из комнат стоял огромный железный ящик-сейф, разделенный на секции, с персональным кодовым замком на каждом ящичке. Мне выделили один. Я поставил код дня рождения мамы и стал обладателем банковской ячейки. Триста динаров я оставил у себя для необходимых трат. Хотя впоследствии выдаваемой зарплаты с лихвой хватало на повседневные нужны, а через два месяца мне пришлось отнести в свой «банк» излишек денег.

Питание в лагере было бесплатное, деньги шли лишь на предметы гигиены и бытовые мелочи. За прошедшие два месяца я неплохо научился женским хитростям: маникюр, педикюр… Первое время получалось плохо, я нервничал, проклинал всех на свете и вскакивал с места, не в силах продолжать процедуру. Однако, остыв, возвращался к начатому. Так, потихоньку, процесс моего погружения в женский мир успешно продвигался. Салима оказалась специалистом в области эпиляции и, хотя ее методика воском была варварской, я стойко переносил эти процедуры, понимая, что красота требует жертв.