— Ничего себе у тебя память! — восхитился он. — В прошлом году дело было, а ты до сих пор помнишь.
Тут к шахтерам подошел дед, помешав развить диалог, а я задумчиво посмотрел на усатого. А ведь прямо подходит! Профессионального актера с нужной мне фактурой в стране нет, а подтягивать зарубежных я не хочу. Вот этот товарищ подойдет идеально — у него очень правильная, отдающая социопатией рожа и предельно шахтерское телосложение. Дело осталось за малым — уговорить на радикальную смену жизненного уклада и в течение пары лет «прокачать» на актерских курсах повышенной интенсивности. Здесь может возникнуть проблема — на исполнителе главной роли будет держаться весь фильм, и товарищ может банально не потянуть. Ладно, найду еще троих, чтобы потом выбрать лучшего.
Дед немного поговорил на камеры с шахтерами, вручил им медали «за трудовое отличие», телевизионщики отправились немного поснимать глубины шахты, а Андропов поговорил с народом уже без камер, что заставило директора понервничать — вопросы задавались в основном о его компетентности. Вывод — Иван Матвеевич хороший мужик и профессионал, никаких претензий у персонала к нему нет. Когда мы засобирались обратно в клеть, я подошел к усатому:
— Извините, а как вас зовут?
— Матвей Федорович Грудинин, — ответил он.
— Матвей Федорович, хотите в кино сняться? — спросил я.
— Тю-ю, кто ж не хочет! — не подвел он и выразил сомнение. — Но я же не актер, я всю жизнь в шахте. А! — «догадался он». — Шахтера сыграть, киркой постучать на фоне?
— Нет, в главной роли, — покачал я головой. — У вас идеально подходящая внешность для фильма об американском нефтянике начала XX века. Да, вы не актер, но актерами никто не рождается. С шахты вам придется уволиться и переехать в Москву всей семьей. Зарплату вам сохраним нынешнюю, но придется без выходных и отпусков два года учиться играть в кино. Потом мы снимем фильм с вами в главной роли, а дальше как захотите: или дальше снимайтесь, или сюда возвращайтесь.
— А мужики? — посмотрел он на свою бригаду.
— Могу взять вас всей бригадой, — пожал я плечами. — У вас по сценарию она все равно будет. Но вам, товарищ, — повернулся к упитанному шахтеру. — Придется посидеть на диете — в те времена шахтеры жили впроголодь и вкалывали четырнадцать часов в день.
Народ грохнул:
— А я тебе говорил, Виталя, что скоро рожа в забой не пролезет!
— А вам, товарищ, — обратился к другому. — Наоборот — придется набрать килограммов пятнадцать, будете играть бухгалтера Матвея Федоровича.
— Юрий Владимирович! — вклинился жалобный голос директора шахты. — Это же лучшая бригада! Да они стабильно полтора плана дают! Ни одной поломки за два года! Ни одного ЧП!
— Искусство требует жертв, Иван Матвеевич, — философски ответил дед. — Если без одной бригады шахта не тянет вполне щадящий план, значит работа на ней поставлена плохо. У вас же не такая шахта?
— Конечно нет! — поспешил заверить его директор. — Жалко просто.
— А вы не жалейте, Иван Матвеевич, — улыбнулся ему Андропов. — Радоваться за товарищей нужно — не на расстрел идут, а в кино сниматься, вся страна их увидит. У вас сейчас смена, товарищи? — спросил он шахтеров.
— У нас выходной, — ответил бригадир.
— Идемте тогда, — велел дед, мы погрузились в клеть и отравились на поверхность.
Позвонив из здания конторы, договорился за дальнейшую судьбу товарищей, временно с ними попрощался, и мы с дедом погрузились в вертолет, который отвез нас в Магадан.
Глава 14
Дед таскал меня за собой еще неделю, и я невольно начал задумываться — а так ли много у Генерального секретаря работы, если мы, в целом, нифига полезного за это время не сделали? Да, Андропов временами звонил в Москву, по утрам разбирал доставленные фельдъегерями отчеты, ставил на них печати…
— Смотри, эта — официальная, ставлю после подписания приказов, рекомендаций и прочего, — сидящий за столом в майке и трусах в цветочек деда Юра оставил на чистом листе оттиск. — Эта — для входящих документов. Смотри — «в архив». Третья — для документов, которые нужно отправить кому-то еще: «для направления». Четвертая — моя любимая, — ухмыльнулся и оставил оттиск: «Читал. Ю. Андропов».
