— Быть забастовкам, — предположил сидящий рядом со мной на диване дед.
— Кинут пролам кость, — кивнул я.
Какие тут нафиг революции? Революция возможна только когда жрать нечего.
Еще интересное:
— Меня даже пригласили на свадьбу. Илья, Юля, привет! — помахал Джон в камеру.
— Вам не приходило в голову, что это — инсценировка КГБ? — спросил ведущий.
— Судя по тому дерьму, которое британцам льет в уши BBC, в России нет никого, кто не работал бы на КГБ! — фыркнул Леннон. — Знаешь, что самое удивительное в русских, Рональд?
— Что? — без особого энтузиазма спросил ведущий.
— Через несколько минут они забывают, кто перед ними — суперзвезда, посол или кто-то из их верхушки, и общаются так, словно все выросли в одном районе! Когда на свадьбе я забылся и потрогал девушку одного из русских, он сразу же мне врезал, и ему было совершенно плевать на последствия!
— К вам применяли насилие, Джон? — оживился ведущий.
— И я применял его в ответ, — гоготнул Леннон. — Точно так же, как делал это в молодости. Может ты не знаешь, Рональд, но, когда во время пьянки в пабе кто-то тебя бьет, ты просто бьешь его в ответ, а потом вы вместе продолжаете весело проводить время. В тот момент я испытал просто потрясающее чувство ностальгии.
Про меня тоже было:
— Сергей — самый странный человек из всех, кого я знаю. С его беспрецедентными возможностями он мог бы делать все, что угодно, но он предпочитает жить в маленькой квартире на окраине России — в тамошних лесах даже не медведи водятся, а настоящие тигры! — а все заработанные творчеством деньги вкладывает в студийное оборудование, строительство мест для отдыха детей и жилых домов.
— И немножко в производство! — добавил я.
— «Немножко»! — гоготнул дед.
— Однако почему-то не все русские звезды делают так же, — заметил ведущий. — Например, виртуоз-виолончелист Ростропович предпочитает жить в Париже.
— Сергея это смешит, — кивнул Леннон. — Он рассказал мне о такой штуке, как «карго-культ». Это… — Джон объяснил значение термина. — Когда-то, во времена Российской Империи, русская знать предпочитала жить за границей, возвращаясь домой только за деньгами, и нынешние русские звезды им подражают.
Так этих гастарбайтеров, Джон!
— Да, я был далеко на Севере. Настолько далеко, что добираться туда пришлось на лодке и оленьей упряжке. Сидя у костра посреди тундры под северным сиянием, я испытал такой покой, который не способны подарить даже индийские места силы. Там — настоящее безвременье, и весь остальной мир со всеми его проблемами словно исчезает. Меня приняли в свое племя якуты — одни из представителей малых народов, населяющих Север России. Часть из них живет в городах, ничем не отличаясь от русских, а те, кто остался в тундре, пасут оленей. Принявшее меня племя, например, владеет огромным стадом. Это — чертовски выгодный бизнес, Рональд: мне показывали выписку с банковского счета, на нем было четыре с половиной миллиона. И с такими деньгами они живут так же, как их предки много веков назад, а государство совсем не стремится поступать с ними так же, как мы обошлись с индейцами. О якутах пишут книги, поют песни, рассказывают об их культуре в музеях и выделяют деньги из бюджета на изучение и сохранение их истории и культуры.
— Нет, лично познакомиться с мистером Андроповым мне не удалось, но я ведь простой музыкант, а он — Генеральный секретарь, что-то вроде президента.
— Не по рангу! — согласился я.
— Может потом, если на Орден Дружбы наработает, — предположил дед.
И, конечно, про Йоко и Амаану.
— Я считал, что Йоко любит меня таким, какой я есть, но она просто использовала меня, чтобы прославиться, манипулировала и угрожала убить себя! Она и сейчас это делает, но мое решение развестись не изменится. Больше всего я корю себя за то, что послушал ее и перестал видеться с сыном. Малыш, если ты видишь это, прости меня — папа был ужасным дураком, и я клянусь наверстать все упущенное время с тобой.
