Последний аргумент действует — стыдно сказать, но элегантное платье, купленное к собственной свадьбе, Оля так ни разу и не надела. Не очень-то у нас насыщенная светская жизнь, что уж там.
Катюха со свадьбой мелочиться не стала — сняла банкетный зал в центре, заказала элитный кейтеринг, даже карточками для рассадки гостей озаботилась. Все как в лучших домах Европы! Мои сотрудники — каждый приодет в меру своих представлений о прекрасном —чередуются с ребятами из автосервиса, которым управляет жених. Работяги все на серьезных щах, в отглаженных рубашках… надо будет свалить раньше, чем они упьются и пойдут вразнос.
По счастью, нет никакого тамады с кринжовыми конкурсами — жених с невестой ведут свадьбу сами. Смотреть на них приятно, они все время улыбаются друг другу и часто берутся за руки — очень гармоничная пара. Начинаются поздравления и тосты. Все более или менее непринужденно изрекают подобающие случаю банальности. Что-то мало-мальски оригинальное говорит, пожалуй, одна только Нина Львовна:
— Я хочу вам пожелать, чтобы вы всегда друг друга уважали. Потому что брак — штука непростая. У всех пар бывают хорошие времена, а бывают сложные. Даже любовь иногда ослабевает. Но уважение друг к другу — это то, что вы должны сохранять всегда. Тогда вы переживете все ссоры и трудности.
Пожалуй, в этом есть резон — насколько мне известно, Нина Львовна счастлива в браке дольше… дольше, чем, к примеру, я сам вообще живу на свете.
Случайно или нет, но Марию посадили за дальний от меня стол — мне надо выкрутить шею, чтобы на нее взглянуть. И все равно успеваю отметить, что выглядит она неважно — как часто в последнее время. На ней безупречно сидящее коктейльное платье и грамотный макияж, который практически не виден на лице — но я же хорошо ее знаю и чувствую, что под этим всем скрываются утомление и нервозность.
Вообще не нравится мне Мария в последнее время. Она сильно похудела — не так, как стремятся похудеть все женщины, а каким-то нездоровым образом. По работе мы теперь общаемся даже больше, чем раньше — но у нас в кабинете, который я делю с Катей; это логично, ведь теперь ее фирма выступает как субподрядчик моей. Так, конечно, меньше соблазна, но и по душам не переговоришь… если это вообще уместно после всего.
Напротив нас Натаха — она всего месяц работает в моей конторе, но Катя и ее пригласила. Вот уж у кого вид самый цветущий — яркий макияж, лихая завивка, декольте чуть ли не до пупка… Сидящий рядом кругломордый усатый мужик млеет от такой красотищи — аж до меня доходит запах его свежего пота, пробивающийся через дешевый одеколон. Дяденька суетится, тянется через полстола за миской, роняет чей-то бокал и тараторит:
— Ой, я извиняюсь… Наташенька, поешьте этот салатик! И вот еще пирожки, эти с капустой, а те с печенкой. А от меня вот жена ушла, и знаете, я уже год такой вкуснятины не жрал…
Наталья недовольно дует губы и чуть отодвигается от него. Во мне вскипает ярость — какой-то хрен подкатывает к моей сестре! По привычке, отработанной с психотерапевтом, глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю и анализирую ситуацию: что такого, собственно, происходит? Если чуть подумать, ничего криминального — дядька рук не распускает, пыжится изо всех сил, чтобы Натаху развлечь. А что он для нее несколько, скажем так, простоват — это ее проблема, а не его, и тем более не моя…
На сцену, виляя бедрами, поднимается девица с саксофоном, деланно улыбается и начинает играть. В музыке я разбираюсь слабо, но слышу, что саксофонистка фальшивит и плохо держит ритм, да и репертуар у нее простенький, кабацкий практически. Тем не менее гости слушают как зачарованные, покачиваясь в такт музыке. На бодрых мелодиях все улыбаются, на лирических — просветляются лицами, а кабанчик-Виталя даже слезу пускает — вот уж от кого не ожидал… Ясно-понятно — у исполнительницы Дар. Быть свободным от Дара в такие моменты — все равно что оставаться единственным трезвенником на разухабистой вечеринке.