— А народ потом гадай, что ты после чтения подумал! — заржал я.
— Правильно! — заржал и дед.
В целом неделя получилась замечательная: столько времени рядом с Андроповым я не проводил никогда и многому научился. Надеюсь, что он тоже что-нибудь полезное для себя извлек. Много говорили о Родине и мире, об истории, о сущности врага, обсуждали «текучку». Словом — эту неделю дедушка Юра подготовил специально для того, чтобы я немного посмотрел на его работу «изнутри». Понял, принял, стал лучше. Спасибо, товарищ Генеральный секретарь! И никакой иронии — я же, блин, получивший читы прол, и всё это «биг полиси» видел только издалека. Читай — наблюдал показываемый податному населению театр. Что тут сказать? В целом примерно так я себе «кухню» и представлял, только, кроме этого, приходится иногда заседать с Политбюро, проводить чудовищно нудные съезды и встречаться с иностранными коллегами. Так-то последнее я уже освоил на твердую пятерку — вон как мир перетряхнул, любо-дорого посмотреть! И моя теория о том, что Андропов передает мне Дальневосточные дела оказалась верной — во всех посещенных городах дед говорил начальникам то же, что и Михаилу Петровичу: я, мол, далеко, а внучек — вот он, к нему и обращайтесь. Работы прибавится, но я рад — у меня-то ограничителей почти никаких, а значит улучшать Родину в масштабах региона получится гораздо эффективнее.
Ну и разумеется я не забыл, что где-то там, в Хрущевске, сидит брошенный и никому ненужный Андрей Андреевич Вознесенский — позвонил ему из Магадана:
— Здравствуйте, Андрей Андреевич. Ради бога извините, что так получилось, я в Хрущевск через пять дней вернусь, дедушка, блин, вмешался, а я отказаться не могу — он мне уши надерет.
Выслушав мою «тараторку», поэт решил, что не обиделся:
— Доброе утро, Сергей. Ничего, я понимаю.
— Вас встретили? Разместили? Абонемент в рестораны выдали? — спросил я.
— Встретили. Разместили. Выдали, — по порядку ответил он.
«Абонемент» — это право на кормежку за счет заведения.
— Отлично! — порадовался я.
— С кем разговариваешь? — нарочито громко, чтобы слышал собеседник, спросил Андропов.
— С Андреем Андреевичем Вознесенским, — ответил я. — Поэтом.
— Знаю, что с поэтом, — громко «пробурчал» дед. — Вознесенский у нас такой один.
— Какой «такой»? — с любопытством спросил Андрей Андреевич.
У него весь страх выгорел еще когда товарищ Хрущев его за границу выгнать грозился, лично и при свидетелях.
— А тебе его стихи нравятся? — перевел я для Андропова.
— Нравятся, — подтвердил он.
— В позитивном смысле «такой», — перевел и для Вознесенского. — Бежать пора. Еще раз извините, что так вышло.
— Ты же не нарочно! — совсем другим тоном успокоил меня Андрей Андреевич и повесил трубку.
Еще по телеку показали сорокаминутное интервью с Ленноном за авторством канала BBC — нам его у них покупать пришлось, благо не дорого и того стоило, потому что я вообще не представляю, почему его в принципе пропустили в эфир. Жара пошла с самого начала:
— Сегодня в нашей студии вернувшийся из долгой поездки по Советскому Союзу Джон Уинстон Оно Леннон, — представил комфортно развалившегося в кресле гостя ведущий. — Добрый день, мистер Леннон.
Пожимая руку ведущему, певец сразу же «набросил»:
— Добрый день, Рональд. Скажи — почему BBC врет, рассказывая ужасы про русских?
Дальше было еще веселее:
— Британский шахтер со своей зарплатой в сто двадцать фунтов стерлингов может себе позволить 480 пинт пива. Русский шахтер, получая минимум пятьсот рублей, может себе позволить 5000 стандартных кружек пива — русские пользуются литрами, в одной кружке — половина литра. Это больше четырех тысяч пинт! И в это время нашим шахтерам рассказывают о том, насколько русские — нищие!