— Амаана — необыкновенная, — на лице Леннона появилась мечтательная улыбка. — Возможно впервые в своей жизни я встретил женщину, которая не играла со мной в «горячо-холодно», вместо этого испытывая мою силу духа. Когда мы ехали к ее племени, нам пришлось заночевать в снежной норе. Я понимаю, о чем все подумали, — хохотнул. — Но греть друг друга теплом тел нам не пришлось — она выросла в тундре и умеет выживать в самых жутких условиях, поэтому развела костер и при помощи ловушки поймала зайца. Раньше я никогда не видел, как красивая женщина одним движением сдирает шкуру с животного, и именно тогда понял, что по-настоящему влюбился.
— Вас привлекла жестокость? — попытался зацепиться ведущий.
— Меня привлекло отсутствие страха запачкать руки и испортить маникюр! — хохотнул Леннон.
— Самый опасный момент, — прокомментировал дед. — Не ночевка в поле, а промежуток между отъездом нашего «жука» и следующей встречей в Монте-Карло. Будь дело в гормонах, Леннон бы пришел в себя и открестился от Амааны. Хорошо, что она настолько крепко запала ему в душу. Майора дадим после свадьбы.
Через пару дней после показа интервью Англия натурально встала — заводы, шахты, доки погрузились в забастовки и требовали повышения зарплат. Само собой, не обошлось без стычек с полицией и банальных грабежей. Разгромили три полицейских участка, вызволяя своих задержанных товарищей, а работа Парламента оказалась парализованной — протестующие тупо заблокировали здание. Находящийся в должности меньше года премьер Эдвард Хит, само собой, обвинял коварную Советскую агентуру и призывал протестующих разойтись дальше пахать за гроши во славу Британской Короны. Ждем развития ситуации, а пока возвращаемся в милый сердцу Хрущевск, к не менее милым делам.
* * *
Сидя за столом в ресторане азиатской кухни, Андрей Андреевич Вознесенский заканчивал читать свежее, написанное в Хрущевске, стихотворение:
— Прости ему. Он до гроба
Одиночеством окружен.
Пошли ему, Бог, второго —
Такого, как я и как он.
— Круто! — оценил я. — Как назовете?
— «Песня Акына», — ответил он.
— Это хорошо, дружбонародно, — покивал я и спросил. — А вам нравится в телевизор ходить?
— А кому не нравится? — хохотнул Андрей Андреевич.
— Приглашаю вас на «Парный прогон» тогда, — улыбнулся я. — Поаукаемся через степь немножко.
— Поаукаемся, — кивнул он и спросил. — Может мне тоже стихи на музыку начать читать попробовать?
— Это не «чтение», а «читка», — поправил я. — Симбиоз чтения и пения. Нужно попадать в ноты и выстраивать как бы речевой поток. Можем попробовать, у вас, я слышал, очень хороший слух, а это половина дела.
Рэп-альбом Вознесенского, ну не ржака ли?
— Я вам бобину с мелодиями дам — у меня много. Называется «биты́», текст нужно писать так, чтобы слоги попадали в такт. Лучше всего подходят куплеты в 12, 16 или 20 строчек. Стандарт строчки — половина такта размерности четыре четверти. Но творчество под стандарт подгонять необязательно, можно и повыпендриваться — лишь бы на бит хорошо ложилось и речевой поток был гладенький: этому способствуют полисиллабические рифмы — у вас они получаются замечательно.
Поэт важно кивнул — любят они похвалу, тем более — заслуженную.
— Но это — после того как с оперой разберемся. Мы, как ни крути, наследники Мусоргского и Чайковского, должны хотя бы пытаться соответствовать. Я вашему предложению очень рад — сейчас «хип-хоп», так я назвал этот музыкальный жанр, практически моя монополия. В США пожаром лесным вспыхнул — мне пленки кустарные присылают, неграм очень нравится, они ритм, метафорически говоря, генетически чувствуют.
— Я уже начал, товарищи со студии твою мелодию наиграли, — порадовал Вознесенский новостью. — Романс, настоящий шлягер будет.
— Сейчас на студию поедем, — пообещал я. — Продемонстрируете и сразу передачу заснимем. Извините, позвоню пойду — надо зрителей собрать.
Выбравшись из-за стола, позвонил на студию. Комсомол обещали собрать через два часа — нормально, как раз успеем.