Смотрю на Олю — лицо у нее взволнованное и словно бы светится изнутри. Как же она красива в этом платье… краше была бы разве что без него. Мы не так давно знаем друг друга, но Оля стала своего рода фундаментом, основой моей жизни. Неужели я мог хотя бы допустить мысль, что потеряю ее? Она такая красивая…
Открывается дверь, и в зал боком входит сутулый мужчина лет тридцати в потертом пальто не по сезону. Запоздавший гость? Вид у него совершенно не праздничный — усталый и пыльный какой-то; да еще эти лохмы — не стильные длинные волосы, а просто неопрятно отросшая стрижка. Пришелец не смотрит ни на жениха с невестой, ни на гостей, а на одну только саксофонистку. Та, почувствовав его взгляд, перестает играть, отбрасывает инструмент, бежит к дверям и повисает у мужика на шее с воплем:
— Витя! Где тебя столько времени носило⁈ Я так скучала!
С тревогой оглядываюсь на Катюху — нужна ли ей чужая мелодрама на собственной свадьбе? Невесты обычно не любят, когда кто-то перетягивает на себя внимание в их особенный день. У буржуев есть даже злое словечко «брайдзилла» — от bride (невеста) и Годзиллы. Но Катя только улыбается — кажется, это внеплановое торжество любви ее не сердит, а трогает.
Кто-то догадывается, что от приглашенной саксофонистки толку больше не будет, и врубает медляк в колонке. Наиболее храбрые — или наименее трезвые — гости выбираются на танцпол.
Оля сама подбегает ко мне:
— Ну, чего стоишь, Саня? Давай танцевать!
Давно я не видел ее такой оживленной… И, кажется, мы ни разу не танцевали вместе. Я и не умею толком, но сейчас это совершенно неважно. Главное — видеть улыбку в глазах любимой женщины, чувствовать под тонкой тканью платья ее тело и глупо шутить, неважно о чем — все равно оба мы будем смеяться…
Отхожу за напитками и вижу среди танцующих парочек Натаху в объятиях ее соседа по столу; сеструха не выглядит смущенной или испуганной, напротив, улыбается и старательно не замечает, когда кавалер наступает ей на ногу… К столу с напитками подходит жених, следит за моим взглядом и поясняет:
— Это Валера, лучший наш механик. Золотые руки у мужика, и почти не пьет. Вот только… простоват несколько. Зато добрый, никому подлянок не кидает и если что — всегда рвется помогать.
Валера, смущаясь и путаясь, рассказывает Натахе анекдот про поручика Ржевского — даже относительно приличный:
— День рожденье, значит, у министра какого-то важного. Приходит Ржевский и несет унитаз. Все такие: «Фу-у-у, поручик!» А Ржевский им: «Министр же сам говорил, что российской экономике нужен хороший толчок!»
Анекдот так себе, но Натаха громко смеется, запрокинув голову. Что это на сестренку нашло? Она любит повторять, что не на помойке себя нашла и кавалеров ищет среди, как она говорит, мужчин состоявшихся — оттого и кукует в одиночестве уже который год. Может, она была бы счастлива с кем-то вроде этого Валеры, но никогда себе в этом не признается. Хотя сейчас, похоже, они неплохо поладили. Воистину, свадьба — удивительное дело, мощный вайб счастья новобрачных бьет прямо-таки по площадям… Люди вокруг оживлены, легко знакомятся, много смеются, а какая-то парочка вовсю целуется в углу… да не одна.
Возвращаюсь к Оле. Мы танцуем еще часа полтора, при каждой смене мелодии обещая друг другу, что эта будет последней, скоро поедем домой… В такси самозабвенно целуемся, словно сбежавшие с уроков подростки. Дома Оля смотрит на разложенные по столу учебники, закатывает глаза и решительным жестом сдвигает их в сторону. Ее голос становится слегка хриплым:
— Помоги-ка мне расстегнуть чертово платье…
И до самого утра никто из нас не думает ни об учебе, ни о работе, ни о возможной необходимости в любой момент подорваться спасать мир.
* * *
Только сейчас, когда Катя по случаю медового месяца взяла двухнедельный отпуск, я в полной мере осознал, насколько же она неоценимый работник. Без нее в конторе царит хаос, я разрываюсь между десятком дел одновременно. А сотрудники, наоборот, ходят расслабленные, и я не могу их толком застроить.
