Кто о чем — скоропомощники всегда о работе.
— Да ничего я не придумывал. И так всё на поверхности лежало, надо было только в кучу собрать. Спинка, которую можно поднять, рукояти и поручни... Потом не забывай, что я и сам был лежачим десять лет назад.
— В скорой прямо нереальные слухи об этом ходят. Это правда, что ты спал головой вниз на снятой с петель двери?
Моровский закурил, выпустил вверх несколько табачных колец. Пижон...
— Правда.
— А еще помню твои слова, что стажировку в «Русской больнице» будут за честь считать. Ведь меньше пяти лет как открылись, и уже очередь на два года вперед расписана!
— Чуть больше полутора. Но ты же расширился тоже. Смогли выбить из чинуш деньги на автомобили. Смотришь, доведете среднее время прибытия до пятнадцати минут. Обойдете швейцарцев!
— Вряд ли обойдем. У них городки маленькие, движения почти нет... Зато у нас на каждой подстанции открыли травмпункт с кабинетом икс-лучей!
— ПШ! ААА!
Взаимное восхваление и хвастовство прервал вопль одного из служащих. В парке сверкнуло, я перегнулся через парапет, посмотреть, что случилось. Судя по всему, в слугу выстрелил несработавший фейерверк. Народ вновь высыпал из дворца посмотреть на продолжение фейерверка.
Раздались непременные дамские вскрики, слава богу, без падения в обморок. Сколько боролся с темой корсетов, писал статьи в медицинские журналы — все без толку. Двинуть же прогресс в области женского нижнего белья пытался аж два раза. По эскизам мне базельская модистка сшила дамский бюстгальтер. Послал образец самому известному в мире дизайнеру-модельеру — Гастону Уорт, совладельцу французского дома моды House of Worth. И что же вы думали? Получил гневную отповедь, что подобную похабщину невозможно предложить приличным дамам. Вот прямо так и было написано в письме. Попытался еще с одним домом моды — Chambre Syndicale de la Haute Couture. Эти вообще не ответили.
Тем временем вокруг пострадавшего начала собираться небольшая толпа.
— Пойдем, Вацлав, посмотрим, к чему приводит несоблюдение техники безопасности.
Что тут идти? Десять метров до служебной лестницы, два этажа вниз, и полсотни шагов до места происшествия. Как всегда — на парочку оказывающих помощь три десятка зевак и советчиков. А как же, количество врачей на единицу собравшихся превышает средний показатель очень сильно, и не все еще понимают, что лучшая помощь в таких ситуациях — не мешать.
Протиснулся между зрителями, и слегка офонарел. Да уж, тут и самому хочется совет дать. Жаль, дамы присутствуют. Несгоревший заряд пробил пострадавшему глаз и продолжал тлеть, выпуская в воздух едкий запах пороха в смеси с горелой плотью. Зрелище было не для слабонервных. Прямо горящий глаз железного Арни в роли Терминатора. Разумеется, из первой части.
— Всем отойти! — резко скомандовал я. — Немедленно!
Голос начальника у нормального подчиненного вызывает только один рефлекс: быстро свалить. Лучше бегом
Помогальщики обходились пока подручными средствами. Больница рядом, за забором, но пока оттуда прибегут... Просчет, конечно, но сейчас не до самобичевания. Ладно, сейчас кто-нибудь принесет аптечку, а пока надо минимизировать ущерб.
Судя по состоянию глазницы, спасать там нечего, осталось провести обработку и ушить рану, предварительно выведя дренаж. Что там собрался делать Моровский, наверное, он и сам не ответил бы, но рванул к раненому и зачем-то схватил его голову. Не судорожный припадок, на кой ляд ее держать? Но что же эта дрянь никак дымить не перестанет? И сильнее тлеть начала! Все это под вой слуги, который лез руками к лицу.
— Воды! — крикнул я. — И морфия!
Поливать сверху — затея тухлая. А порошкового огнетушителя в окрестностях нет. Я достал из кармана платок — солидный, плотный, на случай, если придется вытирать руки или даже половину тела. Осмотрелся в поисках какой-нибудь жидкости.
Вот бокал с шампанским в руках у гостьи. Плевать, не до тонкостей. Подбежал к ней, выхватил бокал и щедро смочил платок.
— Герр фюрст... — начала она, но я ее перебил:
— Извините, придется взять другой бокал.
Вернулся к пострадавшему и аккуратно положил пропитанный шампанским платок на тлеющий заряд. Шипение, слабый дымок — и, наконец, этот чертов остаток прекратил коптить.
И, как по заказу — аптечку принесли, сделали укол, чтобы слуга не орал белугой. Тут же раздался вой сирен, примчалась скорая. Я посмотрел на часы. Да, трудно будет Моровскому побить рекорды Базеля. А вон уже и санитары с носилками бегут. Можно и в сторону отойти, помыть руки от липкого вина. И тут я столкнулся взглядом с Агнесс. Она ничего не сказала, резко развернулась и ушла в дом.
***
Тогда, в девяносто седьмом, операцию Йоханн провел успешно. Ну, в том смысле, что я ее пережил. В остальном положительной динамики не наблюдалось. Я и сам понимал, даже отравленным токсинами мозгом, что без антибиотиков меня ждет единственный исход — некрологи и скорое забвение. Ну напишут в учебниках по хирургии, в главе, посвященной истории вопроса, так кто эту главу читает? Перед экзаменами студенты пролистают разве. Возможно, повесят мемориальную доску в Москве. И «скорую» назовут моим именем. Однако это слабое утешение, когда сам идешь ко дну. Впрочем, и с лекарствами, да помощнее нашего пенициллина, прогноз — так себе.
Капали мне в вену растворы почти беспрерывно, кровь переливали. Состояние было, мягко говоря, на грани. Если судить по классификации мастера похоронных дел Безенчука, то для железнодорожного начальства я уже давно должен был бы дуба дать, а для мелкой сошки — гикнуться. Но вот вопрос — что там у мастеров по части профессоров? Может, у них это называется «сыграть в ящик» с соответствующими фанфарами? Или «приказать долго жить» — звучит хоть и мрачно, но солидно. И всё же, оставлю размышления о некрологах на потом — пока ещё не вечер, да и с этим проклятым абсцессом шансы есть.
Микулич меня как мог, поддерживал. И не только медикаментозно. Он проводил в моей палате больше времени, чем, наверное, проводил с семьей дома. В промежутках между осмотрами и перевязками рассказывал о работе клиники, о каких-то удачных и провальных экспериментах, о студентах, которые ради него готовы были сидеть в библиотеке ночами.
— Ты не поверишь, — однажды начал он, развертывая очередную историю, — но наши механикусы на скорую руку собрали прототип аппарата искусственной вентиляции лёгких. Можно сказать, из подручных материалов. Отграничение объема гидрозапором, мех с электродвигателем.
— Ну и как успехи? — еле слышно спросил я, не в силах повернуть голову.
— Выжили, — хмыкнул Йоханн. — Это уже достижение, учитывая, что никто не подумал о взрывоопасности смеси эфира с кислородом. Теперь подлечим раненых с обожжёнными, и снова за работу.
Я ухмыльнулся, хотя и понимал, что силы, затраченные на разговор, лучше бы оставить для борьбы с инфекцией. Но легче становилось от того, что кто-то изо всех сил старается вырвать тебя из лап смерти.
Так прошло еще двое суток. Консилиумы собирали теперь утром и вечером, всякие изменения, даже самые мелкие, фиксировались в специальных таблицах, сводные результаты анализов выводились на грифельной доске, установленной у окна. Моровский задерживался. И не только он. Мне порой по-детски казалось, что будь здесь Агнесс, всё пошло бы намного лучше. Головой понимал, что нет, инфекция внутри меня продолжит пожирать остатки моей жизни вне зависимости от состава присутствующих, но сердцем...
— Она приедет, — вдруг сказал Йоханн, когда я в очередной раз повернул голову к открывшейся двери.
— Наверняка она из Базеля отправилась к отцу, я туда телеграмму не отправлял. Просто не знает.
Подробностей семейной размолвки я ему не озвучил, просто сказал, что вышла ссора. А как еще отвечать на вопрос, где моя жена? На богомолье отправилась? В такой ситуации она должна быть рядом. Ее отсутствия никто не поймет. И коль скоро я начал думать о посмертии, то надо прикрывать и Агнесс от возможных кривотолков, которые могут отравить ее жизнь надолго. Да и мою тоже.
